Загадка старого имения - Елена Арсеньева

– У всех обрезы золотые… – зачарованным голосом проговорил Ский, проводя пальцами по колодам. – Немудрено… они ведь к золоту ведут! К богатству!

– А также к разорению, – сухо заметила Александра, – о чем тоже забывать не след.

– Правильно-правильно! – горячо поддержала Липушка. – Отец мой тоже говорил, что у карт обрезы не золотые, а кровавые, а рубашки слезами политы. Причем слезами горя куда чаще, чем слезами счастья. Он давным-давно эту опасную забаву оставил!

– Однако же карты не выбросил! – запальчиво возразил Ский. – Может, на словах и зарекся играть, однако же в душе, видимо, предполагал, что когда-нибудь снова может впасть в искушение. Оттого и держал здесь эти колоды.

– Он играть бросил чуть ли не за двадцать лет до своей смерти, – сказала Липушка. – И с тех пор не начинал. А карты держал лишь за их красоту. Вот эти он особенно любил… да где ж они?

Она вытаскивала одну за другой колоды. Некоторые так и были обернуты папиросной бумагою – ни разу их не распечатывали, ни разу ими не пользовались. Некоторые были перетянуты шелковыми ленточками, чтобы не рассыпались от ветхости.

– Да где же она? – бормотала Липушка. – Такая красивая колода… картины для нее наш деревенский художник написал, отец отдал сделать с них гравюры, а потом была отпечатана колода. Одна во всем свете такая – одна-единственная. Вроде бы отец говорил, что этой колодой всего три раза сыграл. А потом завернул ее в платок и положил в стол, иногда раскрывал, смотрел…

Ский и Александра молча смотрели на движения ее рук. Александра покосилась на Ского. Вид у него был вполне непроницаемый, и только дрожь ресниц выдавала тот алчный, почти болезненный интерес, с которым он следил за Липушкой и слушал ее рассказ.

Ей приходилось слышать слово «блефовать» – вводить в заблуждение противника, преувеличивая свои силы и возможности, слово это распространено именно среди картежников, и сейчас она понимала, что Ский блефует, скрывая свое состояние.

«Та-а-ак… – озадаченно подумала Александра. – А он-то откуда может знать об этой колоде?»

– Вот, нашла! – воскликнула Липушка, выдергивая из глубины ящика небольшой сверток бледно-желтого цвета и раскидывая края ткани. В простой холстинный лоскут оказались завернуты карты, выполненные с удивительным тщанием. В рисунках не было немецкой сдержанности и сухости – каждая линия, каждая краска была полна жизни, казалась выпуклой, чувственной, поэтому и лица главных персонажей – королей, дам, валетов – чудились живыми. Более того! Чем дольше смотрели вы на эти тонко, изысканно выписанные черты, тем более могло почудиться вам, что выражения лиц меняются, короли снисходительно улыбаются вам, валеты подмигивают, дамы строят очаровательные гримаски… Правда, при всем разнообразии выражений, игравших на этих лицах, одно оставалось неизменным: жадность в глазах. Это были лица не людей – это были лица игроков, поглощенных одной-единственной безудержной страстью.

Александре стало жутко.

Она вспомнила, что слышала об этих картах… Рассказы эти внушали страх. Отгоняя воспоминания, она резко отошла от стола и приблизилась к книжному шкафу. Поймав случайно свое отражение в темном стекле дверцы, Александре стало стыдно от того, какое выражение лица она увидела там. Девушка постаралась успокоиться и смотрела на себя до тех пор, пока лицо не стало спокойным. Тогда повернула ключ и открыла шкаф. И вскинула изумленно брови: перед ней оказались две полки книг, которые французы называют grimoires[9] – эти книги описывают магические процедуры и заклинания для вызова духов или еще какие-либо колдовские рецепты. В основном тут были собраны русские издания, но встретились и французские и немецкие издания «Ключей Соломона», «Лемегетона», «Гримуариум Верум» и «Манускрипта Гонория». Да, интересы покойного хозяина Протасовки были весьма разнообразны, что и говорить!

Однако похоже было, эти книги читали и теперь, после его смерти. В самом деле – на этих полках ни пылинки, а вот с верхних, кажется, книги давненько не вынимались. Там, наверху, стояли все сорок томов парижского издания «Histoire naturelle gènérale et particuliére» Бюффона на французском языке, а также десять томов русского его перевода под названием «Всеобщая и частная история естественная графа де Бюффона», вышедшие в Петербурге и виденные Александрой в той самой лавке, которая принадлежала супругу ее крестной. Так же, как все эти тома и полки под ними, было подернуто пылью и содержимое нижних полок; то же и в других шкафах. Итак, кто-то постоянно открывал именно этот шкаф и читал именно эти книги. Кто? Липушка? Вряд ли. У нее такой вид, будто в этом кабинете она не была давным-давно. Или притворяется? Ах нет, слова «притворство» и «Липушка» совершенно не сочетаются. Скорее всего, именно эти книги интересуют Зосимовну. Именно ради них ходит домоправительница по ночам в кабинет хозяина. Едва ли обученная читать по-французски и по-немецки, она ищет ответа в русских изданиях колдовских книг. Ответа на какой вопрос?.. Это Александрой подозревалось… она была почти уверена в верности своей догадки!

Она потянула из шкафа первый попавшийся том. Это оказался растрепанный «Гримуариум Верум» на латыни. Однако тотчас Александра заметила вложенный между страниц листок, исписанный по-русски аккуратным почерком. Она схватила листок и прочла:

«Вода ты вода, все тебя пьют, все тебя любят. Все святят тебя в Крещенье. Прошу я у тебя, вода, прощенья. Матушка-чиста вода, прости, Матушка, вода, помоги. Как тебя много в озере, в реке, в ручье, океане, в каждом людском стакане, так бы и у раба Божьего, имярек, было много денег: и в понедельник, и во вторник, и в среду, и в четверг, и в пятницу, и в субботу, и в воскресенье».

Да это ведь заговор! Заговор, написанный каким-то знахарем! Наверное, он пытался составить на русском языке что-то наподобие иноземных колдовских справочников и делал для этого записи. То был заговор на деньги, этот – против дурного человека:

«Плакун! Плакун! Плакал ты долго и много, а выплакал мало. Не катись твои слезы по чистому полю, не разносись твой вой по синему морю, будь ты страшен бесам и полубесам, старым ведьмам, а не дадут покорища, утопи их в слезах, да убегут от твоего позорища; замкни в ямы преисподние. Мое слово крепко и твердо век веком».

А это что такое?!

«Тридцать шесть картей, сестры и братовья, кумы и кумовья, сватьи и сватья, дяди и тетки, отцы и матери, дочери и падчерицы, сыновья и пасынки, свекрови и золовки, тести и тещи, зятья и свояки, золовки и невестки, вы все черные, вы все белые, вы все красные, скажите мне всю сущую правду: будет ли мне удача? Будет ли выигрыш? Что было и что будет? Скажите, не утайте, по всей справедливости, как вы говорили дочерям Иродовым на брачном пиру, во почётном столу. А соврете мне, расскажу Сатане о вашем вранье. Заговариваю я раба (свое имя) на карты, на удачу в них. На горах афонских стоит дуб мокрецкий, сидит бесовский мальчик, в карты играет, по столу их бросает, деньги собирает. Так бы я, раб Божий (имя), в карты играл, деньги собирал, всех обыграл. Аминь!»