День матери - Татьяна Богатырева

– И она согласилась, – говорит он злобно, почти плюет слова. – Поедем с ней вместе. Я за ум взялся, жизнь свою налаживаю.

Тима бурно реагирует на Юрины соображения по поводу налаживания жизни. Он снова вскакивает и кидается бить Юре морду. Я успеваю схватить его сзади обеими руками, но Тима так рвется вперед, что мы оба чуть-чуть, но подползаем к Юре.

– Ты?! Наладить!? – Тима взвизгивает. – Да что ты можешь наладить, ты!! Ты!

– Ну, кто?! Говори, кто?!

Теперь уже Юра делает шаг навстречу. Я с сожалением отмечаю, что двоих мне уже не удержать.

– Да ты на какие деньги ее туда повезешь?! На ворованные?! Да как ты можешь, ты, ты!! – Тима задыхается, отчасти потому, что, наверное, я слишком крепко сжимаю ему легкие. – Она – единственное хорошее в моей жизни!! Она, она настоящая, с ней все хорошо! Как ты можешь так, так по-подлому, все… – Тима снова плачет.

– И в моей, представь себе, тоже! – Юра злится уже по полной. – Да она даже не смотрит на тебя! Что ты ей дать можешь, в церковь на экскурсию сводить!?

Тима пинает меня ногой, больно, вырывается и кидается на Юру. Я смотрю на то, как они дерутся, и с сожалением слежу за тем, как Тима, отскочив, швыряет в Юру моей кружкой. Бам – кружка врезается в стену, совсем рядом с телевизором.

– Мы же с тобой с детства, ты помнишь, как в детстве, мы обещали всю жизнь друзьями быть! – ревет Тима, его голос почти срывается, так непривычно громко он кричит. – А ты, ты тогда даже не сожалел ни о чем, тебя просто отмазали, мра-а-азь!!

– Не смей!! – орет Юра.

И тут из раскрытого настежь окна мне в глаза бьет луч света. Я зажмуриваюсь. Я стою, зажмурившись, и в моей голове снова звучит голос Аниты.

«Потому что вы просто бежите от… да от всего! От себя – именно бежите. И от проблем бежите. Вам же ни до чего дела нет, вот и вправду – как будто не живете здесь, а так, поселились на время».

Чудом спасенная миска с печеньем летит из моих рук на пол, – я просто разжал руки и сам не понял, как у меня это вышло. Раздается очень громкое «бам». Юра и Тима замирают, и оба одновременно поворачиваются ко мне.

– Пошли вон отсюда. Оба.

Я говорю очень спокойно, и как-то мне ясно так становится, уверенно.

– Идите, говорю. Вы же в моем доме. Это бабушки моей кухня, понимаете?!

На кухне очень тихо.

– Вон пошли. Можете поубивать там друг друга, только не здесь. Проваливайте. Я серьезно.

Я не кричу и не стараюсь их в чем-то убедить, помирить или еще что-то такое. И именно мой спокойный голос как-то их отрезвляет. Тима растирает по щекам слезы вместе с кровью, которая сочится из его разбитой брови, – Юра в него все-таки чем-то попал. Они уходят абсолютно молча. Я также молча закрываю за ними дверь, потом сажусь на кухне среди всего этого бардака и закуриваю. Потом резко тушу сигарету и иду к себе в комнату, достаю из своего тайника всю наркоту, складываю в полиэтиленовый пакет. Подхожу ко все еще раскрытому окну и глубоко дышу.

Я стою напротив подвальчика, в котором работает Анита. Смотрю на часы, ровно семь. Потом – на дверь. Ее все нет и нет. Наконец она выходит, радуется, увидев меня, машет рукой парню у машины: мол, езжай без меня.

– Привет, Вань! Что-то случилось?

– Э… да ничего. И да, и нет то есть. Дело к тебе есть, вернее, разговор.

Она настораживается.

– Ну, пойдем пройдемся тогда.

Я хмуро киваю.

– Так странно видеть тебя без твоей извечной улыбочки.

– Да я вот… так.

Какое-то время мы идем молча. Проходим Гостинку, сворачиваем на Невский.

– Слушай, а ведь если серьезно, – тебя Аней зовут, Анной, да?

Анита улыбается:

– Ну да. Анита – это так, просто шутка.

– Ну ясно, я так и думал. Послушай меня, Аня. Я тебе сейчас хочу одну вещь сказать, пойми меня правильно. Я тебе нравлюсь?

Она останавливается и краснеет. Ну, ясное дело, вот так в лоб – никто не спрашивает. Мы снова идем вперед, она молчит.

– А если я скажу, что да, это что, – пытается сказать шутливым тоном, – это что-то разве изменит?

– Да, изменит. Аня, послушай, что я тебе скажу. Ты была права во всем, в смысле – когда говорила, что так нельзя. Я тебя понял, правда, понял.

Она внимательно смотрит на меня. Мы медленно бредем по главной улице нашего города, и мне очень сложно подбирать слова.

