Эхнатон, живущий в правде - Нагиб Махфуз

Затем он запел:

Господь мой, ты живешь в моей душе.Никто не знает тебя,Кроме твоего сына Эхнатона.Ты вдохновляешь меня своим знанием,Ты — сила, которая творит.

Он не мог отречься ни от своей веры, ни от любви. Даже тогда, когда построенная им пирамида рухнула, друзья присоединились к врагам, а любимая жена ушла без объяснений, в его душе не было ни злобы, ни ненависти. Эхнатон был выше чувства мести; он любил людей, животных и даже неодушевленные предметы. Когда он впервые сел на трон, Египет был огромной империей с любящими и послушными подданными. Он мог позволить себе выбирать все самое лучшее: женщин, вино и еду. Но он отвернулся от этих соблазнов и посвятил себя правде, бросив вызов силам алчности и себялюбия. Поэтому он жертвовал всем с улыбкой на устах.

— Почему ты не используешь силу, чтобы защитить любовь и мир? — однажды спросил я его, когда семена зла уже начали прорастать.

Он ответил:

— Бек, порочные люди и преступники всегда находят предлог для удовлетворения собственной кровожадности, но я не из их числа.

Никогда не забуду доброту, которую он проявил, узнав, что я люблю его свояченицу Мутнеджмет. Он пытался свататься за меня. Когда она ответила отказом, Эхнатон утешал меня:

— Не жалей, она похожа на стервятника, ждущего подходящего момента для нападения. — Я спросил, что он имеет в виду, но Эхнатон не ответил.

Когда все остальные уходили, мы со жрецом Единосущего Бога Мери-Ра хотели остаться с ним. Но нас встретил мудрец Эйе и сказал:

— Мы — единственные, кто способен защитить его от неминуемого нападения. Есть только один способ спасти ему жизнь. Поверьте, если бы кто-то мог остаться с ним, это был бы я. Я — его тесть и первый учитель.

— Эйе, если мы останемся с ним, это никак не повлияет на ход событий.

— Соглашение, которое мы заключили со жрецами, предусматривает, что Эхнатону не причинят вреда при условии, что в Ахетатоне не останется никого из его приближенных и последователей. Жрецы согласились лишь на то, чтобы за ним присматривало несколько слуг.

Когда я не по своей воле присоединился к остальным, мое сердце сжалось от боли. Меня до сих пор одолевают сомнения. Почему Бог покинул его? Иногда я возношу Ему молитвы, иногда нет. Узнав о смерти Эхнатона, я плакал до тех пор, пока не пересох источник слез. Я уверен, что он умер не своей смертью. Жрецы извели его колдовством или каким-нибудь другим жестоким способом. Теперь я живу здесь, не имея цели, не зная счастья, и жду, когда смерть заберет меня так же, как она забрала мой прекрасный город.

Тадухипа

Тадухипа была дочерью Тушратты, царя Митанни, ближайшего союзника Египта. Аменхотеп III женился на ней в самом конце своей жизни. Ему было шестьдесят[32], а ей — пятнадцать. Когда Аменхотеп умер и царем стал Эхнатон, Тадухипа досталась ему в наследство вместе с отцовским гаремом. Ныне она с тремя сотнями рабов жила во дворце на севере Фив. Она согласилась поговорить со мной только по рекомендации Хоремхеба. Тадухипа оказалась красивой женщиной лет тридцати с небольшим, исполненной чувства собственного достоинства и окутанной аурой таинственности. Мы встретились в роскошном приемном зале; она сидела в кресле из черного дерева, отделанном золотом. Ее улыбка подбодрила меня, и я попросил Тадухипу начать рассказ.

— Я жила с царем Аменхотепом III очень недолго; это время было наполнено желчью и ревностью. Познакомившись с великой царицей Тийей, я сильно удивилась. Мне было непонятно, как эта женщина сумела подняться до столь высокого положения. Во дворце моего отца такие женщины, как Тийя, были бы вне себя от радости, если бы их просто взяли в служанки его гарема. Но еще сильнее я удивилась, когда впервые увидела гулявшего в саду наследника престола. Он был хилым и уродливым созданием. Я испытывала к нему не столько жалость, сколько отвращение.

Вскоре после моего выхода замуж за Аменхотепа III его здоровье начало ухудшаться. Некоторые злонамеренные люди смели обвинять в его болезни меня. Но это было не в моих интересах. В первую же брачную ночь я увидела на морщинистом лице царя признаки своего неминуемого несчастья — то, что скоро я достанусь в наследство отвратительному мальчишке. Я невольно подумала, что жить с его старым отцом куда лучше, чем с ним. В конце концов, что бы ни думали люди о стариках, Аменхотеп III был человеком живым, веселым и полным сил. В гареме женщины часто говорили о царевиче. Мы потешались над страстью Эхнатона к таким женским занятиям, как пение и рисование, и его подозрительным отсутствием интереса к женщинам. Мы считали, что для трона он совершенно не годится.

