Отныне и вовек - Джеймс Джонс

— Кого там еще несет? — раздраженно спросил Лива.

Тербер глядел, как из машины выходит высокая стройная блондинка. Следом за ней неуклюже выбрался девятилетний мальчишка и тотчас же повис на низкой железной трубе придорожной ограды. Женщина шагала по тротуару, и грудь ее мерно колыхалась под тонким красным свитером. Тербер пригляделся и решил, что она без лифчика — грудь колыхалась слишком свободно.

— Кто там еще? — снова спросил Лива.

— Жена Хомса, — небрежно бросил Тербер.

Лива выпрямился над столом и закурил новую сигарету.

— Провались она к черту! — с досадой сказал он. — Эти ее свитерочки! Если в канцелярии никого нет, она сейчас сюда припрется. Мне каждый ее визит стоит три доллара — у миссис Кипфер меньше не берут — да еще плюс доллар за такси туда и обратно. У Мамаши Сью девочки не ахти, с ними эту картинку не забудешь.

— Да, ничего баба, — нехотя согласился Тербер, провожая взглядом узкую юбку, под которой чуть выше бедра проступала тонкая полоска — резинка трусиков. Именно здесь, в этих округлых изгибах, и прячется та сила, что вертит всей женской жизнью, хотя ни одна женщина в этом не признается, подумал он. У Тербера была своя теория насчет женщин. Он проверял ее много лет. Когда женщина интересовала его, он без обиняков спрашивал: «Хочешь со мной переспать?» Это неизменно приводило женщин в оторопь, вздрагивали даже проспиртованные шалавы, кочующие из бара в бар. Естественно, дело все равно потом кончалось постелью, но сначала он должен был соблюсти весь стандартный ритуал ухаживания. Ни одна ни разу не ответила ему: «Конечно. Я с удовольствием с тобой пересплю». Сказать такое женщинам не под силу. Они по натуре не способны быть честными до конца.

— Даже очень ничего, — кивнул Лива. — И учить ее ничему не надо.

— Да что ты? Ты, конечно, уже проверил.

— Куда мне! У меня для нее нашивок маловато. Но я видел, как она тут мурлыкала с О’Хэйером. Кстати, на прошлой неделе он возил ее на своем «крайслере» в Вахиаву. — И, подмигнув, передразнил: — По мага-а-зи-инам.

— Кажется, мне тоже придется купить машину, — заметил Тербер. Но втайне он не верил, что у него с этой женщиной получится. «По магазинам»! У женщин это всегда называется как-то иначе. И ни одна, за исключением профессиональных проституток, не произнесет то единственно верное и точное слово, которым это занятие называется на самом деле.

— Она небось и к тебе подкатывалась, ты мне голову не морочь, — сказал Лива.

— То-то и оно, что нет. Я бы ушами не хлопал.

— Ну значит, ты один такой невезучий. Мне бы повышение, про которое ты тут заливаешь, я бы свое не упустил. А солдатики ее не волнуют, — зло сказал он. — Ей подавай минимум капрала. — И, загибая пальцы, стал перечислять: — О’Хэйер — сержант. Хендерсон из бывшей роты Динамита в Блиссе — тоже сержант. Это тот Хендерсон, который теперь во вьючном обозе за лошадьми Динамита ходит. Три раза в неделю ездит с мадам кататься верхом. Капрал Кинг — денщик Динамита. Она ни одного из них не пропустила. Вся рота знает. Сержанты — это у нее, по-моему, вроде полового извращения. Муж, видать, слабоват, так она со всеми его сержантами путается.

— У тебя что, диплом по психологии?

Они замолчали, услышав, как она постучалась в канцелярию. Потом в тишине раздался скрип двери.

— Для этого не надо быть психологом, — сказал Лива. — Ты, наверно, не видел, как она целовала Уилсона, когда он выиграл чемпионат?

— Видел. Ну и что? Уилсон у Динамита первая перчатка. Парень стал чемпионом. Почему же не поцеловать? Вполне естественно.

— Во-во. Она была уверена, что все так и подумают. А там было другое. У него морда в крови, в коллодии, скользкая, а она его — прямо в губы, и еще прижалась, обняла, по потной спине руками елозит… У нее даже платье промокло, и сама вся кровью перемазалась. Так что ты мне не рассказывай.

— Я? Это ты мне рассказываешь.

— А к тебе она не клеится только потому, что ты в роте новенький.

— Я тут уже восемь месяцев, — сказал он. — Давно могла бы раскачаться.

Лива отрицательно покачал головой:

— Не-е, она почем зря не рискует. Кроме О’Хэйера, все эти ребята служили с Хомсом в Блиссе. И Уилсон, и Хендерсон, и Кинг. Из тех, кто был в Блиссе, она, кажется, только старого Галовича не оприходовала. И то, потому что он совсем уж рухлядь. Она… — Он замолчал, услышав, как дверь канцелярии снова захлопнулась. — Так, сейчас сюда заявится, стерва. Опять четыре доллара тю-тю! И так каждый раз. Если ты не выбьешь мне повышение, я скоро начну брать в долг у «акул» под двадцать процентов.

