Путешествия в Центральной Азии - Николай Пржевальский

Иногда к нам приезжали монголы, которые караулят перевалы через Бурхан-Буду от разбойников тангутов, или, как их здесь называют, оронгын. Лишь только завидят этих последних, караульные тотчас дают знать в Цайдам; там все прячутся куда могут. Подобные караулы содержатся летом в главных ущельях Бурхан-Буды от обоих прилегающих к этим горам хошунов – Дзун-засака и Барун-засака. Кроме того, цайдамские монголы стараются кочевать в топких болотах, куда конным оронгынам трудно пробраться. Однако разбойники ежегодно грабят и убивают тех же монголов. Эти постоянные грабежи довели несчастных цайдамцев до того, что они при нас собирались подавать через сининского амбаня богдохану просьбу о дозволении переселиться на Алтай.

Исследованием северо-восточного угла Тибета закончился первый акт нынешнего нашего путешествия. Дальнейший путь намечался теперь к западу, в таинственное урочище Гас, о котором мы часто слышали в прежние свои странствования. Минувшей весной добавились новые сведения от дунган деревни Бамбы, сообщивших нам, что до последнего магометанского восстания их торговцы нередко ездили из Синина на Лоб-нор и далее. Часть предстоящего пути, именно по Южному Цайдаму от хырмы Дзун-засак до реки Найджин-гола, мы прошли в 1880 году при возвращении из Тибета. Теперь решено было дойти до Гаса, устроить там новый склад и в течение зимы заняться исследованием окрестных местностей, к весне же перекочевать на Лоб-нор.

Покинув долгую стоянку на реке Хату-голе, мы перешли к хырме Барун-засак и верстах в четырех от нее раскинули свой бивуак на хорошем, кормном для верблюдов месте, обильном ключевой водой. Сюда перевезен был весь остававшийся летом на складе багаж, и мы занялись новой его сортировкой по вьюкам. Работа эта продолжалась несколько дней. В особенности много было возни с разными мелочами и с окончательной укладкой собранных коллекций. Теперь нам приходилось таскать эти коллекции с собой до самого окончания путешествия.

Вскоре возвратился урядник Иринчинов и привел 13 верблюдов, купленных им с большим трудом, местами чуть не силою, ибо монголы боялись продавать. Теперь, за исключением издохших и брошенных верблюдов, налицо у нас имелось 75 этих животных; из них 64 были очень хорошими, вполне надежными для дальнего пути.

Относительно продовольствия мы также были обеспечены по крайней мере на полгода, за исключением лишь мяса, которое в жилых местах можно было добыть покупкой баранов, в безлюдных же – охотою.

Общее восточно-западное направление нашего пути изменилось с Найджин-гола на северо-западное, или, правильнее, западо-северо-западное. Окрайние горы с юга по-прежнему стояли высокой крутой стеной; только расстояние для этих гор теперь несколько увеличилось. На этой расширенной площади ближе к реке Уту-мурень высилась небольшая горная группа Хоргоин-ула, с запада много занесенная песком.

1 октября мы заменили свою палатку войлочной юртой, уцелевшей еще от прошлой зимы. В юрте гораздо теплее и удобнее во время холодов; несносно только ежедневно ставить и разбирать это жилье во время пути. Для казаков на Уту-мурени была куплена также юрта, но весьма плохая; притом в ней могла помещаться лишь половина экспедиционного отряда; остальные казаки провели зиму в палатке.

Урочище Улан-гаджир лежит на левом берегу той же Уту-мурени и протягивается от юго-востока к северо-западу верст на пятьдесят.

Из Улан-гаджира ведут два пути: один путь в урочище Гас, другой в урочище Сыртын. Этот последний, о котором было упомянуто выше, направляется, как говорили нам монголы, вниз по Уту-мурени до ее устья, затем обходит озеро Дабасун-нор и пересекает урочище Махай.

В Улан-гаджире мы провели пять суток. Местные монголы, сведав о скором прибытии к ним нашей экспедиции, откочевали в стороны и попрятались со своими стадами, так что их едва можно было разыскать. Однако, видя, что мы дурного не делаем, вскоре возвратились на прежние свои места. С помощью сининского переводчика мы купили у тех же монголов 60 баранов, юрту для казаков, немного масла, и променяли трех усталых лошадей на свежих. Гораздо затруднительнее было отыскать проводника на дальнейший путь в Гас. Однако и это самое важное для нас дело уладилось после настоятельных с нашей стороны требований и при содействии того же сининского переводчика. Последний был вознагражден за свои услуги и отправлен обратно.

Урочище Гас, куда мы теперь пришли и о котором часто слышали в прежние путешествия на Лоб-норе и в Цайдаме, лежит в северо-западном углу этого последнего, там, где северные и южные окрайние горы, то есть Алтын-таг и главный кряж среднего Куэнь-луня, значительно сближены между собой. Гас представляет солончаковую равнину или, вернее, впадину с абсолютной высотой около 9 тысяч футов. Только площадь, занимаемая солончаками, здесь обширнее. Она протягивается верст на семьдесят с востока на запад при ширине верст в двадцать или около того. В северной части и почти в середине общего протяжения этих солончаков лежит озеро Гас, имеющее до 45 верст в окружности и своей формой напоминающее зерно фасоли. Это озеро очень мелко, так что у берега, по крайней мере южного, где мы проходили, на расстоянии нескольких сажен глубина не превосходит 2–3 дюймов. Притом вода чрезвычайно соленая, ради чего не замерзает и зимой. Большие отложения соли находятся на дне самого озера и разбросаны по его берегам.

Перекочевав из восточной окраины урочища Гас ближе к большому озеру на ключ Ихын-дырисун-намык, где в изобилии встречались подножный корм, хорошая вода и хармык для топлива, я послал урядника Иринчинова, переводчика Абдула и вожака монгола вдоль по тому же Гасу разыскать кого-либо из людей, если таковые здесь имелись. Сам же с двумя казаками поехал в окрайние, к югу лежащие горы, до подошвы которых от нас теперь было лишь около 20 верст. На этом хребте, названном мною впоследствии Цайдамским, высилась в том же южном направлении вечноснеговая группа, известная монголам под именем «Ихын-гасын-хоргу», то есть «вершина Гаса сальная». Такое имя дано потому, что речка, сбегающая с этих снеговых гор, доставляет подземным путем свою воду в урочище Гас; ледники же, по мнению монголов, издали блестят, как застывшее сало. Другая снеговая вершина того же хребта, называемая «Ихын-гансын-хоргу» («вершина Гансы сальная»), лежит восточнее и подземной водой питает урочище Гансы.

Пройдя затем по южному берегу озера Гас, мы остановились верстах в пяти от юго-западной оконечности этого озера, на ключах Айхын. Название это в переводе означает «страшный», но чем страшны описываемые ключи, проводник объяснить нам не мог, хотя уверял, что их боятся даже звери и никогда здесь не пьют воды.