Христианство и атеизм. Дискуссия в письмах - К. Любарский

Вы очень хорошо и тонко написали о свободе, об искушениях христианина, об интеллектуальных и моральных трудностях на его пути. Добавить можно много или ничего. Повторю лишь, что «христианство воли» — признаю, но только с христианских же позиций и готов видеть в каждом «человеке доброй воли» брата, если не по вере, то брата в служении. Вспомните притчу о сыне, который сказал «не пойду», но пошел, и о другом, который на словах был готов всё сделать, а сам не двинул пальцем. То, что Ганди был человеком молитвы, роднит меня с ним, но я не буду обманывать себя и индуиста, говоря, что мы ничем не отличаемся по вере. Для него Христос — одно из воплощений Бога, а для Швейцера — простой учитель морали. Если я соглашусь с ними, я потеряю право называть себя христианином. Слова всё-таки не столь уж пустая вещь. Если атеист совершает подвиг — я восхищаюсь им и верю, что он, не ведая Христа, служит Ему. Я даже могу сказать ему это, но только в плане исповедания своей веры.

Я вполне поддерживаю Вашего достойного корреспондента, который призывает нас жить и трудиться на благо людей, придерживаясь каждый собственных взглядов. Прав он и в том, что у людей «доброй воли» всегда найдется общее. Недаром католики и коммунисты шли в Сопротивлении рука об руку.

Конечно, его критика христианства вызывает у меня ряд возражений. И я мог бы сказать ему многое. Однако боюсь, что он воспримет это как навязчивость и пропаганду. А мне бы этого не хотелось. Я знаю, что Господь видит каждую душу и внутренний путь каждой личности очень своеобразен. Если вера не даётся в опыте, говорить о ней можно лишь как о феномене. Не думаю, что атеизм имеет нечто подобное, ибо он — нигилистичен по существу.

1. Кронид Аркадьевич говорит, что мир определяется законами, и в этом его суть, и ведёт он себя так, как будто бы нет Бога. Но для меня именно закономерности Вселенной и познаваемость мира есть свидетельство о космическом Разуме, о Творце. Конечно, люди нередко изображали Его в виде «Повелителя» на манер земного деспота. Но это ведь только «идол» или наглядное пособие для дикарей (которые и поныне не перевелись). Опыт и теология единодушно говорят о полной непроницаемости, инакости Божества (для этого в Ветхом Завете даже есть особый термин «святость» — не смешивать с моральной категорией). Бог даётся нам только тогда, когда Он Сам открывается интуиции, разуму — сознанию. И здесь Он всё же умалён, «учение» о Нем построено на антиномиях и парадоксах, потому что Его нельзя втиснуть в утлый мир нашей логики и разума (утлый — в сравнении с Ним).

2. Для христианства «демиургичность» человека бесспорна. Бесспорна и его свобода, если он не подавит её в себе. Но всё это — не природные свойства людей. Ничего здесь не нужно «доказывать». Мы уже имеем в себе тот духовный мир, которого нет ни в галактиках, ни в инфузориях, ни в высших животных. Бескорыстное стремление к знанию, к красоте, радость творчества, самоотдачи, добра, всё это — чудо с точки зрения Вселенной, которой не ведомы нравственные принципы. Это — только в нас. И как мы не изобретаем природу, из которой вышли и с которой телесно связаны, так и духовный мир не есть наше измышление, но та Среда, которой принадлежит наше внутреннее существо.

3. «Страх» Божий объявлен Библией «началом мудрости». Это не просто страх наказания, это трепет, который вызывает у нас всё непостижимо-великое и прекрасное. Это ощущение того, что выше нас. Устремленность человека к этому Высшему — его врожденная черта. Она бывает искажена, направлена на уродливых идолов, но она есть. Здесь не корысть (её резко осуждает Библия уже в Ветхом Завете), но — потребность, необходимость войти в контакт с Высшим. Корыстен ли человек, когда хочет есть, пить, думать? Нет — это его свойство, за которое его никто не осудит.

Конечно, в религиозной жизни много искажений, связанных с корыстно-магическим отношением к Богу. Но это-то и является грехопадением человека.

Страх наказания? Да, он играл (и иногда играет) роль. Но он остаётся лишь констатацией нравственного миропорядка. Это как предостережение. Можно ли сказать, что предупреждение, данное ребенку, чтобы он не ел ядовитых ягод, есть полицейский приказ, устрашение?…

Воздаяние — это та же закономерность, которая так восхищает Кронида Аркадьевича.

