Рандеву с Валтасаром - Чингиз Абдуллаев

Обычно он входит в комнату своей дурацкой походкой, широко расставляя ноги, улыбаясь, словно попал к друзьям. Но я слишком хорошо знаю, что стоит за его внешностью. Одна маленькая ошибка, только один прокол, только мгновенный промах — и он вдруг смотрит на вас с торжеством хищника, загнавшего в угол свою жертву. Этот человек — гений. И я его боюсь. Он единственный человек на земле, которого я боюсь. Единственный, кроме Всевышнего. Иногда мне кажется, что его создал дьявол. Чтобы показать остальным несовершенство обычного человека. Он не знает усталости. За несколько дней, которые мы уже провели в поездке, я еще не видел, чтобы он уставал. Этот человек умеет пить. Похоже, он научил свой организм превращать выпитый спирт в обычную воду. Во время переезда из Лиссабона в Мадрид он пил с русскими писателями и ирландцем Маккормиком. Я не знаю, кто еще в мире может перепить русских и ирландца. Но Дронго пил с ними наравне. А ведь этот человек никогда не бывает пьяным. Он закончил с ними пить, поднялся и пошел в свой вагон, а они остались спать на своих местах. Я это видел своими глазами. Перепить Маккормика вообще невозможно. Обычному человеку это не под силу. Но Дронго не человек, я в этом лишний раз убедился. Он встал и посмотрел на меня такими ясными, такими спокойными глазами, такими внимательными, что я содрогнулся от страха. И понял, что с этим человеком мне справиться будет труднее всего. Может быть, это самое главное испытание в моей жизни. И если я смогу победить этого человека, ко мне перейдет его сила. Я становлюсь мистиком, но по-другому я ничего не могу объяснить.

И наконец, этот кретин Пьер Густафсон. У него на лице было написано, что он наемник и дегенерат. Пока другие ходили на пресс-конференции и исправно все записывали, он купался в бассейне. Думает, что я ничего не вижу. У него рожа дегенерата.

Он нагло не являлся ни на одно мероприятие в Лиссабоне. В Мадриде он не пошел на пресс-конференцию, а устроился на ступеньках дворца. Наверно, он увидел выражение моего лица и от этого стал еще мрачнее. А когда вышел Дронго, он вообще потерял всякий контроль над собой и начал грубо огрызаться. Именно тогда я понял, что с Густафсоном может случиться несчастье. Ведь он напрасно так вызывающе вел себя.

Утром, когда мы садились в автобус, я, не удержавшись, оказался прямо за спиной Дронго. Он повернулся и приветливо поздоровался. Его не волнует, что он желает всем доброго утра на разных языках, выдавая свою профессиональную подготовку. Впрочем, я думаю, что все догадываются, кто такой Дронго. Для этого он слишком хорошо одевается и всегда оказывается там, где нужно. Один чешский писатель, пожилой человек лет шестидесяти, даже шутливо отдает ему честь, когда они встречаются на улице. Дронго наверно думает, что со смертью Густафсона все закончилось, но он даже не предполагает, что его главный враг стоит у него за спиной. И наша поездка только начинается.

БОРДО. 11 ИЮНЯ

Весь вчерашний день они провели в Мадриде, давая показания местной полиции. Портье клялся, что никого из посторонних в отеле не было, но полиция не очень ему верила. Участникам «Экспресса» немного «повезло». За день до этого из отеля был украден дипломат словацкого писателя с новым ноутбуком, стоившим пятнадцать тысяч марок. Именно поэтому комиссар кричал на директора отеля, доказывая ему, что в таких местах нужно устанавливать надежную охрану. Один из сотрудников полиции нашел при осмотре пустой бумажник, и это привело в ярость комиссара, который пообещал добиться закрытия отеля, так халатно относящегося к проблемам безопасности своих клиентов.

Участников «Экспресса» допросили по одному, но многие из них спали. Напуганный портье подтвердил время прихода Дронго со спутницей, доказывая алиби самого Дронго. Никого из писателей особенно не мучили, комиссар полагал, что убийство совершила местная шпана, и поклялся найти виновного. К тому же, один из местных агентов уже успел рассказать об украденном вчера ноутбуке, который принадлежал словаку Питеру Пиштанеку. Комиссару позвонили из министерства внутренних дел с настоятельным пожеланием не раздувать ненужного скандала и разрешить всем участникам «Экспресса» продолжить свой путь. Комиссар был обычным полицейским чиновником и понимал, что любое решение на подобном уровне нужно принимать с учетом мнения вышестоящих чиновников. Он не был героем, но и не был идиотом. Это был обычный честный служака, просто выполнявший свою работу. Именно поэтому он принял решение разрешить участникам «Экспресса» выехать во Францию. В конце концов, все адреса и имена свидетелей были переписаны, и при желании можно было найти любого из них и вернуть в Мадрид.

