Нечто оМИФигенное - Роберт Асприн

– Что же, поразмыслите о том, что вы от меня услышали, – произнес я, демонстрируя ослепительную улыбку. – Потолкуйте с супругой. Может быть, она поможет вам что-то вспомнить. Не исключено, что я к вам еще загляну. Если мне вдруг станет известно, что вы что-то знали, но не поделились этим знанием со мной, вам, возможно, никогда не удастся увидеть моего появления. Вы понимаете, о чем я?

– Да-да... Я подумаю. Но я правда ничего не знаю.

Я некоторое время молча смотрел на него, затем отвернулся и направился к двери, взглядом дав понять Пуки и Оссе, что мы уходим.

Никто ничего не сказал, пока мы не вышли из поселения, чтобы избежать любопытствующих взглядов. Однако когда мы удалились от домов на порядочное расстояние, Осса не выдержала и разразилась:

– Вот это да, Гвидо! Ты был великолепен! Просто здорово!

– Ничего подобного, – сказал я, несколько замедляя шаг, но по-прежнему избегая встречаться с девицами взглядом.

– Что ты хочешь сказать?!

– Подумай сама, дорогуша, – сказала Пуки. – Шоу было и впрямь великолепным, но информацию Гвидо, так же, как и я, раздобыть не смог.

– Нет, во всем этом действительно есть что-то странное, – сказал я, обращаясь в основном к самому себе.

– Не знаю, – протянула Осса. – А вдруг они на самом деле ничего не знают?

– Ну уж нет! – ответил я. – Если они и не располагают точными сведениями, хоть что-то они должны были слышать. Пусть в форме слухов. Этого было бы достаточно, чтобы произвести впечатление на Пуки или отвязаться от меня. Нет, здесь я вижу какой-то сговор.

– Да, похоже на то, – кивнула Пуки.

– А у меня есть идея! – выпалила Осса. – Может, стоит попробовать?

– Попробовать – что? – спросил я.

– Здешний народ любит деньги. Правда? За информацию мы можем обещать им вознаграждение. Если они не реагируют на угрозы или похоть, то вполне могут пасть жертвой алчности.

Мы с Пуки обменялись взглядами и одновременно покачали головами.

– Не думаю, что от этого будет толк, сестренка, – сказала Пуки. – Идея хорошая, но когда на кону появляются деньги, возникает огромное число ложных версий и необоснованных предположений. Мы свихнемся, общаясь с информаторами, а о том, чтобы проверить всю чепуху, которую на нас вывалят, и речи быть не может.

– Кроме того, – вмешался я, – если мы правы и здесь имеет место сговор, каждый, кто согласится с нами сотрудничать, восстановит против себя всех остальных. Деньги, бесспорно, удачный стимул, но их потребуется очень много, чтобы преодолеть страх наказания.

– Постой, Гвидо, – сказала Пуки. – Может быть, мы смотрим на все не с той стороны? Что, если от общения с нами их удерживает не страх наказания, а деньги?

– Повтори.

– Что, если банда делится своей добычей с общиной, – пояснила она. – Грабит, так сказать, богатых, чтобы одарить бедных. Если обитатели подрайона получают кусок пирога, не приходится удивляться тому, что они не желают делиться сведениями с чужаками.

– Не знаю, не знаю, – протянул я. – Для меня это звучит как-то диковато. Я хочу сказать, что не понимаю той части, в которой речь идет о грабеже богатых. Ведь бедных вообще не имеет смысла грабить, поскольку у них нет денег. И с какой стати они вдруг решат делиться своей добычей? Особенно учитывая то, что в этой округе я еще не встречал ни одного бедняка.

– Это было фигуральное выражение, – сказала Пуки. – Надеюсь, ты помнишь мои слова о том, что партизаны для ведения боевых действий нуждаются в поддержке населения? Поэтому схема раздела прибылей может оказаться отличной находкой для банды. Я, во всяком случае, не вижу более действенного способа обеспечить себе народную поддержку. Это очень умный и тонкий способ привлечь на свою сторону народ в борьбе с властью.

– Надо подумать, – ответил я. – Пока ясно одно: в этой части расследования мы зашли в тупик. Похоже, настало время заняться клоуном в черном наряде.

Однако наша команда следователей не знала о последствиях, которые принес их визит в "Герб Шервуда".

В тот же день, вечером, состоялось экстренное и чрезвычайное собрание всех членов "Клуба любителей лучной охоты Шервуда".

– Брось, Робб, – сказал Такк, – это была целиком твоя затея. А когда какая-то личность начала задавать тебе вопросы, ты сразу сдрейфил.

