Никто мне ничего не обещал - Сергей Минутин

— Серёжа, ты почему носишь фуражку под мышкой?

— На мозги давит, думать не даёт, — ответил Сергей.

— Никому не говори, что ты умный, — сделал заключение Бокарев.

Соседний полк, видимо, в целях взбодрить офицеров решил провести учение. Засидевшиеся без дела танкисты устроили на танках гонки по колхозным полям. Прокатились они и по подсобному хозяйству Сергея. Этому факту он был чрезвычайно рад. Дело было весной, семена ещё «оклемаются» и взойдут. А пока появился хороший рычаг для возмещения убытков. Так Сергей познакомился с комбатом танкового батальона. Он стал постоянным «банным» спутником Сергея. Они оба радовались возможности смыться из части для решения важных судебных дел. Комбат был боевой. Он воевал сначала во Вьетнаме, потом в Палестине, был очень невысокого мнения и об американцах, и о палестинцах, и о евреях.

Американцы его достали тем, что начиная нести потери в живой силе, они переставали воевать. Им было не жалко технику, но солдат они берегли. Это резко контрастировало с нашей концепцией войны. Было обидно.

О евреях у него тоже было весьма резкое суждение. Он был уверен, что именно советские евреи вооружали армию Израиля, что именно они втихаря собирали деньги и отправляли их на закупку вооружений…

Евреи ломили напролом, но грамотно. За шесть дней укатали всех арабов.

К арабам комбат относился с нисхождением, ибо не был уверен в том, что они хоть когда–то воевали. А если нет опыта войн, то чего от них ждать.

Сергею было чрезвычайно интересно с ним общаться. Про поле, потравленное танками, они вообще забыли. Сергея не интересовала война, его интересовал быт банановых стран. Комбат с большим юмором, сидя на самом верху парной, рассказывал, что во Вьетнаме самым большим удовольствием было опустить свои яйца в таз с холодной водой.

А в Палестине он где–то подхватил лихорадку и теперь его постоянно трясёт. Но самое скверное в том, что он согревается только в бане. А на улице, даже в 30 градусную жару, ему холодно в кителе. Так они дружили. Процесс шёл, бюрократия работала, а бюрократия в СССР все вопросы рассматривает долго. В этом её качестве Сергей и комбат ощутили несомненную пользу. Так прошло лето.

Сергей писал в дневнике: «Завтра приезжает жена. Надо сдать бутылки и купить цветов. Где–то я просмотрел свою любовь. А всё Андрюша Рец: «Офицер должен жениться или на враче, или на учительнице, но лучше на враче, это всё равно, что приобрести машину «Волгу» и взять десять тысяч приданого». Уговорил, зараза. А тут такая инфляция. Но уже никому ничего не вернёшь.

С этого места Серёжа сильно обижался на всех евреев. Других причин не любить евреев у него не было. Совет–то вроде правильный был, но требовал разъяснения. Ни на враче, а на медсестре, а если на учительнице, то начальных классов. Чтобы жена не задирала планку на высоту, которую муж не сможет перепрыгнуть. Чтобы никакой другой мечты, кроме как стать генеральшей, у неё не было. Одним словом, совет не помог, Серёжа обиделся на Андрюшу, а много лет спустя вместе с обидой на него разобиделся и на всех евреев. С женой развёлся.

А в дневнике он писал: «Опять поменялся командир полка. Это хорошо не кончится. Совсем не обязательно оканчивать военную академию, чтобы видеть ужасающие последствия такого кадрового бардака. Хочешь разрушить армию, создай неопределённость положения среди её офицеров, лиши их перспективы. Присылай им новых командиров.

Новый «полководец», изобразил из себя демократа. К нам попал чуть ли не прямо из Военной академии стран Варшавского договора. Оказывается, для своих и такие есть. А мы и не знали.

Этот демократ, видимо, на тамошний манер, зря что ли учили, всех построил и стал задавать дурные вопросы: «На что жалуетесь?». Я, конечно, пожаловался на то, что в нашем гвардейском полку уже второй месяц командир, а теперь это он, не может вручить мне погоны капитана. В обед вручили. Пошли обмывать погоны, звание обмыли уже давно. Завтра будем шлифовать то, что обмыли давно и обмываем сегодня.

А что ещё остаётся? Отсутствие службы, как и её чрезмерное присутствие ведёт к снижению боеготовности, но её отсутствие — особенно. Ничем не занятые офицеры начинают либо пить, либо ныть. Говорят, что гениальные полководцы это прекрасно понимали. И занимали своих офицеров либо балами с дамами, если воевать было не с кем, что позволяло держать и форму, и лоск «не засаленных» погон, либо — службой, если было с кем воевать. Тогда офицеры были чуть пьяны, до синевы выбриты и бесконечно преданы Родине.

