Исполнение желаний - Тереза Ромейн

Карта Локвуда оказалась бита: он не мог позволить себе проиграть больше десяти фунтов.

Хавьер выбрал удобное кресло и основательно устроился в нем, приготовившись смотреть спектакль. Принимать участие в игре он не собирался – с него хватило волнительных моментов. Раз пять Хавьер ловил себя на том, что проводит рукой по волосам – он всегда так делал, когда нервничал. Не хочется даже думать, в каком беспорядке, должно быть, его прическа.

– К чему ставить деньги? – сказала синьора своим низким грудным голосом. Она выпустила идеально правильное кольцо дыма и внимательно наблюдала за тем, как рассеивается дым. Далее, судя по интонации, последовал риторический вопрос на итальянском, в котором отчетливо прозвучало слово «интимо».

– Не вижу необходимости пользоваться варварским языком, когда находишься в Англии, – сказала леди Аллингем, чьи хорошие манеры улетучивались так же быстро, как дым, выпускаемый синьорой.

– Это все из-за того, что вам так и не довелось испытать удовольствие от надлежащего использования этого языка, – заметила леди Ирвинг и, прочистив горло, добавила: – Но ты меня не слышала, Луиза. И вы, мисс Тиндалл, тоже.

– Как и мои дочери, Эстелла. – Окатив леди Ирвинг ледяным взглядом, леди Аллингем поднялась. – Полагаю, нам пора готовиться ко сну. Дочери мои, мы уходим.

Леди Ирвинг безразлично пожала плечами.

– Как тебе будет угодно, Сильвия. Но, помяни мои слова, ты никогда не выдашь своих девочек замуж, запирая их каждый вечер в спальне. Если, конечно, они не хитрее, чем ты думаешь.

Леди Аллингем, сочтя дальнейшую дискуссию бессмысленной, удалилась, прихватив с собой дочерей. Хавьер с облегчением выдохнул. Миссис Тиндалл, мать Джейн, мирно посапывала в кресле перед камином, а количество выпитого ею хереса гарантировало, что спать она будет долго и крепко, что бы ни происходило в этой комнате.

Теперь Хавьеру оставалось лишь проследить за тем, чтобы Локвуд держал себя в рамках приличий. То же касалось и Джейн. Как, впрочем, и остальных присутствующих. Чтобы не оскорбить нежные чувства мисс Оливер.

Его взгляд невольно устремился к мисс Оливер, задержавшись на ее нежной груди.

Досадный промах – она почувствовала его взгляд. Мисс Оливер посмотрела на него, вопросительно приподняв брови. Хавьер приготовился к строгой отповеди.

Но она лишь заговорщически ему улыбнулась – мол, я вас поймала.

И тут же отвела взгляд, сказала что-то Джейн, и обе рассмеялись.

А когда же он, Хавьер, смеялся в последний раз? Граф не мог вспомнить. Обычно он ограничивался снисходительной улыбкой; самое большее, что он себе позволял, это короткий смешок. А смеяться от души, можно сказать, хохотать, как сейчас хохотали Джейн и мисс Оливер (Луиза, как называла ее Джейн, и так ему нравилось больше), Хавьер не позволял себе с тех пор, как перешагнул нежный возраст детства.

Странно, но, наблюдая за чужим смехом, он не испытывал радости. Чужой смех не поднимал ему настроение, а наоборот, портил его.

Хавьер подошел к камину, достал из коробки бумажные жгуты для растопки и высыпал их на каминную полку. Сложив один из жгутов пополам, он спрятал его в кулаке вместе с другими, длинными, и сказал:

– Те из вас, кто желает играть в жмурки, подходите и тяните жгуты. Водить будет тот, кто вытянет короткий жгут. А нашей ставкой в игре будет… – И Хавьер повторил фразу синьоры и перевел ее: – Нечто более интимное.

Уж лучше так, чем вынуждать его небогатых родственников поднимать ставки. По крайней мере, он сможет уберечь их от разорения.

– Поцелуй? – с надеждой в голосе поинтересовалась миссис Протероу, уже сложив губы бантиком в предвкушении. – Тот, кого поймают, получает поцелуй от водящего.

Локвуд ухмыльнулся.

– Если задуматься, поцелуй может стоить больше десяти фунтов.

– Ни один поцелуй не стоит пятидесяти фунтов, – упрямо стояла на своем леди Ирвинг. – Мое слово – ставка в пятьдесят фунтов.

– Драгоценная леди Ирвинг, – вмешался Хавьер, – холодный металл оставим для карт, а в нашей игре пусть ставки будут теплее.

– Как вам угодно, – смилостивилась графиня.

– Приступим, – сказал Хавьер, выровняв концы жгутов в кулаке.

Вначале он подошел к лорду Везерваксу, который был уже крепко навеселе. Хавьер рассудил, что достопочтенный лорд едва сможет держаться на ногах, что, безусловно, создаст для юных леди фору. Все присутствующие понимали, что игра в жмурки лишь предлог для того, чтобы позволить себе кое-какие вольности.

– Везервакс? – Хавьер деликатно покашлял, но достопочтенный лорд, кажется, уже ни на что не реагировал.

– Спасибо, кузен, – подсуетился Локвуд и вытащил жгут, который оказался тем самым, коротким. – Вот это удача. – Локвуд обнял Хавьера за плечи.

Хавьер с досадой смял в кулаке оставшиеся жгуты.

– Убери от меня руки, Локвуд. Люди могут подумать, что ты питаешь ко мне нежные чувства.

Локвуд ухмыльнулся:

– Если я и питаю нежные чувства, то явно не к тебе, кузен. – Локвуд обвел взглядом комнату. – Леди? Кто хочет завязать мне глаза?

В комнате воцарилось молчание. Наконец поднялась леди Ирвинг, шурша шелками. Оттенок ее красного платья был ярче, чем рисунок на ковре. У Хавьера даже в глазах зарябило. Прищурившись, он смотрел, как леди Ирвинг приблизилась к Локвуду.

– Так-так, – сказала графиня, смерив Локвуда взглядом. – Если вы рассчитывали, что вам удастся обвести нас вокруг пальца, то знайте – со мной этот номер не пройдет. Вы ничегошеньки не сможете разглядеть.

– Как скажете, – вымучил улыбку маркиз.

– Пока леди Ирвинг занимается Локвудом, давайте переставим мебель, – предложил Хавьер. – Только не надо будить миссис Тиндалл, а не то всем шалостям конец.

Гости принялись убирать мебель с середины комнаты, делая это гораздо тише и сноровистее, чем мог предположить Хавьер.

– Не думал, что сливки общества так ловко умеют работать руками, – пробормотал он.

Луиза выскользнула из-за кушетки и встала рядом с ним.

– Мы ради вас стараемся, милорд. Хотим угодить хозяину дома.

– Меня тут все так любят?

– Ничего не могу сказать по этому поводу, милорд. Но в чем я убеждена, и, готова поспорить, все остальные тоже, так это в том, что если вас вынудят вести себя прилично, вы не выдержите и умрете. И как же туго тогда придется слугам!

Хавьер не верил своим ушам. Что тут скажешь? Его так и подмывало спросить ее, зачем она приехала к нему в дом, если так его ненавидит.

Но мисс Оливер не питала к нему ненависти, она сама ему об этом сказала. И она снова улыбалась ему своей неожиданно лукавой улыбкой, напоминавшей полумесяц. Отчего-то Хавьеру показалось, что шейный платок его душит.