История ислама. Т. 1, 2. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов в XVI веке - Август Мюллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но тут у Тура и Пуатье Карл Мартел со своими франками стал им поперек дороги. О ходе сражения до нас дошли лишь скудные и противоречивые известия. Во всяком случае, к концу битвы мусульмане понесли страшное поражение, завершившееся смертью Абдуррахмана; с обеих сторон, по-видимому, бились с величайшим упорством. Она имела значение мировое, хотя мгновенное смущение, охватившее было весь мусульманский Запад, продолжалось недолго. Возмущение христиан к северу от Эбро было ими подавлено, хотя, конечно, потребовало некоторого напряжения сил. Управлявший с 116 (734) г. в Испании Укба ибн Хаджжадж мог уже в этом же самом году, столковавшись с князьями Южной Франции, устрашенными возрастающим могуществом Карла Мартела, распространить мусульманское влияние снова по ту сторону Пиренеев до самого Лиона. Если же нередко высылаемые им подчиненные генералы и были разбиваемы начиная с 119 (737) г., все же Нарбонна оставалась долгое время во власти арабов. Вскоре, конечно, дальнейшие предприятия, направляемые обыкновенно из этой крепости, стали невозможны. Страшное восстание берберов, начавшееся в 123 (741) г., значительно повлияло на всю позднейшую историю мусульманского Запада и ослабило на долгие годы силы ислама не только во Франции, даже и в Испании. Таким образом, Пипин мог в 759 (142) г. отвоевать даже Нарбонну у сарацин. Еще более роковое время настало для ислама, когда зять и второй преемник Пелагия, Альфонс I, успел во время возникшей среди правоверных междоусобной войны не только соединить свое княжество басков с небольшими остатками христианской Астурии, но даже оттеснил далеко на юг берберов Северной Испании, очутившихся неожиданно под перекрестным огнем, с одной стороны, неприязненных арабов, а с другой – вновь возникшего христианского государства. Трудно было защищаться несчастным, которых в 132 (750) г. посетил страшный голод. С этого времени возникли главнейшие пограничные крепости у арабов на севере, тянувшиеся с запада к востоку – Коимбра, Кориа, Талавера, Толедо, Гвадалахара[281], Тудела и Пампелуна. Между ними и вновь возникшим Астурийским королевством легла широкая полоса заброшенной земли, покинутой берберами и более никем не возделываемой.
Таким образом, к концу эпохи Омейядов арабское мировое господство достигает наибольшего своего расширения, а с момента почти одновременных поражений под стенами Константинополя и Пуатье устанавливаются границы, никогда больше не переступаемые молодыми завоевателями. Но и здесь Аякс же подкосил силы Аякса. Не греческий огонь и не меч франков обусловливали разрушение могучего здания халифата и положили предел героическому и завоевательному периоду арабской истории. Было это делом старинного наследственного порока в высшей степени подвижного, беспокойного народа. И тут сыграла главную роль племенная рознь.
Глава 4
Третья междоусобная война и падение династии
Религия воздействует на народ двояко. Составляя проявление высших стремлений национального духа, определяющее их форму и дарующее содержимому потребное ограничение, она одновременно является носительницей иррационального идеала, приносящего новообращенным обещание разрешения задач грядущего прогресса. Таким образом, вера служит образовательным целям народа, серьезно к ней относящегося. Едва ли какая-либо другая религия по сравнению с исламом имеет больше прав на это. И какой успех! Аравия всем обязана очарованию личности и пылу религиозного одушевления Мухаммеда и горстки отважных и выдающихся его сподвижников.
Вместе с победой вероучения снято было словно древнее заклятие, препятствовавшее арабам приобщиться к высшей цивилизации и занять подобающее им место среди остальных народов. Расщепленность нации на сотни племен, завистливо пожирающих друг друга, нации, не подвигавшейся ни на шаг вперед целыми столетиями, была устранена единым условием – всеобщим подчинением абсолютному властелину веры – Аллаху. Перед ним не было высших, никто не имел права косо взглянуть на другого. Хрупкие стрелы собраны сразу в могучую связку не поддающегося излому целого, и с насмешкой поглядывает молодой народ на бессильные попытки состарившихся наций сломить их. Но от подобного воспитания, произведшего столь великие чудеса, солоно иногда приходилось простому человеку. Беспокойная юная нация забыла о прогрессе при первой же междоусобной войне. Тогда поневоле пришлось отложить на время нравственное влияние катехизиса – все равно не послушали бы; прибегли к иным мерам – бисквитам и розге, дабы заставить, по крайней мере, учеников сидеть смирно. А что думала про это толпа, лучше всего показала вторая междоусобная война. Повторения бунтов грозили, что все разлетится в прах, если не погулять хорошенько палкой по непокорным спинам. И действительно, только тогда, когда установленная по персидским образцам внутренняя стража, полиция стала посредницей, успокоилась наконец юная нация. И вот, во времена Аббасидов мало-помалу спасительное учение начинает действительно овладевать умами.
Мы видели, как Омейяды, при всех своих мирских настроениях, из-за тонкого расчета продолжали неустанно покровительствовать людям, принадлежавшим к умеренной партии правоверных. Немало трудов положили Зияд и Хаджжадж, дабы «привлечь веру в страну». Но по приказу она не водворяется. Из любви к мирским интересам новые властелины самовольно отвернулись от веры старинных сподвижников пророка, стали гнать их и преследовать: и вера не пожелала им служить. К тому же при подобных обстоятельствах, в главнейшей, а пожалуй, и единственной опоре династии – Сирии, племена и власть слишком хорошо знали друг друга, чтобы можно было рассчитывать чего-либо добиться притворной набожностью. Поэтому все зависело от того, как бы опять не сцепились кайситы с кельбитами, подобно тому, как это случилось по смерти Язида I. Устранить этот взрыв страстей после битвы на «луговине Рахит», когда все сильнее разгоралась ненависть между обеими партиями, могло только личное влияние и прозорливая мудрость самого халифа. Всякий раз при появлении у кормила правления слабого властелина или же непредусмотрительного политика племенные группы неизбежно приходили в столкновение. А так как совокупность обеих партий и составляла ту силу, которая необходима была для сдерживания религиозных и национальных контрастов, то за их разладом естественно следовало усиление смут, в заключение же вспыхивали восстания хариджитов и шиитов, персов и берберов. Во всех частях государства эти разлагающие элементы мало-помалу множились, и попутно с ними с головокружительной быстротой падала сирийская власть, увлекая за собой и династию Омейядов.
Возможностью бороться со столь великими трудностями прежде всего царствующий дом обязан Абд аль-Мелику, из пятнадцати его сыновей четверо были халифами; Маслама, один из братьев, признаваемый всеми за замечательнейшего полководца ислама, при всех четырех тоже играл выдающуюся роль. Не следует также упускать из виду, что двое из упомянутых четырех халифов, Валид и Хишам, принадлежали к самым замечательным властелинам, какие только вообще появлялись на Востоке. Однако даже и в подобной семье,
