Роман с куклой - Татьяна Тронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Михайловский тоже очень ее уважал – Любочка всегда выполняла самые сложные его заказы и была добрейшим существом. Ее даже не портили очки с толстыми линзами и маленький горб…
Михайловский расписался в каждой графе, кивнул Любочке и включил настольную лампу с зеленым абажуром.
В читальном зале с высоким сводчатым потолком, помимо него, было только двое посетителей – некий пожилой господин с меланхоличным выражением лица и толстая энергичная дама – из фирмы, подвизавшейся на составлении генеалогических древ.
Михайловский открыл первую папку, принялся осторожно переворачивать пожелтевшие страницы. «Нет, здесь я ничего не найду… Ну-ка, а тут у нас что? Ай да Любочка, ай да молодец… Нашла-таки!»
«Протоколы заседаний Чрезвычайной Следственной Комиссии (расшифровка стенографического отчета).
Заседание Чрезвычайной Следственной Комиссии от 21 января 1920 года.
Попов. Вы присутствуете перед Следственной Комиссией, в составе ее председателя К.А. Попова, заместителя председателя В.П. Денике, членов Комиссии: Г.Г. Лукьянчикова и Н.А. Алексеевского для допроса по поводу вашего задержания. Вы адмирал Колчак?
Колчак. Да, я адмирал Колчак.
Попов. Мы предупреждаем вас, что вам принадлежит право, как и всякому человеку, опрашиваемому Чрезвычайной Следственной Комиссией, не давать ответов на те или иные вопросы и вообще не давать ответов. Вам сколько лет?
Колчак. Я родился в 1873 году, мне теперь 46 лет… Я женат формально законным браком, имею одного сына, Ростислава, в возрасте 9 лет. Жена и сын находятся во Франции.
Попов. С вами добровольно арестовалась г-жа Тимирева. Какое она имеет отношение к вам?
Колчак. Она – моя давнишняя хорошая знакомая… Когда я ехал сюда, она хотела разделить участь со мною.
Попов. Вы являлись Верховным правителем?
Колчак. Да, я был Верховным правителем Российского Правительства в Омске.
Попов. Теперь главный вопрос – где золото? Что вы сделали с золотом? Вопрос архиважный для нас…
Колчак. Золото принадлежит не вам.
Попов. И не вам! Послушайте, Александр Васильевич, не усугубляйте ваше положение…
Колчак. О чем вы? Хуже уже не будет. Я и так знаю, что не выйду из этих стен живым…»
Михайловский прочитал стенограмму до конца. Потом следующую – всего их было девять, но ни в одной из них он так и не нашел того, что искал.
Он закрыл папку.
Дама из генеалогической фирмы вполголоса, но очень отчетливо жаловалась Любочке на привередливость некоторых клиентов:
– …нет, ну как будто я виновата, что в роду у них ни графьев, ни князьев нету! Что ж я, до Великого потопа должна сведения копать?! Да в те времена и бумагу еще не изобрели! Один вот недавно потребовал, чтобы я доказала, что он прямой потомок египетских фараонов… Псих! Якобы он точно об этом знает – из своих снов!.. Псих, я вам точно говорю, Любочка! Единственный плюс – платит он хорошо… А и ладно, я ему придумаю предков, позатейливее!
Михайловский обхватил голову руками и закрыл глаза.
Потом вышел в курительную комнату, отделанную белым кафелем, сел на подоконник и затянулся сигаретой. Его бесила толстая тетка, его бесили все.
Его бесили женщины. Ну, разве что кроме Любочки и Ивы.
Ива…
Она была единственной, с кем он мог спокойно общаться. Она была нормальной, нормальной – в высшем смысле. Исключение из правил, только подтверждающее правила!
Даниил Петрович Михайловский и рад бы был смиренно любить этих странных существ, называемых женщинами, но они сами все портили. Своей глупостью и алчностью, пристрастием к мелочам и вздорными капризами, своим упрямством и неистребимым желанием повелевать. Они были до такой степени неискренни, что только огромное горе или нечаянная радость могли на время сорвать с них маску, сделать живыми и человечными. Но все остальное время – они лицедействовали!
Да, они могли быть добрыми, но истинного милосердия в них не было. Даже сочувствуя кому-либо, они затаенно радовались тому, что в данный момент неприятности происходят не с ними. Страдая, всегда следили за тем, достаточно ли хорошо они выглядят. А в какой восторг они приходили, когда им удавалось по-настоящему уязвить кого-то…
Пустые, пустые и мелочные создания!
Их было два вида – курицы и стервы. Иногда – все вместе, и хуже этого убойного сочетания не было уже ничего!
Ива была исключением потому, что не пыталась переделать под себя весь мир, она была простой и искренней. За все эти годы она так ничего и не потребовала для себя, она была довольна всем. И самое-то главное – она не пыталась лезть к нему в душу, не пыталась быть его музой, никогда не мешала ему! Михайловский даже не классифицировал Иву, по своему обыкновению, – ибо прекрасно понимал, что Ива вне всяких классификаций, она одна такая. Даже добродушная Любочка имела изъян – при всей своей старательности она была из породы куриц…
Словом, за тридцать девять лет своей жизни Михайловский успел навидаться всякого и, казалось, мог бы ко всему привыкнуть. Но, как говорится, нет предела совершенству – не так давно он имел счастье (в кавычках) видеть некий экземпляр, чья стервозность зашкаливала все мыслимые границы.
Экземпляр звали Евой (вот она, ирония судьбы – женщина с именем нашей прародительницы!), и она была блондинкой (ха-ха!). Такого жгучего сочетания стервозности, глупости, вздорности, кокетства и наглости Михайловский еще не видел. За несколько минут их знакомства (меньше получаса, наверное) она успела вывести его из себя, заставила трястись от ненависти и бешенства.
Позже он просил Иву ни с кем его больше не знакомить. «Ты сердишься на меня из-за Евы? Знаешь, я сама не ожидала, что она себя так поведет…» – пыталась растерянно оправдаться Ива. «Ива, я не сержусь, но ради бога – никаких автографов!»
Михайловский был настолько выбит из колеи, что несколько дней не встречался ни с Ивой, ни даже с братом – восстанавливал душевное равновесие. Похоже, брат даже обиделся…
Дело в том, что не так давно телезвезда и бывшая спортсменка Голышкина вышла замуж – миллионер Олег Отвяньбеда, владелец нескольких колбасных заводов и фабрики по изготовлению макарон, показался ей выгодной партией. Бедный Отвяньбеда: Голышкина представляла собой классический тип амбициозной дуры и расчетливой стервы! Но это уже его проблемы…
Так вот, после своего замужества Голышкина перебралась к мужу, в особняк на Рублевском шоссе, а прежнюю дачу решила продать. Дачу в июле купил брат. Вернее, двоюродный брат (по линии матери) – Толя Прахов. Все бы хорошо, но Толя поселился там со своей мамашей, мерзкой теткой, которая ни о чем другом не говорила, как только о своих болезнях. Сколько Михайловский ее помнил, тетушка Вера Ивановна непрерывно лечилась от множества самых различных и почти не совместимых с жизнью недугов. Тем не менее она умудрилась пережить своего мужа, абсолютно здорового бодрячка, и двух своих младших братьев. Разумеется, на время переселения и обустройства Толя нуждался в Михайловском, тем более что Вере Ивановне уже несколько раз вызывали в Лапутинки «Скорую»…