Собрание произведений в одном томе - Михаил Жванецкий

Второй. Да.

Третий. Да.

– Hello-y! It is Los Angeles? Do you speak English?

– Да нет, я из больницы говорю.

– Excuse me, I need Mikhael Zvanetskiy.

– А, ну это ей надо ночью звонить.

– Да не, он отключается ночью.

– Алло, надо его в Аркадии искать.

– Да нет, он сейчас в Москве.

Все хором. 233–80–88.

– Да он в Одессе.

Хором. 26–38–10.

– Thank you. I repeat.

– Что она говорит?

– Она говорит, что сейчас перезвонит.

– Все. Тихо. Тихо!

– Hello-у.

Все. Hello-у.

– This is Mikhael Zvanetskiy?

Все. Yes.

– My dear Mikhael…

– Пацаны, я чувствую, такая телка потрясная. Я уже от голоса возбудился. Слушай, а вдруг он где-то здесь? Алло, Миша, ты здесь? Михал Михалыч…

– Да нет, он сейчас в Москве.

– Да где в Москве, я его видел вчера на пляже. С такими классными телками валялся. Слушай, как они с такой рухлядью?.. Он же развалина, он же еле дышит.

– Ну вот он на них и еле дышит. А им хватает. Им главное имя.

– Какое такое имя… Ну, Миша. Тоже мне имя… Что она хочет?

– Она хочет справочную.

– Скажи ей – 09.

– Что 09, она все равно сюда попадет. А ты, Клавка, положи трубку.

– Я положила.

– А вот, кстати, если мы все говорим, на кого счет придет?

Голос. А на всех.

– Это кто говорит?

– АТС.

И все положили трубки.

В санатории Дорохово

В желудочном санатории Дорохово тупые люди: всех несовместимых поселили. Со мной шофер-дальнобойщик, он приехал пить: «Я пить приехал. Я по двенадцать часов в день работаю, я пить приехал». А мне пить нельзя – я с язвой. Он пьет, а я желудочный сок выделяю и не могу.

Администратора театра Вахтангова поселили с художником по пейзажам. Администратор читает до трех ночи, а художник встает в шесть утра, и зубы чистит, и мольбертом гремит. И все спят по три часа.

Я сделал предложение, и мы поменялись. Теперь художник встает себе в шесть утра, и зубы чистит, и мольбертом гремит, а шоферу все равно – он без сознания еще с того вечера.

Я с язвой и администратором театра Вахтангова. Я спрошу у него, как там Вася Лановой, и тут же засыпаю. Просыпаюсь в три часа ночи – он все рассказывает, рассказывает… Зато когда он просыпается – меня нет. А я его завтрак съедаю. Знаешь, как все отдохнули: и администратор стал раньше засыпать, и художник потихоньку пить начал и перестал рано вставать, я стал ребятам про театр рассказывать. И даже шофер два рисунка сделал мелом.

Вот что значит человеческая совместимость.

Не стоит

Ребята!

Я считаю, что не стоит брать по сто грамм водочки, селедочку с картошечкой, редисочку, масла сливочного.

Не стоит. Не стоит.

И день такой прекрасный, и море голубое.

Спортом, спортом…

Значит, так.

Я предлагаю не брать по сто грамм водочки, огурчиков соленых, салатика помидорного, брынзочки, редисочки, селедочки и картошечки с укропчиком.

Ни к чему.

Солнце жарит, народ на пляже.

Необходимо размять уставшие мышцы. Да?..

А здесь хоть и видно море, а все равно в стороне.

Да? Договорились?

Значит, я повторяю: не берем по сто пятьдесят водочки, огурчиков, яблочек моченых, селедочки, салатика, картошечки, редисочки, сока томатного со льдом и отбивную.

Кто записывает? Нет, нет, нет.

Не берем по двести водочки, салатика, огурчиков, икры баклажанной, картошечки горячей с укропчиком и борща, да, и борща украинского с пампушечкой чесночной обязательно!

Не берем!

Уже записали?.. Ну и что?

Такой день хороший, и погода прекрасная, и жара, плавай, загорай.

Здоровье нужно укреплять.

Зачем нам по двести пятьдесят грамм водочки, селедочка с картошечкой, редисочкой, икоркой на холодное, борщом украинским со сметанкой и чесночком на первое и, пожалуй, и какое-то такое отбивное на второе…

Тогда уже и мороженое с вареньем…

Нет, нет! Не пойдет. Вычеркиваем все!

Значит, из холодного, вычеркните по триста грамм водочки с огурчиком соленым, салатик, помидорки, селедочку с луком, картошечку горячую с укропом, да, редисочку вычеркивайте с борщом и сметаной, рыбу жареную с пюре и мороженое, да, и томатный сок со льдом.