– Я вовсе не сдрейфил, – ответил Робб. – Я испугался до потери сознания. И вы бы уписались от страха, если бы увидели того монстра, который учинил мне допрос. И готов поклясться, вам бы и в голову не пришло называть его "какой-то личностью".

– Если это тот же парень, который был со шлюшкой, пытавшейся выудить у меня информацию, то на меня он особого впечатления не произвел, – заметил Уилл.

– Жалкий костлявый тип, – поддержал его Джон.

– Заткнитесь, вы оба! – рявкнул Такк, возложив на себя роль председателя. – Мы уже пришли к выводу, что вопросы задавали две различные группы, состоящие из одного мужчины и двух женщин.

– И это было ровно на две группы больше, чем нужно, если вас интересует мое мнение, – произнес Робб. – Одно дело, когда за нами по лесам гоняется армия, но совсем другой оборот, когда охота начинается рядом с тем местом, где мы живем. Думаю, нам хотя бы на время следует лечь на дно. Необходимо отложить операцию, пока не уляжется волна этого неожиданного интереса.

– Никаких проблем, – пожал плечами Уилл. – Будем считать, что приговор вынесен и обжалованию не подлежит.

– Вот как? И никакого прения сторон? – вскинул брови Такк.

– Естественно, – сказал Уилл. – Пораскинь мозгами, Таккер. Мы уже нанесли один удар сборщикам налогов. Как по-твоему, сколько раз в году они будут совершать свой обход? Теперь тебе все ясно?

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Приемы, с помощью которых мы пытались выйти на след одинокого налетчика, существенно отличались от методов отлова стрелков Шервудского леса. Объединяло их лишь то, что в обоих случаях мы ощущали себя несчастными... главным образом потому, что нас не устраивала наша внешность.

Мы снова сошлись во мнении, что нам следует принять такое беспомощное обличье, которое побудило бы злодея немедленно на нас напасть. Таким образом, отпадала необходимость отправляться на его поиски. Одним словом, Пуки снова пустила в ход свое Заклинание личины.

Когда Пуки закончила, на нас оказалась армейская униформа, и все стали мужчинами. Мы договорились об этом заранее, на случай, если по округе распространится слух о подозрительной группе, состоящей из одного мужчины и двух женщин. Проблемы начались, когда Пуки настояла на том, чтобы мы приняли облик жалких, ничтожных хиляков. Она считала, что такой облик скорее вдохновит супостата на атаку. Поскольку мы с Оссой уже настрадались от подобного обличья в "Гербе Шервуда", мы потребовали, чтобы справедливости ради Пуки придала столь же жалкий образ и себе. Накал и продолжительность дискуссии по этому поводу свидетельствовали: Пуки, каким бы профессионалом она ни была, все же не лишена женского тщеславия. Однако, в конце концов ей пришлось уступить. Справедливость восторжествовала.

Наш план был чрезвычайно привлекателен и прост в теории, зато оказался на редкость тосклив при воплощении в жизнь. В основном он сводился к тому, чтобы повторить путь сборщиков налогов, на которых напал этот шут. Мы должны были изображать отряд, отставший от своих и спешащий с ними воссоединиться. Логически рассуждая, мы, оказавшись в тех же краях, должны были стать объектом нападения. Но в отличие от первого отряда наша группа к атаке была готова. На практике это означало, что нам приходилось пройти через множество поселений, в которых солдат, мягко говоря, вообще недолюбливали, а после первого визита сборщиков интенсивность этой нелюбви по меньшей мере удвоилась. Мои спутницы были уверены, что те словесные помои, которыми нас поливали во всех населенных пунктах, были следствием нашего менее чем героического вида. Я же был убежден в том, что грязь на нас лили только потому, что мы, с точки зрения публики, принадлежали к армии. На внешний вид народу было ровным счетом плевать.

Как вы понимаете, свое мнение я держал при себе. Нет ничего хуже, чем вступать в спор с расстроенной женщиной. Впрочем, хуже этого может быть только спор с двумя расстроенными женщинами – если вы, конечно, не готовы заранее принять все их аргументы.

– Я все-таки не понимаю, с какой стати мы должны таскать эти глупые личины, когда находимся не в городе, а в чистом поле, – пробубнила по меньшей мере в двадцатый раз Осса. – Нас здесь все равно никто не видит.

На сей раз ее нытье вызвало ответ с моей стороны. Возможно, это произошло потому, что я уже был на взводе. Не исключено, что это была реакция на двадцатое повторение одного и того же. Впрочем, был еще один момент: мне приходилось катить перед собой тачку. Наличие тачки говорило о том, что мы вживались в образ по полной программе, и о том, что в нашей небольшой группе явно имела место дискриминация по половому признаку.