4. Покорность Богу не есть унижение. Он открывает человеку путь свободы. Но только следуя Его путём (пусть и бессознательно) человек обретает себя. А о пассивности что сказать? Разве Моисей, Магомет, Златоуст, пророки, Сократ, Савонарола, Гус или мученики наших дней были людьми слабыми и безвольными? Именно у тех людей, которые были подлинными выразителями духа веры, мы находим огромную силу и волю к борьбе. Они оказывались сильнее армий. Разумеется, опять-таки есть и будет много людей, которые будут искать в вере «тихой пристани». Но на самом деле Евангелие — это призыв, требование, задача, великая ответственность. Как много ещё предстоит сделать! Неисчерпаемая сила Христова Слова только начинает разворачиваться. Его масштабы превышают частные культуры и отдельные эпохи. Быть может, оно превышает и всё, что мы знаем теперь о человеке. Наш странный, но дорогой нам мир — ещё в колыбели. А Христос только родился в мире. И люди отображают Его свет лишь в неумелых порой картинках, как и положено детям…

Тот, кто уходит в себя, кто становится квиетистом, и при этом считает себя христианином — на самом деле очень далёк от духа Евангелия. Да, «всё суета», да, «жизнь быстротечна», да, Его Царство «не от мира сего»; но в этот мир мы посланы, и то, как мы пройдем по нему и что совершим, будет мерилом нашей верности вечному Завету Христову. Мне было очень тяжело читать те строки в письме Кронида Аркадьевича, где он описывает состояние своих друзей, но я просил бы его от души: пусть он не мерит по этим отдельным случаям о целом. Человек слаб и Евангелие для него часто слишком трудная задача. Будем же снисходительны друг ко другу.

В заключение я хотел бы сказать, что противопоставлять веру и религию рисковано. Это всё равно как противопоставлять талант и мастерство. Человеку свойственно «умножать таланты». Всё то, что дано ему в непосредственном созерцании, чувстве, вере, интуиции — он привык осмыслить и связывать со своей повседневной жизнью. В этом-то и заключается религия. Она есть сумма опыта прошлых поколений, который служит для нынешних и будущих. Религия есть не только связь с Богом, но и связь между людьми (через Него). Когда же религии разделяют, это бывает по двум причинам: 1. когда люди хотят сделать свою традицию обязательной для всех; 2. когда в Откровении является ясное отрицание каких-то форм религии. Например, человеческих жертв. Тогда возникает рубеж, водораздел, отвержение. Это свойственно и науке, которая обогащается не только положительными открытиями, но и установлением порогов и ошибок (вроде вечного двигателя).

И ещё. Нравственность не есть порождение естественного отбора и других природных процессов. Как говорил Хаксли: «И преступник и добродетельный человек — дети природы». В этике есть много того, что бросает вызов природе. Человек теряет в ней даже инстинкт самоохранения, один из сильнейших. Этика — поразительный, уникальный в природе феномен. Она вытекает из сознания и ощущения, что есть иные, нежели природные законы жизни. Более того, религия оказывает определяющее воздействие на все области творчества. От того, как человек представляет себе Высшее, мир, себя самого и своё призвание в мире — зависят формы искусства, социальные структуры, развитие науки и хозяйства. Это звучит, может быть, голословно, но увы, здесь нет места для тщательной аргументации.

Дорогой Кронид Аркадьевич! Ещё раз простите и не подумайте, будто я хотел Вас агитировать и что-то Вам навязывать. Просто делился мыслями по вопросам, которые всех нас затрагивают так или иначе. Надеюсь, что Вы не обидитесь, если я добавлю, что буду теперь молиться за Вас.

С глубоким уважением…

27.9.74

(Письмо это было переслано в копии о. Сергием К. А. Любарскому; первая половина — в лагерь № 17 в пос. Озерном (Мордовия), куда он на короткое время был переведен из лагеря № 19, а вторая половина уже во Владимирскую тюрьму, где К. А. Любарский и провёл последние два с лишним года своего срока.)

С. А. Желудков

Письмо корреспонденту З. (от 16.10.1974)

Дорогой З.!

Благодарю Вас за письмо. В нём достойно представлено Христианство веры. И реферат мой написан тоже с точки зрения Христианства веры. Поэтому в наших текстах много общего. А в чём у нас расхождения — это мы сейчас установим, перечитывая Ваше письмо по порядку.

1. Можно ли назвать анонимного христианина так в лицо — это вопрос третьестепенный. Дело такта, всё зависит от того, какое у человека представление о Христианстве. Недавно мой друг В. рассказал мне, что по некоему случаю от всей души назвал добрую атеистку христианкой. И что же — она ответила, что «такой похвалы недостойна». А другой может принять такую же похвалу в обиду. В одной записной книжке я прочитал заметку, что наше слово «кретин» происходит будто бы от французского «кретьен» (христианин). Так ли это — не знаю, характерна сама эта заметка.