– Аня. Я хочу все поправить, правда хочу. И не просто сказать тебе – я поправлю, – а сделать. Ты права, мне еще очень мало лет. Я слезу с наркоты и барыжить тоже больше не буду. Да и в ментовке больше работать не хочу. Я учиться, может быть, пойду дальше, не знаю пока.

Мы все-таки останавливаемся. Со стороны это все, наверное, смотрится как в кино – романтично или еще что-то такое, но мне сейчас на все это наплевать. Аня внимательно смотрит на меня.

– Ты мне веришь?

– Думаю, да. Есть в тебе что-то такое… ты умеешь выживать, я давно это заметила. Ну, ты говори давай, чего стоять.

– Так вот. Из ментовки я ухожу, а значит, мне грозит армия. Как раз самый возраст. Только знаешь что, я отмазываться больше никогда ни от чего не хочу. Никогда не буду, хватит. Я не хочу быть беженцем.

– Ты серьезно?

– Да, послушай, мне тяжело это говорить. Все какое-то слишком…

– Слишком настоящее, да?

– Ну да. Это моя жизнь. А значит, это серьезно. Я пойду в армию, правда. Мне это поможет.

– Ты в этот призыв хочешь, что ли?

– Ну да. Он же еще до июля, я как раз успею. И понимаешь, я же ничего вот от тебя сейчас не требую, просто пойми, у меня, оказывается, нет никого. Это все не друзья, а чушь собачья. Просто, если ты скажешь сейчас: да, у тебя все получится, я верю – этого хватит. Я не могу рассказать родителям, они не поймут. Жалко, что бабушки моей больше нет.

Она молчит и серьезно смотрит на меня.

– Я думаю, ты все делаешь правильно. Даже больше – я верю, что это действительно выход для тебя. И знаешь, ты и вправду мне очень нравишься, хорошо будет, если ты вернешься сюда, и я буду тебя ждать.

А потом мы обнялись. И не как какие-то там влюбленные, крепко – как в детстве.

Юра 2000

Я стою у сувенирного лотка, смотрю крестики, маленькие иконы, книги в дорогих переплетах, и тут меня окликают.

– Юрик?

Оборачиваюсь и не сразу узнаю стоящего передо мной человека. Это Тима.

– Ну ничего себе! Какими судьбами, ах-а, на Валааме?

Получилось в рифму. Смешно, я улыбаюсь.

– Да вот, на экскурсию приехал. А ты как, что? Живешь тут?

– Ну да. Ты не подумай, не в монастыре. Мирское, так сказать, население, тут тоже имеется. Я мать сюда на лето привез, чтобы отдохнула.

– А. Понятно.

Мы молчим, стоим друг против друга и улыбаемся.

– Это ж мы сколько, лет пять не виделись, да?

– Ну, кажется, четыре. Давно, да.

Тут я спохватываюсь и обнимаю его. Он хлопает меня по плечу и чуть отстраняется:

– Дай хоть на тебя посмотреть нормально! Юрик, а ты тут как?

– Да я с женой и с подругой ее. Они сейчас в храм пошли, а мне как-то… ну, не тянет, что ли.

– Ну пойдем тогда, пройдемся, я тебе место одно покажу… не туристическое. На берегу.

И мы идем. Тима безошибочно находит тропку между сосен, и мы выходим к берегу озера. Бредем по песку. Я закуриваю.

– Тима, ну как ты, что ты? Расскажи, интересно ведь.

– Ну как, как. Ничего я так, маме лучше вроде бы стало. Отца Бориса я тут все-таки из дома выселил, ремонт сделал. Что еще…

– Слушай, а Ваня как? Я ведь и его тоже уже сто лет не видел, вот не поверишь, с той самой нашей с тобой драки.

При упоминании о драке он слегка морщится – так, как умеет только он. Останавливается, садится прямо на песок. Я присаживаюсь рядом.

– Юрик, а ты знаешь, нет больше Вани.

– Как?!

Он молчит.

– Как нет? В каком смысле?

– Да в прямом.

И он замолкает.

– Тим, ты прости, что я расспрашиваю. Просто правда, у кого я еще спрошу?

– Да ничего, сейчас, с мыслями разберусь. В общем, как было. Ваня тогда, в девяносто шестом, в армию ведь ушел.

– Так и что?

Тима грустно улыбается.

– Вот сразу видно, Юр, что школу ты так и не закончил. Первая Чеченская война, понимаешь? Хотя нам тогда, конечно, всем до мира дела не было, мы и не знали ничего.

– Да как же так вышло-то? Господи, я не верю просто. Вот так туда и попал?

– Ну а думаешь, как туда попадают? Так, просто вот. Анита вон до сих пор поверить не может, что в жизни, оказывается, все так просто случается.

– Анита?! Как она?

– Да ничего, так. Вот сейчас у нас как раз гостит, с мамой помогает. Мы с ней вместе так и работаем. Ты… О, слушай, зайдешь, может, к нам? И с Анитой увидишься, и с мамой.

– Да нет, ты знаешь, я как-то… может, в другой раз как-нибудь. Вот сейчас докурю на самом деле и своих уже надо искать, а то хватятся меня, женщины же, будут тут бегать по всему острову…

Тима смеется: