Том 3. Рассказы 1972-1974 годов - Василий Шукшин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, до свиданья, – сказали на том конце. – Счастливо долететь.
– До свиданья, – сказал Егор.
Касса номер три – это не та, куда он подходил. Если бы была та, Егор сказал бы той женщине, в окошечке… Сказал бы: «Значит, все же нашелся один билет? Эх, вы… Как же так получается, уважаемая? А сидишь – строгую из себя изображаешь, справедливую. „Вам же сказали: нет билетов!“ А один звонок – и билет, оказывается, есть. Значит, так надо и говорить: „Для вас – нету“. А вид-то, вид-то – не подступись! А такой же – нуль, только в пилотке». Ну, может, не так бы едко сказал… А может, и не сказал бы вовсе: правда что – нуль, чего и говорить.
…В Н-ск Егор прибыл под утро, часов в пять, а в шесть был уже у брата.
Позвонил… Открыла хозяйка, Надежда Семеновна.
– О-о! – удивилась она. – Так рано?
– С билетом удачно вышло, – радостно сказал Егор. – Прямо сразу улетел… Как Верочка-то?
– Лучше. Она еще спит. Вы потише, пожалуйста…
– Конечно! – тихо воскликнул Егор. – А Федор-то дома?
– Дома.
– Ну, мы на кухне пока посидим… Пусть он на кухню придет.
Федор пришел на кухню в халате и в шлепанцах. Сонный, большой и нелепый в этом халате, Егору даже смешно стало.
– Ты прямо как поп в ем, – сказал он, здороваясь.
Брат Федор покривил в ухмылке губы.
– Как долетел?
– Хорошо!
– А чего там жена-то? Возражала, что ли?
– Да на дачу собрались… Да ну ее!
– Что это она у тебя, командовать-то любит?
– Та-а… Чего об этом? Как Верочка-то?
– Перелом наступил. Поправится. Трухнул я тут…
– Да я уж понял.
– Давай чего-нибудь? Чаю? Или кофе? А может, что… с дороги-то?.. – Смешной Федор начал соваться по шкафам. – Счас мы изобретем… Во, коньяк! Будешь?
– Давай. – Егор с интересом наблюдал за старшим братом. Раза три Федор был у Егора – не то что в гостях – проездом: всех поразил своей деловитостью, этаким волевым напором, избытком сил. «Да, – подумали в провинции, – эта птица может больно клюнуть». – Давай, братка, давай. Смешной ты какой-то, – не удержался и сказал Егор. Нормальный человек… никакой не деятель.
– Ну! – недовольно молвил Федор. – Чего тут смешного-то? Халат, что ли, никогда не видал? Удобная штука, кстати.
– Да не халат… Ну, давай – со встречей. И чтоб Верочка скорей поправилась.
Братья выпили из маленьких, но каких-то очень тяжеленьких рюмочек… Помолчали.
– Как живешь-то? – спросил Федор.
– Да как… – Егор потянулся к пепельнице и рукавом пиджака свалил хрустальную рюмочку-патрон. Рюмочка пискнулась звонким краешком в гладкий стол и раскололась. – Ах ты, господи! – испугался Егор. И глянул на брата. Тот усмехнулся, прихватил осторожно пальцами рюмочку и отскочивший ее краешек и бросил в мусорную корзинку.
– Видно, с детства живет этот страх в человеке, – сказал Федор. – Вот, знаешь, Верочку же никто никогда не ругал за посуду, а один раз выронила блюдце, да так испугалась!.. Я же ее и успокаивать кинулся: ерунда, мол, чего ты так испугалась-то! Куклу уронит – ничего, а посуду… Есть, наверно, какой-то закон здесь. А?
– Наверно. Рюмка-то дорогая, черт тя возьми, – с сожалением сказал Егор. – Хрустальная.
– Да брось! – недовольно уже сказал Федор. – Хрустальная… Все равно это – вещь, и должна служить человеку. Ну, и отслужила свой век, туда ей и дорога.
Братья, пожалуй, смутно догадывались, что говорить им как-то не о чем. В прошлый приезд другое дело: дочь Егора, Нина, сдавала вступительные экзамены, начала сдавать сразу неважно, должен был вмешаться Федор… Все разговоры крутились вокруг экзаменов, института. Егор жил у Федора, очень переживал за дочь, но особенно не высовывался с советами, все надежды свалил на брата и только со страхом ждал, когда наконец закончатся эти проклятые вступительные экзамены. Тогда-то он и подружился с маленькой Верочкой и вечерами выдумывал ей всякие сказки. Тогда все как-то проще было.
– Как Нина-то? – вспомнил и Федор про Нину; может, тоже подумал, что, когда Нина устраивалась в институт, было хлопотно, но разговоры случались сами собой, не надо было выдумывать, о чем говорить.
– Работает в библиотеке. Я говорю: отдохни ты лучше, покупайся вон – успеешь еще, наработаешься! Нет, лучше глянется работать. Практика, говорит, мне будет.
