Цицианов - Владимир Лапин

Не дождавшись выхода флота из Астрахани, русские войска в мае 1804 года стали сосредоточиваться в Саганлуке, в восьми верстах от Тифлиса. Всего удалось собрать для похода 4500 штыков и сабель при двенадцати орудиях. Эриванский хан понимал, что оказался между молотом и наковальней. Поэтому он попытался избежать войны и направил в Тифлис специального посланника с уведомлением о том, что шах собирает войска и приказывает эриванцам присоединиться к нему. Это послание вполне можно было принять как угрозу, поскольку в нем обильно цитировался приказ шаха с обидными для россиян выражениями. Цицианов именно так это и расценил, ответив запиской «для памяти», где изложил условия, на которых Эриванское ханство могло войти в состав России. «Я никогда не лгал, — грозно напоминал он своему адресату, — и в целый год пребывания моего здесь, кажется, доказал, что вывезу царскую фамилию, разорившую Грузию междоусобной войной, и вывез; сказал, что покорю Джарскую провинцию, и покорил; сказал, что Ганджу возьму, и взял; сказал, что введу в Российское подданство Мингрелию, и ввел. Говорю, что то же сделаю с Имеретией, и сделаю. Говорю, что поставлю патриарха Даниила на патриарший престол, и поставлю, а Давыду обещаемый всесильным и великим моим Государем пенсион доставлю, и доставлю. Говорю, что Эривань заставлю платить дань, и заставлю… Я не словами стращаю, а штыками действую и делами доказываю. Я войска, мною командуемые, не называю по-персидски бесчисленностью звезд, но когда приду с ними в Бамбаки (пограничный пункт. — В.Л.), то никакого условия не приму и то же сделаю, что с Ганджой…»[727] Избежать такой беды Магомет-хан мог только немедленным утверждением Даниила патриархом и отправкой Давида в Тифлис. Этот шаг означал бы его готовность принять российские условия.

Хан направил Цицианову еще одно письмо, объявив, что готов вести переговоры о подданстве. Ответ был выдержан в жестких, но не оскорбительных выражениях: хану гарантировались сохранение престола и защита от внешних врагов. В обмен — присяга на подданство, 80 тысяч рублей дани в год, размещение русского гарнизона в Эривани. Доказательством же действительности намерений должно было стать немедленное утверждение Даниила армянским патриархом. Закончил же письмо Цицианов своеобразной ритуальной фразой: «Вот мои последние слова, вот вам дорога благая, буде не по ней пойдете, не я буду виноват вашей погибели»[728]. Надеясь на положительный ответ, главнокомандующий произвел перегруппировку войск. Войска под руководством генерал-майора Леонтьева должны были войти на территорию Эриванского и Нахичеванского ханств, дабы убедить их правителей в том, что Россия не оставит их без защиты. Главная же задача заключалась в том, чтобы оградить Эчмиадзин после водворения там законного патриарха Даниила от возможного нападения персов. Прагматизма Цицианову было не занимать. Несмотря на грозные слова и ультимативный тон посланий, он находил возможным продолжать переговоры до последней минуты. Когда уже начали греметь выстрелы, он согласился ответить на очередное письмо Магомет-хана Эриванского, не снижая при этом градус своей гневной риторики: «…Божусь вам живым Богом, коего исповедую, что вашему высокостепенству нет другой дороги к спасению, как по приближении моему к крепости встретить меня, вынесть ключи мне и предаться священной воле всемилостивейшего и великого моего Государя Императора… Не могу умолчать перед вашим высокостепенством, что уже персидской политике и вывертам не время. Или милости и пощады просите, или ждите жребия Джават-хана Ганжинского, чего бы я вам не желал, но если поупорствуете один день, то я покажу, что я даром или бесполезно с непобедимыми войсками ходить не умею»[729]. На Кавказе военные резоны всегда находились в переплетении с резонами политическими. Это проявлялось как на уровне стратегии, так и на планах конкретных боевых операций.

От армян-лазутчиков удалось получить достоверную информацию как о численности неприятельских войск, так и о военных планах. Главные силы персов (около 40 тысяч человек) под командованием царевича Александра намеревались изгнать русских из Гянджи. Двухтысячное эриванское ополчение тем временем совершало диверсию в Бамбакскую провинцию, надеясь «возмутить» тамошних мусульман и отвлечь войска, двигавшиеся из Тифлиса. Магомет-хан укреплял Эри-вань, собирал провиант и боеприпасы. Во главе персидской армии стоял наследный принц Аббас-Мирза (1782—1833). В 1805 году шах назначил его правителем Азербайджана. Аббас отличался личной храбростью, страстно желал прослыть великим полководцем, но талантами военачальника природа его обделила. Чтобы исключить попытки армян перейти на сторону противника, он приказал от каждой семьи взять заложника, которого ждала неминуемая смерть в случае измены. Из пределов Персии летели письма, адресованные влиятельным людям, с призывом перейти на сторону шаха и обещаниями невиданных ранее милостей. Цицианов распорядился организовать перехват посланий, но в целом не проявлял по этому поводу никакой нервозности, поскольку, по его мнению, «…все князья значащие и доверенность всенародную имеющие, состояли в непоколебимой приверженности к российскому правлению»[730].

Обошлось без формального объявления войны. По свидетельству генерала Тучкова, это вызвало некоторые затруднения: «Полк мой был послан вперед. Князь Цицианов не придал оному не только части кавалерии, но даже несколько казаков, невзирая на то, что я составлял авангард его корпуса. Никаких положительных приказаний я не получал, даже и в случае встречи с персиянами, что могло поставить меня в большое затруднение. Явного разрыва с ними и никакого объявления о войне с сей державой не было. Все его приказания заключались в том, чтобы, дойдя с моим полком до соединения реки Арпачая с Зангою, ожидать прибытия главных сил»[731]. Кавказский гренадерский полк отправили вперед занять провинцию Шурагель и по пути соединиться с Тифлисским полком, шедшим из Лори и Бамбака. 10 июня произошла первая стычка с персами, которая переросла в серьезное столкновение, закончившееся захватом персидского лагеря у Гюмри. 12 июня туда подтянулись главные силы: Кавказский гренадерский и Саратовский пехотный полки в полном составе, два батальона Тифлисского полка, шесть рот 9-го егерского полка, Нарвский драгунский полк, 450 терских и донских казаков при двенадцати орудиях.

Стратегическая обстановка требовала от Цицианова наступательных действий. 19 июня 1804 года он форсированным маршем подошел к Эчмиадзину, взятие которого рассматривалось как первый этап «покорения» Эриванского ханства. Последний переход составил 44 версты по раскаленному каменистому плоскогорью. Войска настолько устали, что, согласно рапорту, к месту стоянки «не более как по 60-ти человек прибыло в каждом батальоне со знаменами со своими, а прочие лежали по дороге и едва к полуночи собрались; обозы же иные пришли и на другой день»[732]. Такая спешка в непосредственной близости от противника могла дорого обойтись русским, но главнокомандующий торопился занять священный центр, что сразу давало ему большие преимущества в переговорах с восточными владетелями и оказывало огромное влияние на армян. Однако заночевать в монастыре русским не удалось: авангард был встречен пальбой засевших в нем персов, а бросать в атаку измученных переходом солдат не было никакой возможности. Основные события развернулись на следующий день, 20 июня, когда произошло первое крупное столкновение русских и персидских войск.