Танец меча - Дмитрий Емец

Будущее? Личная жизнь? Говорить нечего. Личная жизнь валькирии — ее копье, щит и шлем. Измен они не прощают. И при всем при этом из валькирий Гелата самая радостная. Счастлива напролом, вопреки всему. Точнее Ирка не могла выразить и путалась в противоречивых понятиях.

Бэтла выскользнула в коридор, почти сразу вернулась и поманила за собой Ирку.

— Давай! Ни пуха! — сказала она, вталкивая ее в соседнюю комнату.

Фулона сидела у шкафа, непривычно тихая и домашняя.

— Добрый вечер!.. Не передашь мне вон ту коробку? За шторой! — попросила она.

Ирка отодвинула штору. На подоконнике стояла поцарапанная жестяная коробка. В таких хранят иголки, наперстки, батарейки.

— Сейф, — пояснила Фулона. — Сейф валькирий. В нем то, что наши предшественницы собрали за все время существования валькирий.

Ирка недоверчиво хмыкнула. Ей казалось, такой сейф можно вскрыть ключом для консервных банок.

— Сними крышку! — предложила Фулона.

Воспользовавшись разрешением, Ирка заглянула. Ничего. Пустая коробка, если не считать катушки белых ниток. Блестящее дно с несколькими пятнышками ржавчины.

— Положи туда чего-нибудь!

Долго не выбирая, Ирка сунула в коробку мокрую чайную ложку из стоявшей тут же чашки. Фулона поморщилась.

— Послушай, одиночка! Ты бы ее хоть вытерла! Ирка смутилась.

— Доставать?

— Давно пора, — кивнула валькирия золотого копья.

Ирка, не глядя, попыталась достать ложку. Пальцы лязгнули о дно. Пусто. Ирка встряхнула коробку. Внутри загремела катушка с нитками.

— А как теперь вытащить?

— Это сейф. Положить может любой. Достать только я. Ну или, если я погибну, другая валькирия золотого копья.

— А если кто-то похитит всю коробку? — предположила Ирка.

— Давай! Уноси! — легко согласилась Фулона.

Коробку Ирка подняла легко, подумаешь: жестянка, но выйти с ней из комнаты не смогла. Страшная тяжесть придавила коробку к полу.

— Громоздкая штука эти кони на Большом театре! — сочувственно сказала валькирия золотого копья.

— Так они…

— Пространственно окольцованы, — кивнула Фулона и достала ложку:

— Помой, если тебе не сложно. Ненавижу грязную посуду!.. Нет, не сейчас, потом! Пока взгляни на это!

Рука Фулоны вновь нырнула в коробку и выудила высокий бронзовый кувшин восточной работы. Невероятно, но кувшин казался вдвое выше коробки и раза в полтора шире. Горлышко залито сургучом.

— Стражи света ищут Буслаеву ножны. На мой взгляд, ему полезнее была бы трепка, но тут уж ничего не попишешь… Ножны так ножны! — сказала валькирия золотого копья. — Уверена, что не найдут. Комиссионеры и суккубы слишком изворотливы. Поэтому мы найдем их сами. С помощью этого вот…

Фулона ногтем щелкнула по кувшину.

— Здесь один из семи джиннских королей, поглотивший в битве двенадцать тысяч джиннов и впитавший их силы. Потом другие шесть королей объединились и заточили его в кувшин.

— А почему заточили?

— Он зациклился, — пояснила валькирия золотого копья. — Но все равно это очень сильный джинн. У него уникальное чутье. Дай ему осенний лист, и он расскажет тебе путь всех его атомов за три тысячи лет.

— Хотите, чтобы мы освободили спятившего джинна? — осторожно спросила Ирка.

Фулона укоризненно подняла палец.

— Зациклившегося! — поправила она. — Это разные вещи. Джиннов вечно клинит на чем-нибудь определенном. Придумывают себе правило и начинают ему следовать. Один засыпает песком колодцы, другой превращает овец в блондинок, блондинок — в ящериц, а ящериц — в овец… Тысячи, миллионы повторений одного и того же.

Фулона царапнула ногтем по горлышку. Окружавшие его древние буквы походили на узор. Собственно, за узор Ирка их и приняла.

— Мы разобрались бы и сами, но меня несколько смутила надпись: «Не нарушай мой покой! Уничтожу живого и рассыплю прахом мертвого! Найду тебе все, что ты захочешь! Но горе, если ты не пожелаешь этого взять!»

— «Уничтожу живого и рассыплю прахом мертвого?» — вопросительно повторила Ирка.

— И не сомневаюсь, что он сдержит обещание. Значит, нам нужен кто-нибудь не совсем живой и не очень мертвый… — Фулона тактично опустила глаза и увидела на ковре нитку.

«Багров?» — хотела спросить Ирка, но не решилась. Она боялась услышать: «нет!» и потерять надежду.

