Русская литература XVIII векa - Григорий Гуковский

Державинская независимость привлекала к нему симпатии радикальной молодежи и заставляла «благонамеренных» слуг правительства видеть в нем «крамольника». Ему приписывались в списках всякие вольнодумные стихотворения – от оды Клушина, безбожника и разночинного бунтаря (ода «Человек»), до оды «Древность», автором которой скорее всего являлся Радищев.

Не только слава Державина, но и его влияние на русскую литературу было огромно. При этом важно подчеркнуть, что это влияние было глубоко воспринято не идеалистически настроенными руководителями дворянского сентиментализма, а более демократическими литературными течениями. Ревностными учениками Державина оказались уже в конце XVIII в. молодые поэты-бунтари в журнале «Зритель» – Иван Крылов и Клушин. Их лирика производит иногда впечатление близкого подражания державинским одам. Но то, что было свойственно Державину стихийно – глубокий освобождающий смысл его тяги к реализму, его культ человека, личности, свобода его «простонародной» речи, – все это было идеологически, политически осознано Крыловым и Клушиным и открыто связано в их творчестве с радикальным мировоззрением. Державинский художественный метод они сделали орудием своей антифеодальной пропаганды, потому что этот метод нес в себе глубокие возможности именно в таком направлении. В пору, когда Карамзин и Жуковский совершали свое завоевание читательских умов, одновременно с ними и в противовес им Державин оставался руководителем литературы, тяготевшей к реализму, и литературы гражданской. Не случайно особое внимание к Державину Радищева, испытавшего немалое влияние его в своей художественной практике. Именно Державин был единственным человеком, лично не знакомым Радищеву, которому он переслал экземпляр своего «Путешествия»*. В упомянутой уже оде «Древность»**, вероятно принадлежащей Радищеву, говорится о всепожирающей силе времени и о тех именах великих мужей, которые останутся от XVIII в.; этих имен три:

Франклин, преломивший скиптр британский,

Рейналь с хартией в руке гражданской,

Как оракул вольныя страны,

И мурза в чалме, певец Астреи,

Под венком дубовым, в гривне с шеи...

* Замечу, что легенда о том, будто бы Державин донес Екатерине о том, что «Путешествие» Радищева – книга, заслуживающая осуждения, будто бы он передал ей свой экземпляр этой книги с отметкой наиболее сильных мест в ней, – ни на чем не основана, и, без сомнения-, ложна.

** См. статью: Подпольная поэзия 1770-х–1810-х годов//Литературное наследство. № 9–10. 1933.

Муза в чалме – это Державин, поставленный между деятелем американской революции Франклином и радикальным публицистом, прославившим эту революцию, Рейналем.

Гражданская поэзия Державина высоко ценилась и декабристами, и писателями их круга, и самый образ Державина, поэта-правдолюбца, учителя общественной свободной морали, импонировал им. Последняя из «дум» Рылеева – «Державин»; в ней Рылеев создал образ Державина-патриота:

Он выше всех на свете благ

Общественное благо ставил,

И в огненных своих стихах

Святую добродетель славил.

Он долг певца постиг вполне,

Он свить горел венок нетленный,

И был в родной своей стране

Органом истины священной.

Везде певец народных благ,

Везде гонимых оборона,

И зла непримиримый враг...

Так Рылеев перебрасывал мост от поэзии Державина к своему декабристскому творчеству. Пушкин, испытавший влияние Державина в юности, затем, в первой половине 20-х годов, преодолевает его и осуждает Державина. Но в 30-х годах он возвращается к Державину как к своему предшественнику. Недаром он берет из «Жизни Званской» эпиграф для своей «Осени», представляющей своеобразное повторение в иных условиях замысла именно этой оды Державина. Уже в набросках статей 1826–1828 гг. (по поводу статьи Кюхельбекера, «Есть различная смелость», ответ на статью в «Атенее») Пушкин говорит о стихотворениях Державина с огромным уважением, ставит их в один ряд с величайшими произведениями поэзии. А сознательное напоминание о державинском «Памятнике» в пушкинском «Памятнике», проходящее через весь текст стихотворения, говорит о том, что именно на фоне понимания великой роли Державина в истории русской поэзии утверждает Пушкин свое собственное место как народного поэта. Белинский, который любил поэзию Державина, но боролся, и страстно боролся с ее «риторикой», с остатками в ней классицизма, – потому что он должен был расчистить место для зрелого реализма, для Лермонтова, для правильного понимания Пушкина, – тем не менее указывал на народность державинской поэзии. Подводя итог своему анализу творчества Державина, он Написал: «Державин – отец русских поэтов», и ниже: «Державин был первым живым глаголом юной поэзии русской».