– Ну и пусть работает – полезней. Накупаться тоже еще успеет. Сейчас надо этот главный рубеж взять – окончить институт.
– Да ведь устают, поди, от учебы-то! Неуж не устают?
– Да ничего страшного нет в учебе! – напористо и поучительно сказал Федор. – Что за дикость – учебы страшиться. Уж нашему ли народу не учиться – давно и давно пора. Нет, помню, бабка Фекла: «Федька, не дочитывай до конца книгу – спятишь!» Вот же понимание-то! Да почему? Черт его в душу знает, откуда этот панический страх перед книгой? Нам-то как раз и не хватает этой книги… И вот извольте: не дочитывай до конца, а то с ума сойдешь.
– А что, были же случаи…
– Да от книг, что ли?
– От книг! Парень вон у Гилевых… Игнаху-то Гилева помнишь? Вон сын его, Витька, – зачитался: тихое помешательство.
– С чего вы решили, что от книг-то?
– Читал день и ночь…
– Ну и что?
– Как же?.. Зачитался.
Федор хмыкнул с досадой, но пока не стал говорить, достал другой хрустальный патрончик, плеснул в него коньяку. И себе тоже плеснул.
– Давай. С ума они, видите ли, сходят от чтения… Ты много за свою жизнь книг прочитал?
– Я не пример.
– А кто пример? Ну, я вот: прочитал уйму книг – жив-здоров, чувствую, что мало еще прочитал, надо бы раза в три больше.
– Куда тебе больше-то? – удивился Егор. – Чего не хватает-то? Всего же вдосталь…
– Знаний не хватает! – сердито сказал Федор. – Вот чего. Вот они приходят счас, молодые, на смену – и поджимают. Да как поджимают! Сколько-то еще подержимся, а дальше – извини-подвинься: надо уступать. С жизнью, брат, не поспоришь.
– Не знаю… – сказал Егор. – Меня, например, никто не поджимает.
– Да тебя-то! Твое дело… не обижайся, конечно, но дело твое каждый сумеет делать. Ну, не каждый – через одного. Есть вещи сложнее…
– Ну, и надо уступать, – тоже чего-то рассердился Егор, наверно, за профессию свою обиделся. – А то и правда-то: смотришь, сидит – пень пнем, только орать умеет.
– Не торопи-ись, – с дрожью в голосе протянул Федор. – Больно прыткие! Есть еще такие понятия, как – опыт. Старшинство ума. Дачи увидели! Машины увидели!.. А не видите, как ночами приходится ворочаться от… Ты в субботу-то купаться пошел, а я сижу в кабинете, звонка жду: то ли он позвонит, то ли не позвонит. А и позвонит, да что скажет? Это ведь легче всего: в чужом кармане деньги считать. Их заработать труднее…
– Я не считаю твои деньги. Что ты?
– Я не про тебя. Есть… любители. Сам еще ночного горшка не выдумал, сопляк, а уже с претензиями. Не-ет, подожди, пусть сперва материно молоко на губах обсохнет, потом я выслушаю твои претензии. Свистуны. Мне что, на блюдечке все это поднесли? – Федор неопределенно покачал головой: то ли он имел в виду эту большую богатую квартиру, то ли адресовался дальше – дачу с машиной и с гаражом подразумевал, то ли, наконец, показал на шифоньер, где висел его черный костюм с орденами. – Тут уж я самому господу богу могу прямо в глаза смотреть: все добыто трудом. Вот так. Сам от работы никогда не бегал, но и другим… – Федор чуть сжал хрустальную рюмочку, и она вся спряталась в его огромном кулаке. Нет, крепок был еще Федор Максимов, не скоро подвинется и даст место другому. – Подняли страну на дыбы? – выходи вперед, не бегай по кустам. – Федор, наверно, чуть-чуть захмелел, а может, высказывал наболевшее, благо подвернулся брат родной – должен понять. – Вот так надергаешься за день-то, наорешься, как ты говоришь, – без этого, к сожалению, тоже не обойдешься, – а ночью лежишь и думаешь: «Да пошли вы все к чертям собачьим! Есть у меня Родина, вот перед ней я и ответчик: так я живу или не так».
– Кто тебе говорит, что ты не так живешь? – сказал сочувственно Егор. – Что ты? Наоборот, я всегда рад за тебя, всегда думаю: «Молодец Федор, хоть один из родни в большие люди выбился».
– Дело не «в больших людях». Не такой уж я большой… Просто делаю свое дело, стараюсь хорошо делать. Но нет!.. – пристукнул Федор ребром ладони по столу и даже не спохватился, что шумит. – Найдутся… некоторые, будут совать в нос свое… Будут намекать, что крестьянский выходец не в состоянии охватить разумом перспективу развития страны, что крестьянин всегда будет мыслить своим наделом, пашней… Вот еще как рассуждают, Егор! – Федор посмотрел на брата, стараясь взглядом еще донести всю глупость и горечь такого рода рассуждений. – Вот еще с какой стороны приходится отбиваться. А кто ее строил во веки веков? Не крестьянин?