— Ну ее к черту. Нам работать надо, — сказал Тербер, слушая, как шаги из коридора переместились на галерею и наконец замерли прямо перед дверью склада.

— Где старшина? — требовательно спросила с порога миссис Хомс.

— Старшина — я! — рявкнул Тербер, вложив в голос ту внезапную и ошеломляющую, как гром среди ясного неба, ярость, которую он специально выработал в себе с тех пор, как стал сержантом.

— А, ну да, конечно, — кивнула женщина. — Здравствуйте.

— Я вас слушаю, миссис Хомс, — сказал Тербер, не подымаясь с табуретки.

— Вы даже знаете, кто я?

— Естественно, мадам. Я вас много раз видел.

Тербер не спеша смерил ее взглядом, его светло-голубые глаза под густыми черными бровями расширились, бросая женщине тайный немой вызов.

— Я ищу мужа, — с легким вызовом сказала миссис Хомс и вежливо улыбнулась, ожидая ответа.

Тербер смотрел на нее без улыбки и тоже ждал.

— Вы не знаете, где он? — наконец пришлось спросить ей.

— Никак нет, мадам, — коротко ответил он и снова выжидательно замолчал.

— Разве он не заходил сюда утром? — Миссис Хомс смотрела на него в упор холодными глазами. Он никогда не видел у женщин таких холодных глаз.

— Утром, мадам? Вы хотите сказать, до половины девятого? — Тербер изумленно поднял тяжелые брови. Лива за своим столом молча ухмылялся. Слово «мадам», предписанное армейскими инструкциями как уважительное обращение к женам офицеров, Тербер произносил так, что оно приобретало значение, несколько отличное от предусмотренного.

— Он говорил, что будет в роте, — сказала миссис Хомс.

— Видите ли, мадам… — Решив сменить тактику, он поднялся с табуретки и был теперь неимоверно вежлив. — Обычно капитан к нам рано или поздно заходит. У него тут порой бывают кой-какие дела. Полагаю, он сегодня тоже выберет время и заглянет. Если я его увижу, обязательно передам, что вы его искали. Или, если хотите, оставлю ему записку.

Улыбаясь, он откинул доску прилавка и неожиданно шагнул на крохотный свободный кусочек пола, где стояла она. Миссис Хомс невольно попятилась и оказалась на галерее. Не обращая внимания на ухмыляющегося Ливу, Тербер вышел за ней.

— Он должен был кое-что для меня купить, — сказала миссис Хомс. Оказывается, старшина вовсе не всегда лишь статист на сцене, где разыгрывается жизнь ее мужа, — это открытие она сделала для себя впервые, и оно привело ее в замешательство.

На улице мальчик все еще пытался подтянуться на трубе ограды, доходившей ему до пояса.

— Сейчас же прекрати! — пронзительно крикнула сыну миссис Хомс. — Сядь в машину! — И, повернувшись к Терберу, вполне обычным тоном продолжала: — Я думала, он уже все приобрел и оставил покупки в роте.

Тербер откровенно ухмыльнулся. «Все приобрел»! Она никогда бы не сказала так неуклюже, если бы он не вывел ее из равновесия. Он увидел, как растерянно дрогнули ее глаза, когда она поняла, почему он ухмыляется. Но она тотчас взяла себя в руки и посмотрела на него в упор. Не из трусливых, подумал он.

А Карен Хомс внезапно увидела озорство в крутом изгибе бровей на скуластом лице, нахальном, как у проказливого мальчишки. Она увидела, что рукава у старшины высоко закатаны, увидела черные шелковистые волосы на сильных руках с широкими запястьями. Гимнастерка туго обтягивала крепкие шары мускулов, закруглявших плечи, и шары упруго перекатывались, когда он двигался. Всего этого она раньше тоже в нем не замечала.

— Что ж, мадам, — вежливо сказал он, мгновенно поняв, что с ней происходит; его улыбка стала еще шире и перекочевала в глаза, отчего лицо приобрело хитроватое выражение, — мы, конечно, мадам, можем с вами заглянуть в канцелярию, а вдруг покупки там. Капитан мог зайти, пока я работал на складе.

Она пошла следом за ним в канцелярию, хотя только что там побывала.

— Странно, — удивленно заметил он. — Ничего нет.

— Не понимаю, где он, — с досадой сказала она почти про себя и, вспомнив о муже, неприязненно нахмурилась — две совершенно одинаковые тонкие черточки прорезали переносицу.

Тербер намеренно выдержал паузу, затем нанес точно рассчитанный удар:

— Насколько я знаю капитана, мадам, он сейчас, скорее всего, в клубе. Они с подполковником Делбертом, должно быть, уже пропустили по стаканчику и обсуждают проблемы найма прислуги.