Фулона наматывала поднятую нитку на палец. Ее интересовало только это.

— Там на столе конверт… Возьми! — сказала она. В конверте оказались четыре билета. Первый до Белгорода. Курский вокзал, восемь утра. Остальные три — на обратный поезд до Москвы. Один на нее, другой на Мефодия Буслаева, третий — на Матвея Багрова. Ирка смотрела на билет, и буквы уплывали. Фулона заглянула ей через плечо.

— Договориться с джинном может только некромаг, потому что сознание у джиннов… э-э… почти такое же упертое. Ну-ка, дай на билеты взглянуть! Фамилию верно написали?

Ирка поняла, что отдать билеты не может — не разжимается рука. Фулона понимающе усмехнулась.

— Так, значит, Матвей… — спросила Ирка.

— … прощен, прощен!.. — отозвалась Фулона. — Не надо меня благодарить! Он прощен светом. Я со своим поручением примазалась позже. И поверь, риск немаленький. Джинны хуже психов. Никогда не знаешь, чего от них ждать в следующий момент: цветочек подарят или вилку в глаз вгонят.

От Ирки ускользал смысл слов. Она так одеревенела в своей тоске, что, как зимний сугроб, никак не могла поверить в весну и растаять.

— А откуда вы знаете, что Багров в Белгороде? — спросила Ирка сдавленным голосом.

— Его Буслаев нашел… Где-то в товарняке… Ну все, марш собираться!

Ирка на секунду закрыла глаза. До поезда еще больше половины ночи. Потом двенадцать часов до Белгорода. Значит, она увидит Багрова только через сутки. Невыносимо долго.

— А можно я… — начала Ирка.

— Никаких дальних телепортаций! Кувшин — а ты берешь его с собой — их не перенесет. Или хочешь иметь дело с разгневанным джинном?

По Большой Дмитровке ветер нес подпрыгивающую журнальную обложку. Телезвезда с обложки продолжала терпеливо улыбаться, хотя ее скребло лицом об асфальт.

Кривоногий полумладенец с лицом дряхлого старца махнул бамбуковой тросточкой. Зигя в точности повторил его движение, но уже булавой. Комиссионер по прозвищу Дук-Дук прекратил свое существование.

Другие комиссионеры стояли навытяжку и мелко дрожали.

— Он же сдал норму! — робко подал голос Тухломоша.

Пуфс достал платок и вытер с лица пластилиновые брызги. Он слегка запыхался, махнув тростью.

— Не сдал. Норма увеличилась, — сказал он одышливо.

— Давно? — встревожился Тухломон.

По носу Пуфса прокатилась многоцветная волна, стекшая с его кончика большой прозрачной каплей. Новый начальник русского отдела ловко поймал каплю сгибом пальца.

— С этой секунды! Марш работать! — сказал он нежным голосом.

Уцелевшие комиссионеры с готовностью сгинули. Тухломоша ухитрился пальцами правой ноги стащить зажиленные эйдосы, которые бедный Дук-Дук прятал в бумажке, приклеенной к большому пальцу левой ноги.

В комнате остался один Ромасюсик. Он стоял и кокетливо ковырял пальцем в ухе, где у него помещалась целая кладовая звуков.

— Ну? Где? — поторопил его Пуфс. Ромасюсик сунул руку за пазуху и извлек аккуратную тетрадку, завязанную зеленой ленточкой.

— Вот: вся минувшая неделя, — сообщил он сдобным голосом.

Пуфс сорвал ленточку. Почерк у Ромасюсика был каллиграфический. Каждая буква, толстая и сдобная, кричала: «Я Ромасюсик! А я, что ли, не Ромасюсик?»

30 сентября.

8.00. Стал будить ее по полученному накануне распоряжению.

8.10. Открыла глазки.

8.12. Сказала мне моим голосом: «Отвали!»

8.15. Толкнула меня ножкой в личико.

9.20. Скушала булочку и выпила чаю.

10.05. Катались с господином Зигей на асфальтоукладчике. Въехали в витрину кафе.

10.10. Господин Зигя изволил поперхнуться тортом. Стучала его по спине табуретом.

10.15. Господин Зигя поперхнулся еще одним тортом.

11.00. Засмеялась, увидев раздавленного щенка. Поблизости произойти пожар и небольшое наводнение.

12.20. Господин Зигя прыгал по крышам троллейбусов. Порезал палец. Оказала ему помощь.

Пуфс посмотрел на босые ступни Зиги. Большой палец был обмотан тряпкой.

— Нашла кого жалеть! На нем все заживает, как на кошке! — пробурчал Пуфс. — Я просил писать только самое важное! Говорила о Мефе? Что? Встречалась с кем-нибудь из светлых?

— Нет. Но несколько раз повторила, что ее все достали. А раз все, получается, и мрак тоже? — с хитрой рожицей сказал Ромасюсик и ушел, сопровождаемый тучей ос.