Одиночный выстрел - Бегунова Алла Игоревна

Тогда в Северном Причерноморье хозяйничали турки и их вассалы буджакские татары. Не рокот танковых моторов разносился по округе, но перестук копыт сотен и сотен лошадей мусульманских всадников, вооруженных луками и кривыми булатными саблями. Знамя ислама реяло над бесконечной степью почти полтора столетия. Потом сюда пришли русские батальоны. Круглыми свинцовыми пулями они быстро успокоили буйных воинов пророка Мухаммада. Турки отступили к южным берегам Черного моря. Татары превратились в мирных подданных великой царицы Екатерины Второй.

В декабре 1821 года Татарбунары посетил Александр Пушкин, молодой чиновник канцелярии одесского генерал-губернатора. Османская крепость показалось ему живописной, лечебные грязи – весьма полезными для здоровья. Никаких признаков восточной жизни он здесь не обнаружил. В Татарбунарах обитали русские, украинцы, молдаване, евреи и болгары, имелось 16 каменных лавок, 2 питейных дома, 6 ветряных мельниц и 2 – водяных, а также одна православная церковь…

Людмила в бинокль рассматривала руины цитадели на холме. Артиллерийская перестрелка причинила им урон. От прямых попаданий снарядов образовалось несколько крупных воронок и провал в остатках стены, обращенной на запад. Как человек, пристально изучавший историю России и Украины, студентка Киевского университета сожалела о таком печальном состоянии памятника. Год назад во время практики она работала на археологических раскопках около города Чернигова. Там нашли интересные предметы: железный сфероконический шлем Х века, много наконечников стрел и копий, стремена, фрагменты кольчуг.

По расположению фундамента, уцелевшим остаткам стен и четырех башен Павличенко определила цитадель как фортификационное сооружение, характерное для позднего Средневековья. Теперь ей очень хотелось взобраться на холм, побродить среди развалин, заглянуть в подземный ход, куда вели истертые ступени. Земля и обломки камней заполняли его. Но если правильно организовать раскопки, то, может быть, в крепости найдутся вещи из железа, бронзы и даже золота, принадлежавшие древним воинам…

– О чем задумалась, Людмила? – спросил сержант Макаров, сбрасывая с пехотной лопатки очередную порцию рыхлой степной земли.

– О вечности, – она рассмеялась.

– Давай копай дальше. Надо углубить ход сообщения хотя бы до полутора метров. Тебе же будет легче, когда начнется артобстрел.

– А он начнется?

– Непременно. После двенадцатого июля румыны точно осатанели. Лезут вперед, как бешеные. Если они тут прорвутся сегодня-завтра, то вечность для нас с тобой наступит быстро.

– Так ведь патроны пока есть, – Люда поправила кожаный подсумок с обоймами, прикрепленный у нее на ремне справа.

– Вот именно – пока, – проворчал сержант.

– У меня осталось штук сорок, не меньше. Предположим, двадцать из них в цель не попадут по разным причинам. Но половина-то должна сработать.

– Снайпера-новичка на фронте видно сразу, – наставительно заметил Макаров. – Он из идеальных условий учебного отряда исходит. Но здесь их не бывает.

– А какие бывают?

– Боевые. При наступлении противника действует его артиллерия, минометы, танки, штурмовая авиация. Они не дают сосредоточиться, вот в чем беда…

– Уже видела, знаю, – она тоже воткнула лопату в грунт.

– Ты и впрямь ничего не боишься? – Игорь внимательно посмотрел на молодую напарницу.

– Почему? – Людмила пожала плечами. – Боюсь, конечно. Только очень любопытно мне все это…

На рубеже Арциз – Татарбунары 25‑я Чапаевская дивизия продержалась до 22 июля. В ночь на 23‑е ее воинские части получили приказ отходить на восток, на линию: село Староказачье – городок Каролино-Бугаз. Отступление проводили «ступенями», то есть кто-то прикрывал отход, кто-то уходил, кто-то готовил новые огневые позиции. Расклад получился такой: 31‑й Пугачевский и 287‑й стрелковые полки оборонялись, 54‑й Разинский полк отходил, 225‑й Домашкинский полк окапывался. Потом воинские части менялись местами: «домашкинцам» – воевать, «пугачевцам» – отходить, «разинцам» – рыть окопы и траншеи.