Вечером десятого июня «Литературный экспресс» отправился во Францию, а двое представителей немецкого оргкомитета остались в Мадриде, чтобы решить вопросы транспортировки тела убитого на родину.

Бордо встретил участников группы плохой погодой. У всех было мрачное настроение. На вечер был назначен грандиозный прием в мэрии, который давал мэр Бордо, бывший премьер-министр Франции Алан Жюппе. Когда Дронго, заблаговременно позаботившийся о том, чтобы его костюм выгладили, был уже одет и намеревался выйти, в его номер постучали. Участники были размещены в трех отелях, и Дронго попал в «Меркурий Мериадек», стилизованный под своеобразный дворец кинофестивалей. В номерах висели портреты известных актеров или режиссеров. Каждый номер был посвящен тому или иному известному деятелю в мире кино. Вы словно попадали к нему в гости. По странной случайности, Дронго достался номер Чарли Чаплина. Со стен на него печально смотрел маленький человечек, заставивший мир поверить в новое чудо — кинематограф и рассказавший человечеству о сострадании к обычному человеку с улицы. Дронго, обожавший Чаплина, уловил в этом скрытую символику, словно провидение само выбрало для него этот номер.

Однажды, много лет назад, он вошел в небольшой американский кинотеатр в городке, расположенном на северо-востоке страны. Он был в очередной командировке, и случай привел его в этот городок всего на одну ночь. Он любил путешествовать, полагая, что это составляет одно из величайших удовольствий, дарованных человеку судьбой. И именно тогда с ним случилась удивительная история, которую он иногда вспоминал, не понимая, была ли она на самом деле или привиделась ему во сне. На экране был некий комик, стилизованный под Чарли Чаплина. Малобюджетный фильм рассказывал об актере, пытавшемся пробиться в Голливуде. Публика вяло реагировала, в заплеванном зале сидели человек десять-пятнадцать.

Дронго сидел в последнем ряду. Вдруг он услышал судорожное рыдание. Приглядевшись, он увидел молодую женщину, сидевшую в другом конце зала. У нее были длинные распущенные волосы, и она плакала, опустив голову на сидение переднего ряда. Он слышал ее сдавленный плач и не знал, как поступить. Подойти и успокоить было бы нелепо. Это была Америка, страна индивидов, где каждый за себя и каждый горюет и радуется в одиночку. Но женщине было плохо, очень плохо. Она плакала, уже не обращая внимание ни на фильм, ни на сидящих в зале зрителей. Кто-то повернулся, крикнув, чтобы она вела себя потише. И Дронго решился. Он подошел к женщине и пробормотал слова утешения. Она подняла заплаканное лицо. Его поразила красота женщины. Длинные темные волосы, красивые, немного раскосые глаза, цвет которых он так никогда и не узнал, скуластое лицо, немного вытянутый, но не портивший лица, а наоборот, придававший ему своеобразие, нос. И чувственные губы. Дронго спросил:

— Могу ли я чем-нибудь вам помочь?

— Уйдите, — ответила она, и он, замерев в нерешительности, немного постоял и вернулся на свое место.

Фильм продолжался, но женщина перестала плакать и, подняв голову, смотрела в его сторону. Наконец, решившись, поднялась и подошла к нему. Он растерянно смотрел на нее, не понимая, чего именно она от него хочет. На ней были темные брюки, темный джемпер и длинное, до пят, пальто. Несмотря на теплую погоду, она была именно в таком наряде.

Неожиданно она наклонилась к нему, и он почувствовал ее влажный язык. Она целовала его исступленно, словно пытаясь вырваться из своего одиночества и горя. Он был растерян, смущен, несколько скован, не зная, как себя вести. Женщина не была проституткой, это было очевидно, но она вела себя, как безумная. И когда она стала расстегивать ему брюки, он схватил ее за руку.

— Нет, — прошептал он, — не здесь.

Она словно опомнилась. Кажется, у нее в глазах даже мелькнул испуг. Она покачала головой и спросила:

— Вы боитесь?

— Я никогда не занимался этим в кинотеатре, — признался Дронго.

Она сидела на нем в позе всадника, закрывая от него экран, и он видел только ее глаза и чувствовал аромат, исходивший от ее волос.

— Я хочу, — требовательно произнесла она.