Минуты будничных озарений - Франческо Пикколо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот почему я никогда не скрываю, за кого голосовал на выборах, при вручении премий, и не вру, кому я дал свои налоговые отчисления, потому что я понял: стоит тебе схитрить, как окажется, что нисколько ты не схитрил. Правда – твое спасение.
В общем, я еще не решил, кому отдать часть моих налогов, и не знаю, успею ли вовремя решить. У меня на тумбочке лежит список, и время от времени я кого-то вычеркиваю, а потом раскаиваюсь и продолжаю добавлять некоммерческие организации, фонды и прочие структуры, наиболее достойные ее получения. Я терзаюсь, не отвечаю на звонки бухгалтера, спрашиваю ее по электронной почте о последнем дне, когда я могу принять решение. В итоге я сделаю выбор и почувствую себя виноватым, ведь я подарил свой налоговый вычет кому-то вместо того, чтобы подарить его всем остальным. Это немножко напоминает милостыню на улице, которая распределяется со случайностью русской рулетки, то есть ты подаешь кому придется, в зависимости от настроения, и не замечаешь, что это могло бы значить: сегодня я решил, что этот будет есть, а тот нет. Ты не уверен, что поступаешь правильно, что дать деньги культуре значит отнять их у медицины, а если дать их медицине, значит отнять их у гуманитарного фонда, который ты хотел бы поддержать, а потом больше не печатают журнал твоего района, не могут найти средств на пробирку, на исследование неизлечимых болезней, на все, и это все имеет полное право. Настает такой момент в году, когда мир, цивилизация, возможность быть цивилизованными вступают в бессмысленное соревнование, в ходе которого ты должен сказать себе самому: лучше эта, чем та, тогда как достойны обе, все сто, вся тысяча.
Я хотел бы, чтобы кто-то выбирал за меня, хотел бы, чтобы мы все вместе каждый год решали, кому давать наши налоговые отчисления, а не свободно выбирать самим. Я весь извелся, я смотрю всю рекламу по телевизору, читаю информацию в газетах, я делаю это в надежде, что кто-то меня убедит. Но меня убеждают все, более того, к ним все время прибавляются новые.
Кстати, появилась реклама вальденской церкви, в которой говорится: отчисления для вальденской церкви не идут вальденской церкви. И, по- моему, это причина, по которой я решил перечислить ей свои налоги. Впрочем, я в этом не уверен.
* * *
Я ем, не спуская глаз с тарелки человека, который ест без аппетита, потому как знаю, что с минуты на минуту он отложит вилку, выпрямляя спину. «Тебе действительно не нравится? Ешь, ты так мало съела. Ты уверена-уверена-уверена, что тебе не нравится? Бедная. Разумеется, если не лезет в рот…» – и я жадно набрасываюсь на ее тарелку.
Как-то вечером сын сказал мне: «Папа, чувства есть такие: раз (и дотронулся до моих глаз); два (и дотронулся до моего носа); три (и дотронулся до моего рта); четыре (и дотронулся до моего уха). Почему тогда говорят, что их пять?
А какое пятое?»
Я задумался, мы снова начали трогать глаза, нос, рот и ухо. Действительно, их было четыре. Мы не понимали, какое могло быть пятым. И в какой-то момент, отчаявшись, я взял айфон и набрал: пять чувств. Открылась Википедия, и тогда мы хором сказали: «А-а-а-а-а…» И вспомнили, какое было пятое.
На Авентинском бульваре я стоял на светофоре и увидел мать на мопеде, которая заметила дочку на остановке автобуса; она посадила ее на мопед, и они уехали.
Сияющая улыбка дочери, увидевшей мать, и матери, увидевшей дочь.
Таксист, который спрашивает: «Как поедем?»
Такси берут, чтобы не думать о маршруте, а думать о чем-то другом.
Так-то я мог бы поехать и на своей машине.
Когда дисплей на приборной доске говорит, что запас бензина в твоем бензобаке на пятьсот двадцать километров.
Хорошо бы всегда иметь запас на пятьсот двадцать километров.
Минута, когда, кто бы ни пришел навестить тебя в студии, уходит. Я, улыбаясь, слушаю его до последней секунды, и когда он закрывает дверь, тут же бегу к письменному столу и продолжаю работать.
Черного поросенка в Казерте раньше не было.
Теперь это фирменное блюдо в моем городе, его готовят по всей Италии, и все от него в восторге. И если я говорю, откуда я, мне говорят: «У вас там есть черный поросенок».
Но когда я жил в Казерте, где были эти черные поросята, где они жили, что делали?
Когда используешь карточку для автоматического открывания двери, боишься, что не успеешь пройти, что она закроется раньше. И ускоряешь ход, даже делаешь прыжок вперед.
Мне очень нравится, когда громкоговоритель в поезде говорит: «Перевод стрелок». Я никогда не пойму, что это значит, но мне нравится.
Хватит уже про Марию Стюарт и Анну Болейн.
Когда заканчивается чековая лента и как раз твоя очередь платить. И почти всегда не знают, где новая. Забывают или знает кто-то другой, которого в эту минуту нет.
Ты не находишь слов, тона, не находишь подходящего момента, чтобы сказать приходящей уборщице, что она плохо убрала (хотя на самом деле она вообще не убирала). Остается, трижды войдя в кухню, махнуть рукой. В доме будет неубрано, она получит деньги ни за что, но ты ничего ей не скажешь.
Фильм про близнецов. Их играет один актер. Но у одного из двух близнецов на носу очки, у другого – нет. У одного родинка, у другого – нет.
Когда проводят несколько дней в другом городе, многие ищут альтернативные гостиницам варианты. Есть люди, которые по непонятным причинам не любят гостиниц. Они не понимают удовольствия повесить Do not disturb на ручку двери, удовольствия лечь в кровать, перестеленную кем-то другим, недооценивают кофе или аперитив, внесенные в счет за номер (не напомните мне номер?), завтрак а-ля фуршет, когда ешь сколько влезет, в то время как загорелый и еще свежий после душа сосед ест йогурт со странными добавками типа кусочков фруктов, какая-то пара вопит от наслаждения за стеной в шесть