Соблюдая правила маскировки, «разинцы» в полночь начали погрузку. Автомобилей в стрелковом полку было мало, по штату – всего 18, причем 9 из них принадлежали санитарной роте. Солдаты называли их «полуторками», и действительно грузоподъемность армейского ГАЗ-АА не превышала 1500 кг. Служивые передвигались, в основном, на повозках, запряженных лошадьми. Конная тяга вывозила полковые 45-мм и 76-мм пушки, тяжелые 120-мм минометы, штабную документацию, радиостанции и даже полевые кухни, коих насчитывалось 21.

Усевшись на скамью за спиной ездового, Людмила положила в ногах ранец и свернутую шинель. Приклад винтовки тоже упирался в деревянное днище повозки, а ствол лежал у Павличенко на плече. Левой рукой она обнимала свою боевую подружку – «трехлинейку», правым плечом касалась высокого борта повозки. Так удобно, в углу, устроил ее сержант Макаров. Сам он сел рядом, слева. Теперь Игорь старался помогать ей во всем, и в данном случае прикрывал студентку Киевского университета от особо общительных бойцов пулеметного взвода, жаждавших завязать знакомство с симпатичным снайпером-наблюдателем.

Впрочем, многие во второй роте уже знали про историю с танком, остановленным в поле недалеко от их огневых позиций. Расспросить Людмилу об этом захотел даже командир батальона капитан Сергиенко. Она сказала ему, что все дело в игре, которая называется «Донышко». Капитан удивился. До сего времени он ничего не слыхал о подобном развлечении. Однако пообещал, что красноармеец Павличенко получит новую снайперскую винтовку с оптическим прицелом ПЕ при первом же удобном случае.

Люда, прислонившись к борту повозки, задумчиво смотрела вдаль. Повозка ехала, изредка подскакивая на ухабах. Степь расстилалась по обеим сторонам дороги, как открытая книга. Этой светлой летней ночью она была таинственно тиха. Но днем громыхала от орудийных залпов, вспыхивала зарницами, дышала пороховой гарью.

Чужаки, вторгшиеся с запада, нарушили ее вековой покой. Они принесли неисчислимые бедствия. Людмила уже видела разбомбленные поселения, разбитые снарядами склады и зернохранилища, взорванные мосты, сгоревшие поля пшеницы, всевозможную технику, брошенную вдоль дорог, сотни погибших и тысячи людей, в страхе покидающих родные места.

Картины разрушений и огромного народного горя непреходящей болью отзывались в ее сердце. Павличенко думала о мести. Те, кто вероломно покусился на мирную жизнь ее родной страны, должны понести суровое наказание, и она их накажет. После первого боя Люда поняла, что сможет это сделать. В уме она прикидывала свой счет: сто, двести, триста вражеских солдат и офицеров. Они останутся лежать здесь, в сухой и рыхлой степной земле, которую мечтали захватить…

Колонна 54‑го полка уходила дальше на восток, к реке Днестр. Уже под утро над степью, но далеко от них, где-то на северо-западе занялось широкое зарево. Там, на правом фланге Южного фронта, шли ожесточенные бои. Немцы и румыны рвались к городу Тирасполю.

Однако на левом фланге Южного фронта чапаевцам пока удавалось отрываться от противника. Но каждый раз – все с большим трудом. Враг наращивал усилия, а противопоставить ему русские ничего не могли, поскольку резервов уже не имели. У нашего командования оставалась одна надежда – Тираспольский 82‑й укрепленный район. К 25 июля 1941 года там собрали все отступавшие войска.

Построили 82‑й укрепрайон задолго до войны и оборудовали неплохо: бетонные, деревянно-земляные, каменные сооружения, блиндажи, траншеи, огневые точки. Здесь расположили в капонирах и полукапонирах около ста орудий разных калибров, 632 станковых и 285 ручных пулеметов, более десяти тысяч человек личного состава. Советские генералы рассчитывали на 82‑м укрепрайоне остановить вал вражеского наступления, перемолоть на днестровских берегах немецкие и румынские пехотные дивизии и затем отбросить их к западной границе СССР. К сожалению, этот стратегический замысел осуществить не удалось. На рубеже 82‑го УР наши воинские части продержались только 12 суток, с 26 июля по 8 августа…