Вскоре стало известно о страсти царевича к новой религии, из-за которой у него были ссоры с родителями. Мы слышали о тревоге жрецов Амона. Все это вызывало наше любопытство, но не слишком волновало; в гареме личные интересы женщин важнее интересов страны. Только смерть царя потрясла нас и поставила в затруднительное положение, из которого мы не видели выхода. Мерзкий мальчишка стал законным царем и разделил трон с Нефертити, на которой женился еще при жизни отца. О да, теперь все мы стали его собственностью. Конечно, он был щедр и заботлив, но относился к нам как к ручным животным и ни разу не посетил свой гарем. В результате его пренебрежения женщины, стремившиеся утолить свои желания, начали вступать в противоестественные связи.

— Лучше бы он занимался нами, чем религиозными распрями со жрецами и всеми остальными, — сказала одна из женщин.

— Должно быть, он импотент, иначе зачем бы ему понадобилась вся эта религиозная чепуха? — ответила ей другая.

Тем не менее Нефертити была очень ревнива. Однажды она решила нанести визит в гарем. Женщины правильно поняли истинную причину ее прихода. Нефертити хотела увидеть меня, ибо слышала во дворце, что я молода и хороша собой. Я была единственной обитательницей гарема, близкой ей по возрасту и столь же красивой. А мое происхождение было намного выше. Я — царская дочь, в то время как ее отец Эйе — всего-навсего простолюдин. Эйе одним из первых заявил о своей вере в нового бога. Позже, когда солнце Эхнатона зашло, он первым бросил зятя и присоединился к его врагам. Но это к слову… Царица пришла в гарем, окруженная рабынями. Она приветствовала нас одну за другой, по старшинству. Когда настала моя очередь — а я была последней, — Нефертити пристально осмотрела меня; ее взгляд был полон любопытства. Я стояла в вызывающей позе, пока ее лицо не помрачнело. Я не удивилась, когда услышала, что Нефертити рассердилась на царицу-мать, посоветовавшую сыну уделять больше внимания гарему, а особенно мне, дочери Тушратты, друга и союзника Египта. Этого она Тийе не простила до самой смерти. Но еще сильнее она разозлилась, когда царь решил пойти навстречу желанию матери и нанести мне визит.

Я ждала Эхнатона в своей позолоченной кровати, совершенно обнаженная. Он пришел в одной набедренной повязке, сел на край кровати и нежно улыбнулся.

— Ты будешь рада родить мне ребенка? — прошептал он.

Я пыталась побороть охватившее меня чувство отвращения.

— Это мой долг, ваше величество.

— Но я ищу любви. — В его глазах стояло отчаяние. — Любовь — мой единственный долг.

— Учитель, это любовь заставляет вас желать меня?

— Прости меня. — Он бережно погладил меня по руке поцеловал в лоб и покинул мою комнату так же тихо, как и вошел в нее.

Я никому не сказала, что произошло в моей спальне в ту ночь, и большинство женщин гарема считало, что Нефертити утратила по крайней мере половину души царя. Время шло, и мы получали все новые известия о событиях, происходивших за пределами дворца. Потом мы узнали о решении царя построить новый город. Через несколько лет переехали в Ахетатон. В новом городе были счастливы все, кроме нас. Нас отправили в самое дальнее крыло дворца, где мы вели невыносимую и угнетающую жизнь, приводившую к новым извращениям. Когда стало известно, что этот идиот царь решил бороться с грехами любовью, а не наказаниями, те обитательницы гарема, которые не хотели спать с другими женщинами, начали бесстыдно зазывать к себе в постель дворцовых стражей. Рушились последние моральные устои. Но единственной заботой царя было распространение его новой религии по всей стране. Все окружавшие меня женщины начали молиться Единственному и Единосущему, хотя подлинной веры не испытывали. Позже я поняла, что религия Эхнатона была религией без верующих. Я до сих пор считаю, что его религия превратила Египет в страну лицемеров, рвущихся к богатству и власти. У меня не укладывалось в голове, как в бесконечной вселенной может существовать только один бог. Почему? Каждому городу нужен свой бог-покровитель; представителю каждой профессии требуется бог, который за нее отвечает. И почему люди обязаны испытывать друг к другу только любовь? Что за чушь! Должно быть, мать совершенно избаловала его, вот он и свихнулся. Он часто читал стихи при большом стечении публики, а его жена пела. Священный трон осаждали толпы нищих поэтов и певцов, после чего достоинство фараонов рассыпалось в прах.