* * *

Державин Г. Р. Сочинения/Под ред. Я.К. Грота. Т. I–IX. СПб., 1864–1883 (VIII том заключает биографию Державина, написанную Я.К. Гротом, IX том – материалы для изучения Державина, составленные им же. Эти два тома были изданы и отдельно: Грот Я. К. Жизнь Державина. Т. 1-11. СПб., 1880-1883),

Державин Г. Р. Сочинения/Под ред. Я.К. Грота. Т. I–VII. СПб., 1868–1878 (повторение I–VII томов указанного выше издания, но в малом формате).

Державин Г. Р. Стихотворения/Под ред. Г.А. Гуковского; Вступ. статья И.А. Виноградова. Л., 1933.

Белинский В. Г. Сочинения Державина//Полн. собр. соч. Т. VI.

Белинский В. Г. Литературные мечтания//Полн. собр. соч. Т. I.

Полевой Н. А. Очерки русской литературы. СПб., 1839.

Благой Д. Д.Державин//Благой Д. Д. Три века. М., 1933.

Гуковский Г. А. Литературное наследство Державина//Литературное наследство. № 9– 10. 1933.

РАДИЩЕВ

ОДНОВРЕМЕННО с деятельностью величайшего русского поэта XVIII в., Державина, подготовлявшего пушкинский переворот в литературе, развернулась общественная и литературная деятельность величайшего русского мыслителя XVIII в., демократа и революционера Александра Николаевича Радищева, которому суждено было подвести итог самым передовым исканиям и достижениям русской культуры за сто лет и который стоял в преддверии будущего развития русской общественной мысли от декабризма до Чернышевского, во многом определяя направление этого развития.

В.И. Ленин говорит: «Нам больнее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты. Мы гордимся тем, что эти насилия вызывали отпор из нашей среды, из среды великоруссов, что эта среда выдвинула Радищева, декабристов, революционеров-разночинцев 70-х годов, что великорусский рабочий класс создал в 1905 году могучую революционную партию масс, что великорусский мужик начал в то же время становиться демократом, начал свергать попа и помещика»*.

* Ленин В. И. Соч. Т. XVIII. С. 81.

Итак, линия преемственности революционной мысли и революционного действия, традиция подлинного демократизма в России находит свое первое замечательное проявление в деятельности Александра Николаевича Радищева.

Радищев – поистине колоссальная фигура. Очень и очень многое в русской действительности и культуре конца XVIII и начала XIX в. может нам уяснить именно изучение Радищева. Он был итогом накопления сил демократической мысли, и он явился на заре будущих революционных движений, – декабристского ближайшим образом. Пушкин, поэт декабристского движения, органически связан с опытом Радищева, определившим вообще множество наиболее прекрасных проявлений творческого духа и освободительной мысли в русском обществе в начале XIX в., да и много позднее.

В своем «Путешествии» Радищев выступил как подлинный демократ, выступил от лица всего народа против крепостников и их правительства, выступил с призывом к народной революции.

В этом его великая заслуга перед русской культурой, перед человечеством. В этом заслуга его века и русского народа, выдвинувшего гениального человека, мыслившего столь последовательно и глубоко революционно, как ни один из его современников во всей Европе.

Радищев до 1789 г. Александр Николаевич Радищев (1749–1802) вырос в богатой помещичьей семье, в деревне, в Саратовской губернии. Его отец был человеком образованным и не лишенным гуманных настроений; он не угнетал своих крестьян непомерно, и они впоследствии спасли его с семьей (с младшими братьями и сестрами писателя) от смерти во время пугачевского восстания. Когда Радищеву было восемь лет, его повезли в Москву. Здесь он жил у родственника, М.Ф. Аргамакова, и учился вместе с его детьми. Учителями его были профессора Московского университета (Аргамаков был в родстве с директором университета). Среди учителей был и француз-республиканец, бежавший из своего отечества именно из-за политических преследований. Радищев учился в Москве в те годы, когда в Московском университете уже работал Д.С. Аничков, когда в нем учился С.Е. Десницкий (в 1759–1760 гг.) и другие будущие ученые-демократы.