Черный трибунал - Виктор Доценко

Александр Фридрихович, прирожденный прагматик, был не настолько глуп, чтобы не понять очевидного: для захвата жизненных высот нынче вовсе не обязательно иметь безукоризненную репутацию грамотного офицера и члена КПСС.

Высокие должности не гарантировали жизненных благ; понятие «успех» больше не отсвечивало парадным блеском генеральских погон и лаком служебных «Волг», а впервые предстало в чистом, незамутненном виде. Синонимом успеха, власти и даже счастья стало исключительно богатство.

Миллер понял: эпоха советского аквариума с гарантированной кормежкой, где выращенные в тепличных условиях рыбки жрут самосильно друг друга и вяло интригуют за вкусного червячка, закончилась. В океанской стихии первоначального накопления капитала выживают не глупые караси, а зубастые пираньи. Теперь все решает хватка: кто больше ухватил, тот и обеспечил себе плацдарм для дальнейшего продвижения по жизни.

А ухватить в ГСВГ было что…

Армия постепенно разваливалась, а после присоединения ГДР к ФРГ и вовсе очутилась за гранью полного разложения и деморализации. Зарплата военнослужащих ГСВГ исключительно в немецких марках, красивая буржуазная жизнь, а главное — возможность украсть, что плохо лежит. А в Группе советских войск в Германии плохо лежало абсолютно все, и Александр Фридрихович был одним из первых, кто понял, какие редкие возможности открывает служба в Центральной группе войск.

Карьерные устремления, желание стать генералом, стремление к сохранению имиджа грамотного, честного офицера — все это было забыто подполковником Миллером. Тогда, в конце восьмидесятых, словосочетание «честный офицер» становилось анахронизмом; во всяком случае, в Группе советских войск в Германии. Куда чаще звучало «офицер-вор», «офицер-растратчик»…

В том диком бардаке, который предшествовал началу вывода войск в Союз, в ГСВГ воровали почти все, сообразно званию, занимаемой должности и степени причастности к материальным ценностям. Воровство прапорщиков и лейтенантов ограничивалось не военной прокуратурой, а воровством вышестоящих генералов и полковников. Разница была лишь в том, что генералы воровали железнодорожными составами, а прапорщики — чемоданами.

Летчики военно-транспортной авиации специализировались на переправке в СССР «ауди», Б MB и «мерседесов», угоняемых по всей Западной Европе.

Снабженцы тащили со складов оружие: тонны патронов, мин, взрывателей, фугасов; все это охотно приобреталось арабскими и курдскими террористами, которые постоянно рыскали вокруг советских военных баз. Бедным солдатикам доставалось немного: загнать налево десяток камуфляжей, пару баков солярки или краденый автомат.

Свой первый миллион рублей подполковник Миллер заработал за неделю: продал в соседнюю Польшу два десятка «УРАЛов», стоявших на консервации с тысяча девятьсот восьмидесятого года, и четырнадцать тонн спирта. «УРАЛы» были списаны как пришедшие в негодность (командир части, зампотех и особист были в доле), а спирт якобы пошел на технические нужды. Второй миллион был заработан за три дня — Александр Фридрихович загнал немцам целый понтонный мост. Третий, четвертый и пятый — и вовсе за два часа: немцы очень интересовались ломом цветных металлов, а на гарнизонном стрельбище наблюдалось невиданное скопление стреляных гильз…

Подсчитав гешефт и сопоставив его с деньгами, заработанными за все время службы в Советской Армии, Александр Фридрихович понял: он на верном пути.

А поняв, решил продолжать в том же духе.

Очень помогло знание языка, который этнический немец Миллер знал безукоризненно: за короткое время он оброс клиентурой, как корабельное днище ракушками. Товарищ подполковник предпочитал действовать через подставных лиц — младших офицеров, прапорщиков и даже солдат-сверхсрочников: он никогда не подписывал документы и в случае провала оставлял за собой право демонстрировать благородное негодование. Очень скоро работа Миллера была сведена к минимуму: сидя в кабинете, он заполнял своим замечательным каллиграфическим почерком последнюю страничку записной книжки, на которой были только три графы:

«Получил», «Отдал» и «Должны».

Самодисциплина, осторожность и умение ладить с людьми помогали избегать неприятностей. Александр Фридрихович не транжирил заработанное на шнапс, как большинство офицеров, но вкладывал их в самый ценный на то время товар — зеленые бумажки с портретами американских президентов на одной стороне и достопримечательностями Вашингтона — на другой. Впрочем, не отказывался он и от местных разноцветных бумажек с портретами деятелей немецкой науки, культуры и истории.

