Полный цикл мести - Евгений Ткаченко

– Он мертв, да?

Она говорила словно о чем-то незначительном. По крайней мере старалась. Только Иеремию не проведешь – он видел, с каким трудом он сдерживала дрожь. Она переживала, боялась услышать, что Хев мертв. Откуда он знал? От Хева. Замкнутый молчаливый индеец – таким был его друг. И чтобы понять, что у него на уме или на душе, приходилось всматриваться в его случайные жесты – дрогнет ли уголок губ, заходят ли желваки, хрустнут ли костяшки пальцев. Глядя на страдания Джоанны, Иеремия решил, что она заслуживает правду.

– Он жив.

– Тогда?..

– Он ушел со своим народом, – пояснил Иеремия. И прежде, чем Джоанна успела открыть рот, добавил:

– Так надо.

Этот ответ одновременно обрадовал и огорчил Джоанну. В ее глазах заплясали озорные огоньки, а в голосе, наконец, появилась жизнь.

– А мне он ничего не просил передать?

Иеремия молча достал из кармана небольшой амулет и положил на стойку. Джоанна схватила его с проворностью енота и прижала к груди.

– Знаете, что это значит? – Джоанна больше не сдерживала слез.

Иеремия лишь досадно покачал головой. А Джоанна, похоже, и не собиралась удостаивать его ответом. Она прижала амулет к губам, а затем со счастливой улыбкой на губах и слезами на глазах выбежала на улицу. Иеремия остался в одиночестве, если не считать разномастных пьяниц и бармена – так себе компания. Он допил бокал и вышел следом за Джоанной.

Подставив лицо вечернему ветру Иеремия смотрел на город, наслаждаясь моментом. Ведь это его последний день в качестве неумного мстителя, неутомимого охотника. В гаснущем свете дня дома и люди превратились в черные силуэты. Единственным светлым пятном была Джоанна. Она кружилась и пританцовывала в такт только ей лишь слышимой музыке. Иеремии было не сложно представить, что все ее мысли, слова и действия адресованы Хеву. Глядя, как ее хрупкая фигурка тает в лучах заходящего солнца, Иеремия в кои-то веки позволил себе небывалую роскошь – надежду.

Джоанна подняла руку в прощальном жесте заходящему уходящему дню. Иеремия последовал ее примеру.

XLII

Раны на лице Мэра уже начали затягиваться, но выглядел он все равно скверно. Но, Дэш даже не смотрел в его сторону. Он сидел неподвижно, наклонив голову, длинные волосы закрывали большую часть лица. Мэр от нетерпения стал нервно переминаться с ноги на ногу. Он бы уже давно сбежал, но Форд и чертов старик обещали его пристрелить. Форд может и не станет стрелять, а старик вполне мог и выстрелить. Может это и не возымеет нужного эффекта. Но, очередное перерождение отнимет время, и Дэш может быть навсегда потерян. А если пойти против Дэша, то перерождений может и не быть вовсе.

– Ну и долго мне еще ждать смерти?

– Я не собираюсь тебя убивать. Тебя привели сюда не за этим.

– Меня оглушили, надели кандалы, бросили в багажник и выбросили на вонючем кладбище! Для чего? Чтобы я загадки отгадывал? Да…

– За справедливостью, – спокойно перебил Дэш.

– О! Вот как! Даже не представляю, что ты под этим понимаешь… – усмехнулся Мэр, – Ладно! Посмотрим, что ты сможешь! Раз ты этого так хочешь, давай, твори справедливость!

Сказав, Мэр картинно раскинул руки в стороны. Дэш поднял взгляд на вовсю улыбающегося врага. Дэш стремительно соскочил с плиты и оказался в нескольких сантиметрах от лица Мэра. Душа истинного монстра скрывалась за черным занавесом. Существо, ныне известное как мэр печального города, под занавесом ухмылялось и корчило гримасы отдаленно напоминавшие человеческие. Ни о каком прощении или даже элементарных человеческих отношениях речи нет. Это просто мерзкий звереныш с набором примитивных потребностей. Несмотря на то, что он всегда находился в тени злодейств, совершенных порабощенными им людьми, Дэшу показалось, что и за ним маячила тень. И хоть это было мимолетное видение, Дэшу показалось, что он уловил некое отличие: оставаясь в тени Мэр давал указания, нашептывал, склонял на свою сторону. А эта тень была более могущественная, словно кукловод.

«А за, что мне его ненавидеть? – задал себе вопрос Дэш. – Да, он сотворил тех тварей, что лишили меня семьи. Но приказ-то отдал не он». И тут о себе дали знать призраки, кружившие поблизости. Каждый раз, когда Дэш смотрел на них, он видел себя. Беспомощного, истекающего кровью на полу не в силах пошевелиться, обреченного смотреть на страдание дорогих ему людей. Дэш не понимал: то ли призраки были на его месте, то ли он был на их. Но их ярость и боль передавалась ему.

– А можно использовать свои способности в ином ключе, – продолжил Мэр, чем отвлек Дэша от мрачных дум. – Да, ты можешь убить меня. Не скрою – меня это пугает. Но, не я убил твою семью и девушку. Я могу указать на тех, кто тебе нужен. Делай с ними, что захочешь. А потом с твоей помощью мы призовем к ответу тех, кто нас такими сделал.

Наступило долгое молчание.

– Что? Неужели ты думал, что я какое-то первородное Зло?

– Может и нет. Но зла ты сотворил достаточно!

– Звучит так, словно ты сам себя уговариваешь! «Достаточно зла»! Сам себя слышишь? Неужели кому-то есть дело до горстки организмов на огромном камне. Сам этот камень лишь пыль на ветру. Что уж о людях говорить? «Достаточно зла»! Ты не представляешь, сколько зля я видел! Сколько перенес на своей шкуре! Да, я пустился в блуд и разврат, едва осознал свою силу. А кто бы поступил иначе? Может ты, Анна? Давай! Выходи! Хватит прятаться в тени!

Из темноты вышла Анна. Скорее выплыла, как привидение из тумана. Она была одна. Дух ее матери не последовал за ней на святую землю.

Для Дэша ее появление не было сюрпризом. Он почувствовал ее, как только она переступила границу кладбища. Он даже не удостоил ее взглядом. Продиктовано это было не брезгливостью или чувством превосходства. Просто, как только боль призраков, пришедших за Анной, сольется с его болью, он уже не сможет сдерживать ярость. Это пугало его.

– Что, моя дорогая Анна? Разве я не прав? Не припомню, чтобы ты гнушалась плотских утех! Конечно, я знаю, что ты делала это от отчаяния. А теперь соври нам, что тебе это не нравилось.

– Я их любила! Ты, убийца!

– Прям всех? Ой ли, моя дорогая? У тебя всегда есть оправдания! Таким образом ты бежишь от реальности – от осознания того, кто ты на самом деле! А теперь вспомни, что