Все вычеркивайте.

Мы идем плавать, купаться и загорать.

Что значит принесли?

Унесите по триста пятьдесят грамм водочки, томатный сок со льдом, селедочку с горячей картошкой, редисочкой, салатиком, уносите горячий борщ в горшочке со сметаной и пампушечками с чесночком.

Немедленно заберите жареную скумбрию с пюре и соленым помидорчиком.

Унесите также хлеб свежий белый горячий с хрустящей корочкой, масло сливочное со льдом, икру из синеньких и капусточку квашеную с сахаром.

Мы все это есть не будем, мы пойдем на пляж и там подохнем, захлебнувшись слюной, на их проклятом турнике в этот солнечный воскресный день.

«Наша эмиграция…»

Наша эмиграция характеризуется тем, что на каждом языке говорит с акцентом.

Мы летим так.

В Москве объявляется посадка, в Одессе закладывается борщ.

Самолет взлетает, борщ вскипает.

Самолет летит – борщ кипит.

Самолет идет на посадку – в борщ нарезается зелень. Натираются помидоры.

Самолет садится – борщ заправляется.

Добавляется соль, немного лимона обязательно, фасоль.

Самолет катится – ставится сметана, нарезается хлеб, очищается чеснок.

Выгружается багаж – моется молодой лучок и складывается горкой возле тюлечки.

Едешь домой – борщ настаивается в полотенце.

С первым криком «Есть здесь кто-нибудь?» из холодильника вынимается запотевшая бутылочка.

Ну наконец-то!

Поцелуи не получаются. Все целуются, глядя на стол.

Садимся…

Не можешь любить – сиди дружи!

Особенно хорошо думается, когда стираешь.

А когда гладишь… Складочки разглаживаешь, а сама думаешь, думаешь. И когда капусту рубишь. Думаешь в любом состоянии. Уже многие возражают, а ты все думаешь, как заведенная, как будто другого дела нет.

Трудно расстаться только с первым мужем, а потом они мелькают, как верстовые столбы.

И то, что они целуют вас, ничего не значит, и то, что они выходят за вас, ничего не значит.

Всю жизнь будете думать, что она вас любит, и она вам будет это говорить, и не узнаете правды, и проживете счастливо.

Измену можно простить, но если во время измены она плохо обо мне говорила – никогда.

А вы когда-нибудь лежали с красивой балериной параллельно, совершенно не пересекаясь?

Как же надо ненавидеть эту страну, чтобы бросить квартиру после такого ремонта.

Итак, ребята, сидение по горло в застое и бежание в рядах перестройки убедили нас, что ценности остаются прежними: честность, порядочность, ноги подруги, плечи ребенка, беседа с умным, молчание с ним же, гости издалека, цикады ночью, утренний запах сада, бесшумная походка кошки, книги, дающие возможность жить не здесь, и нормальная дружба, когда обоим ничего не надо.

Птички поют.

Причем две по-русски.

Наш новый русский в Гонконге сел на рикшу, и рикшу оглоблями подняло в воздух, где он и перебирал ногами.

Садясь писать, вы вошли в лабораторию.

Вы обязаны сделать открытие.

Если вы его не сделали, постарайтесь об этом молчать.

Нормальный человек в нашей стране откликается на окружающее только одним – он пьет. Поэтому непьющий все-таки сволочь.

В России количество сатириков растет. Тут они образуются быстро.

И такие ядовитые.

Кто женился на молодой, расплатился сполна: она его никогда не увидит молодым, он ее никогда не увидит старой.

– Ваш город на каком расстоянии от Одессы?

– Тысяча километров.

– И не надо менять.

В мужчине заложено чувство ритма, нужно только ему разрешить.

У нас истина рождается в драке. Хотя в драке истина не рождается. В драке рождается инвалид. А истину после драки мы узнаем из газет.

МПС: на 29‑е билета уже нет, а на 30‑е еще нет. Как быть?

Сейчас наступило время, когда аккомпанемент выступает с сольными концертами.

Потрясение

Известие пришло в пятницу, и все были потрясены. Главным потрясенным был он.

Затем все, кого это касалось.

Затем те, кто слышал. Затем те, кто понимал.

И море стало светлым.

И коньяк пресным.

Люди стали добрыми.

Жеребец стал милой лошадью, даже когда возбудился и это стало видно.

Стали видны люди. И появились на берегу и на склонах.

Денег не брали, а говорили спасибо.

Спасибо за то, что вы у нас были.

А где он был, он и не помнил.

Он носил комок в горле и следил за своим мужеством и не хотел женщин. Хотя, если вода по ним стекает, то все-таки…

И руку класть тогда не стоит, чтоб не мешать течь воде.