Миллер потихонечку собрал впечатляющую коллекцию порножурналов и видеокассет. Об этой коллекции не знал никто, кроме него самого и его тогдашней любовницы — хрупкой, белокурой и аккуратной немочки Аннет.

Кроме порно да, пожалуй, севрского фарфорового сервиза, Миллер так ничего и не приобрел в Германии. Второй точно такой же сервиз он подарил Аннет — первой и последней женщине, которую, кажется, искренне любил. Сервиз стал для него чем-то вроде талисмана, особенно после тяжелой истории с его немецкой любовницей. Забеременев от Александра Фридриховича, она умерла во время родов.

Ребенок умер, так и не успев появиться на свет.

Узнав об этом, подполковник-миллионер озлобился еще больше. Только фарфоровый сервиз порой напоминал ему о неудавшейся семье. Иногда Миллер становился сентиментальным, пил чай из тонкой фарфоровой чашечки и вспоминал покойную Аннет. Но это было крайне редко и только наедине с самим собой — людей, окружавших его, подполковник презирал, всех, кроме одного — Толика Серебрянского. Этого человека Миллер уважал и даже немного побаивался.

Офицер Серебрянский, кареглазый и горбоносый, крайне осторожный человек, однажды удивил Миллера своими рассказами о том, как ему приятно потрошить трупы — он был военврачом. Миллер, не желающий заводить приятельские отношения с кем бы то ни было, сразу распознав в Серебрянском жестокого, хладнокровного маньяка-садиста, тем не менее сблизился с ним. Такие люди встречались ему нечасто.

Оба офицера не пили спиртного и на дух не переносили табачного дыма, что также привлекало их друг к другу.

«Да, нужный человечек, — думал Миллер, слушая леденящие кровь циничные признания военврача-маньяка, — если когда-нибудь встретимся, он мне может пригодиться».

Но зачем пригодиться, для чего? Пока что было неизвестно. Кроме того, у Миллера сейчас были заботы и поважнее — деньги, деньги и еще раз деньги.

Подполковник накопил к этому времени уже очень солидную сумму. И потому, вернувшись после вывода войск в Союз, уйдя в отставку и став, таким образом, частным лицом, он ощущал себя куда лучше, чем иные генералы Генерального штаба.

Вскоре господин Миллер перебрался в Москву, к своей давнишней любовнице Люсе, бывшей продавщице «Военторга» (женитьба на ней гарантировала столичную прописку), и, открыв собственную фирму, деятельно занялся бизнесом: доллары и марки, привезенные из Германии, следовало приумножить. Фирма покупала в ФРГ пользованные ксероксы, доводила их до ума, после чего продавала как новые.

Затем появилась еще одна фирма, покупавшая и продававшая все: от туалетной бумаги и просроченных консервов до металлопроката и технологических разработок.

Затем появилась еще одна фирма, затем еще одна…

И, как следствие, спустя каких-то полгода в офис к Александру Фридриховичу завалилось несколько мрачных бритоголовых уродов, тех, которых на первой волне кооперативного движения называли модным заграничным словом «рэкетиры». Правда, в начале девяностых в Москве на смену этому термину пришел другой — немного угрюмое, зловещее, но такое родное и привычное для русского уха слово «бандит».

«Какая у тебя „крыша“? — последовало сразу после пренебрежительного „здрасьте“.

— Трудно так сразу сказать, — весело ответствовал отставной офицер, прекрасно понимая, что подразумевают вымогатели, — но думаю, что это бетонные перекрытия, толь, шифер…

Диалог продолжался недолго, и спустя пять минут незваные гости были спущены с лестницы:

Александр Фридрихович, бывший в свое время кандидатом в мастера спорта по вольной борьбе, всегда отличался завидными физическими статями.

Удивительно, но именно этот момент стал в послеармейской жизни Миллера переломным! К тому же, как выяснилось, подобным «наездам» подверглись едва ли не все компаньоны по бизнесу, и подавляющее большинство из них согласились идти под бандитскую «крышу». Грамотно просчитав постсоветскую ситуацию в Москве, да и вообще в России, бывший подполковник Советской Армии понял, что являлось на тот момент наибольшим дефицитом: безопасность.

Богачи-скороспелки, все эти бывшие комсомольские секретари, официанты, снабженцы, кладовщики, партработники да недоучившиеся студенты, обалдевшие от быстрых и легких денег, имели, казалось, все, кроме одного: ощущения собственной защищенности. Милиция, суды, прокуратура — все это в условиях дикого рынка продавалось и покупалось.