Битва близнецов - Маргарет Уэйс

Считанные часы назад она стояла в центре обреченного города, осужденного разгневанными богами на гибель. Уже тогда она была на грани срыва. Сейчас Крисания признавала это, как и то, что тогда она этого не понимала. С какой слепой самонадеянностью она воображала, будто душа ее надежно защищена крепчайшими стальными стенами веры. Увы — теперь она с сожалением и стыдом осознавала это, — вера ее оказалась отнюдь не из стали, а всего лишь изо льда.

В горниле правды сталь закаляется, а лед тает, превращаясь в текучую воду. Ее вера растаяла, оставив ее беззащитной и ранимой. Если бы не Рейстлин, она, наверное, погибла бы в Истаре.

Рейстлин… При мысли о нем щеки жрицы снова зарделись. Ей еще никогда не приходилось сталкиваться с любовной страстью. Когда-то, много лет назад, Крисания была помолвлена с молодым человеком, в которого, как ей казалось, была влюблена. Но она не любила его, нет, и теперь могла признаться себе не только в этом; но и в том, что никогда по-настоящему не верила в любовь — во всяком случае, в ту любовь, которая воспевалась в легендах и сказках. Зависимость от другого человека всегда казалась ей слабостью, а раз так — то ее следовало сторониться. Крисания вспомнила, как Танис Полуэльф рассказывал ей о своей жене Лоране. «Когда ее нет рядом, — сказал он, — мне кажется, будто я лишился руки…»

«Что за романтические бредни», — подумала она тогда, но теперь жрица все чаще задавала себе один и тот же вопрос: чувствует ли она нечто подобное по отношению к Рейстлину? Мысленно возвращаясь к последним дням в Истаре, к бушующей над городом буре, к вспышкам молний и треску грома, Крисания с неизменным постоянством вспоминала только одно — жаркие объятия Рейстлина. При этом жрица испытывала уколы сладкой боли, и ей безумно хотелось, чтобы миг этот повторился. Однако что-то внутри нее по-прежнему сопротивлялось, вызывая невнятные, смутные страхи. Помимо своей воли Крисания припомнила лихорадочный блеск в глазах мага — восторг, охватывавший Рейстлина при каждом новом порыве бури. Он радовался надвигающейся катастрофе так, словно сам ее вызвал.

Воспоминания Крисании были сродни запаху, который она, приблизившись к Рейстлину, недавно ощутила. Маг благоухал розовыми лепестками и экзотическими ароматами, и вместе с тем от него тянуло тленом, плесенью и едкой серой.

Словом, насколько тело Крисании жаждало его прикосновений, настолько ее душа в ужасе отшатывалась прочь…

В животе Карамона громко заурчало, и Крисания, вздрогнув, возвратилась в реальность. Подняв голову, она увидела, как исполин тут же смущенно покраснел.

Несмотря на то что Крисания вспомнила теперь и о собственном голоде, она невольно рассмеялась.

Карамон с сомнением посмотрел на жрицу, подозревая, очевидно, что у нее началась истерика; однако, заметив выражение его лица, Крисания рассмеялась еще громче. Смех ее был приятен и звонок — казалось, сама тьма немного отступила перед ним, а от сердца отлегла тяжесть. В конце концов Карамон, захваченный ее весельем, тоже рассмеялся.

— Так боги напоминают нам, что мы люди, — смахнув выступившие на глазах слезы, сказала Крисания. — Подумать только, мы находимся в самом жутком месте, какое можно себе вообразить, нас окружают чудовища, готовые пожрать нас и наши души, а я думаю только об одном: как сильно мне хочется есть.

— Нам потребуется еда. — Отсмеявшись, Карамон сразу же посерьезнел. — И какая-нибудь приличная одежда, если, конечно, мы намерены здесь задержаться.

— Он посмотрел на брата. — Сколько времени мы здесь пробудем?

— Не долго, — отозвался Рейстлин. Кружка с настоем в его руках почти опустела, и голос мага звучал теперь намного увереннее. — Мне нужно время, чтобы восстановить силы и закончить кое-какие исследования. Эта госпожа… — Он посмотрел на Крисанию, и жрица невольно поежилась — таким холодным вдруг показался ей его голос. — Эта госпожа должна обратиться к своему богу и укрепиться в вере. Только после этого мы будем готовы пройти через Врата. Ну а потом, брат мой, ты сможешь пойти куда пожелаешь.

Крисания почувствовала на себе вопросительный взгляд Карамона и с трудом сохранила внешнее спокойствие, хотя упоминание о страшных Вратах — проходе, сквозь который они должны были проникнуть в Бездну и предстать пред Владычицей Тьмы, — заставило ее сердце в страхе замереть. Именно поэтому она предпочла смотреть на пламя в очаге, нежели отвечать на взгляд Карамона.

Гигант вздохнул и слегка откашлялся.

— Ты отправишь меня домой? — поинтересовался он.

— Куда пожелаешь.

— Да, — резко сказал Карамон и посмотрел на брата, — я хочу вернуться назад, к Тике, хочу… поговорить с Танисом. — Его голос дрогнул. — Я должен буду объяснить… как получилось, что Тассельхоф погиб в Истаре…

— О боги, Карамон! — Рейстлин раздраженно махнул рукой. — Мне казалось, что в тебе наконец-то созрел взрослый мужчина! Вернувшись домой, ты застанешь кендера на кухне у Тики, где он будет потчевать ее лихими историями и одновременно сгребать в свои кошельки все, что плохо лежит!

— Что?! — Карамон побледнел, и глаза его вылезли из орбит.

— Выслушай меня, братец, выслушай хоть раз в жизни! — прошипел Рейстлин, наставив на Карамона длинный тонкий палец. — Кендер сам навлек на себя все эти беды, воровски пристроившись к заклинанию Пар-Салиана. Тому, что кендерам, гоблинам и гномам запрещены перемещения во времени, есть причина, и причина очень веская! Эти расы появились случайно, не по воле богов, но по капризу судьбы, по небрежности великого Реоркса. Эти расы, в отличие от эльфов, великанов и людей, находятся вне потока времени, поэтому кендер мог изменить ход истории, что он и сам быстро понял, стоило мне об этом проговориться. Я не мог допустить, чтобы такое случилось! Предотврати он Катаклизм, что он, собственно, и собирался сделать, и кто знает, что могло бы произойти?!

Возможно, вернувшись в собственное время, мы обнаружили бы, что нашим миром безраздельно правит Владычица Тьмы, ибо Катаклизм отчасти был ниспослан богами и для того, чтобы подготовить обитателей Кринна к грядущему, к будущему отпору силам зла…

— И ты его убил! — перебил мага Карамон.

— Я велел ему забрать твое магическое устройство, — сухо заявил Рейстлин,

— я научил его пользоваться им и отправил его домой!

Карамон моргнул.

— Точно? — с сомнением спросил он. Рейстлин вздохнул и запрокинул голову на спинку кресла.

— Да, — сказал он. — Но я не надеюсь, что ты мне поверишь. Почему, собственно, ты должен мне верить?

Руки мага слабо шевельнулись и запахнули полы черного плаща.

— Знаешь, — тихо сказала Крисания, — кажется, я припоминаю… В последние минуты перед землетрясением я видела Тассельхофа. Он… тоже был в Священной Келье…