Мусульманская дипломатия в России. История и современность - Роман Анатольевич Силантьев

С 1894 г. началось систематическое цензурирование мусульманских книг. Из первой партии в 64 книги всего две были признаны вредными, причем по религиозным мотивам (оскорбление других религий) — только одна. Имамы должны были давать подписку об отказе использовать запрещенные книги, а муфтий Мухаммедьяр Султанов призывался к изданию соответствующей фетвы. В 1895 г. он ответил на соответствующую просьбу уфимского губернатора следующим образом: «Фетва может возбудить весьма понятное любопытство и желание ознакомиться с ними в подлиннике и, в конце концов, путем разъяснения я невольно буду содействовать, хотя и косвенно, распространению запрещенных книг, что крайне нежелательно»146.

Кроме того, власти следили за тем, чтобы мусульманские духовные лица, в первую очередь — служащие во внутренней России, владели русским языком. Это требование вызывало критику со стороны мусульманских политических и общественных деятелей, однако отменять его никто не собирался147. Показательно, что к проблеме владения действующими ^будущими имамами русским языком власти вернулись в конце первой декады XXI в., когда были преданы огласке сведения о том, что мусульманские студенты из России, проходившие обучение за рубежом, владеют государственным языком своей страны более чем посредственно и не могут ни продолжать образования, ни работать за пределами своей этнической группы148.

Власти также настаивали, чтобы в мусульманских учебных заведениях преподавали российские граждане, а не иностранцы, среди которых наибольшее подозрение вызвали турецкоподданые. «Обязать Магометанское духовное правление допускать в медресе и мектебе в качестве учителей татар и именно русско-подданных, но отнюдь не турок или турецко- подданных», — предлагал губернатору директор народных училищ Таврической губернии С.Маргаритов. При этом все медресе и мектебы, в которых преподавали турки, автоматически попадали под подозрение о неблагонадежности149. Можно предположить, что исключительная нелюбовь российских правоохранительных органов к турецко-татарским лицеям в XXI в. берет свои истоки еще в XIX в.150

С начала XX в. к внешним угрозам российской умме добавился пантюркизм, по словам П.А.Столыпина, ставший следствием «чрезвычайного подъема как религиозного, так и национальнокультурного самосознания во всем исламском мире». Расцвет этого движения пришелся на годы правления турецкого султана Абдул-Гамида (Абдул-Хамида), эмиссары которого были разосланы во все части света и имели успех даже в современной Индонезии, жители которой массово высказывать желания принять турецкое подданство151.

Один из ведущих идеологов пантюркизма Юсуф Акчура определял его как:

   1. Ассимиляцию и объединение наций, подчиненных османскому правительству и создание в результате османской нации.

   2. Политическое объединение всех мусульман с учетом того, что султан Османской империи считался номинальным главой — халифом мусульман всего мира.

   3. Формирование политической тюркской нации, опирающейся на этнический фактор152.

«Что же касается внешних препятствий, то, по сравнению с подобными же препятствиями в политике исламизма, их немного меньше, потому что из христианских государств только у одного, а именно — у России, ест£ мусульманские подданные тюркского происхождения. Поэтому, исходя из необходимости защиты своих интересов, только это государство будет стараться препятствовать объединению тюрков. Что касается других христианских государств, то, возможно, некоторые из них даже поддержат политику «тюркского единства» из-за того, что она наносит ущерб интересам России», — честно признавал Акчура153.

В Поволжье, Сибири и Туркестане стали действовать турецкие агенты, призывавшие российских мусульман признать главенство Турции и для начала помочь ей материально — например, пожертвовав деньги на модернизацию турецкой армии и флота. В 1910-1913 гг. ими даже были инициированы специальные кампании по сбору средств — например, в одном из номеров еженедельного журнала «Тааруфуль-Муслимин» («Взаимное ознакомление мусульман»), издававшегося в Стамбуле известным диссидентом Рашидом Ибрагимовым была размещена статья, в которой, согласно донесению министра внутренних дел П.А.Столыпина, «было помещено обращение к русским мусульманам с приглашением жертвовать на усиление турецкого флота для увеличения могущества Турции»154. Хотя, по мнению Д.Арапова, им удалось найти лишь единичных последователей, власти серьезно обеспокоились такой агитацией155.

«Возникшей между Италией и Турцией войне в мусульманских кругах придается общемусульманское значение. <...> В настоящее время ведется агитация среди всех мусульман, в том числе и магометан России, с целью возбуждения религиозного фанатизма против всех «неверных», в частности, в пользу всеобщего поднятия оружия для ведения священной войны (газават) и засим с целью бойкотировать итальянские товары и собирания денежных средств на нужды турецких войск. По поступившим в Министерство внутренних дел сведениям, среди нашего мусульманского населения начинают образовываться комитеты, цель которых заключается в вовлечении магометан России в религиозно-партийное дело для возбуждения интереса к Турции, для поддержания ее и нравственно, и морально», — отмечалось в предписании Департамента духовных дел МВД главам и чиновникам местной администрации на Кавказе от 28 октября 1911 г.15ь

Среди российских мусульман, особенно татар, распускались слухи о том, что власти хотят их насильно крестить, что султан требовал от царя отдать ему всех мусульман-татар, а царь с целью уклониться от этого требования, повелел их всех обратить в православную веру, чтобы затем выдать за русских. На этом основании одни жертвы такой пропаганды заявляли о том, что «скоро султан придет, русских кончать станет», а другие на всякий случай эмигрировали в Турцию157. Особенно усилились подобные тенденции в дни переписи населения 1897 г., когда возбужденные слухами о насильственном крещении по итогам переписи мусульмане Поволжья нападали и на переписчиков, и на своих же мулл, которые убеждали их не уклоняться от этого мероприятия158.

   23 декабря 1895 г. глава МВД России направил губернаторам поволжских и кавказских регионов секретный циркуляр, в ко- тром предупреждал о том, что «султан предполагает обратиться через мусульманское духовенство к русским подданым магометанского исповедания с тайным воззванием об оказании денежной помощи для поддержания ислама и халифата»159.

В свою очередь, турецкий МИД опровергал известия о том, что его эмиссары находятся в Поволжье и Башкирии для вербовки своих агентов и агитации местных мусульман к переселению. Более того, указывалось, что переселение неудобно властям Османской империи и ведет к издержкам и массовым болезням. В заключение турки советовали арестовывать подобных миссионеров160. В свою очередь, депутат Госдумы Садри Максуди, авторитетный джадид и будущий лидер Милли Идара, в 1912 г. жаловался на то, что являющей «продуктом вражеской фантазии панисламизм» используется для репрессий против мусульман161.

Впрочем, особого доверия к их словам никто не питал: в декабре 1910 г. начальникам районных и охранных отделений, а также губернских жандармских управлений был разослан циркуляр, который предписывал им «принять меры к немедленному приобретению соответствующей секретной агентуры для освещения преступной деятельности панисламистов»162. Чиновник по особым поручениям при генерал-губернаторе Туркестана В.П.Наливкин вообще полагал, что объединившиеся под эгидой турецкого халифа