А сегодня, лишенные всего, мы предались пьянству и анализу. Это опасно, особенно второе. Офицеры, склонные к анализу, особенно на стыке времён, становятся разведчиками либо прошлого, либо будущего. Но в любом случае они становятся бесчувственными циниками.

Молодым офицерам перестали давать жильё. Часто меняющиеся командиры хотят получать многокомнатные квартиры непременно в центре города. Городская власть идёт на это, но даёт одну квартиру вместо 5–6. А «полководцам» всё равно. Имперский бордель катится к чёрту. Грабь, пока можно. А им можно.

Но эти сволочи стали вбивать клин между молодыми и старыми. Молодых офицеров подселяют в коммуналки к пенсионерам. Мол, старики помрут скоро, всё будет ваше. Вот сволочи. Стравливают всех, как на петушиных боях.

Жёны «скрипят» и ругаются у всех. Их лишили товаров народного потребления. Образовался ничем не заполненный вакуум. Этот вакуум вместо того, чтобы всосать офицеров в домашнее хозяйство, наоборот, вытолкнул их. Странное дело, службы не стало почти никакой, но большинство офицеров проводят в части и субботы, и воскресенья. Армия разрушается с огромной быстротой. К счастью, на тыле это не сказывается никак. Жрать офицеры и солдаты, внезапно став тунеядцами, по–прежнему хотят. Но остальные подразделения деградируют очень быстро. Их лишили рутинных обязанностей, нудных, каждодневных, но цементирующих армию. Не стало даже утренних построений всего полка. Народ бродит абсолютно ничем не занятый. Все бы давно разбежались, но деньги ещё платят.

Закрутил роман с актрисами. В город приехал русский театр из Эстонии «У виадука» на гастроли. Пошёл. Посмотрел. Спектакль «Ромул Великий». Сцена застолья. Перед «Ромулом Великим» чашка с муляжами куриных яиц и всё. Зал прямо так и чувствовал голод артиста, играющего римского цезаря Ромула, объедающегося по сценарию на очередной пирушке. Видимо, у Рима тоже остались застарелые проблемы. Да и где им, этим артистам, взять продукты, если их теперь выдают по «купонам». Актрисы какие–то тощие. Пытаются показывать стриптиз, но после украинских–то женщин с их стратегическим запасом сала и на теле, и в погребах…

Стало жалко, особенно самую молодую актрису. Она весь спектакль показывала своё тощие тело, раскрывая полы туники. Перестройщики внедряют в массы порнографию, но тощие груди «римлянки» у украинцев могут вызвать только панику. Запомнился синяк на ноге, сильно выше колена. Но какие глаза… Решил подкормить и ещё раз посмотреть на синяк, но вблизи.

Вечером, после спектакля, заявился в гостиницу в лётной форме, оставшейся в наследство с прежнего места службы, ящиком продуктов из воинской части и коньяком. Когда собирал этот ящик, думал, что гром и молния испепелят меня прямо у складского стеллажа, но Бог простил. Видимо, артисты из Эстонии так оголодали, что Господь на моё воровство закрыл глаза. Может быть, он откроет их на воровство моих прапорщиков. Хотя, чёрт их знает, может быть, они всё, что воруют, отправляют голодающим Поволжья.

От моего прихода все обалдели. Мужички даже стали выказывать некоторую ревность. Но когда обнаружились выпивка и закуска, отношения быстро наладились. Это же русский театр из Эстонии, а не наоборот. Какие тут женщины, какая тут ревность, когда предлагают пить «горилку»».

Сергея начали расспрашивать о лётных буднях. О лётчиках Сергей знал мало, так как в «общаге» по прежнему месту службы жили в основном штурмана, и единственный друг у Сергея тоже был штурман. О лётчиках он отзывался иронично: «Лётчики, на пиз-у налётчики». Этим афоризмом лётная тема себя и исчерпала.

Попав к артистам, Сергей стремился доказать, что и он артист, хоть и на другой должности. Он начал петь песню: «И вот расстилается город Берлин//, Он снова проверил расчёты//, И вдруг замечает, что снизу под ним// Немецкие бьют пулемёты//. Удар, и машина объята огнём//, И штурман с сиденья свалился//, Но крепкое сердце работало в нём//, Он встал, за гашетки схватился».

Сергей зафиксировал в дневнике: «Наташа, Светлана, Галя. Всех, кто набежал «послушать», не помню. Начали галдеть: «Мы на диете. Мы мясо не едим». Я им тоже ответил: «И мы не едим, пока не пьём». И началось, и длилось две недели. Вечером спектакль. «Ромул Великий» хоть стал похож на человека, округлился и начал уплетать яйца с салом, прямо на сцене. Интересно, было ли в Риме сало? А ночью гулянки при Луне?».