Подаренная ему (СИ) - Ковалевская Алиса

Сидевшая рядом Динка обхватила её груди и принялась мять, тогда как я, запрокинув голову, наслаждался её маленьким телом. Погладил по спине, по желобку позвонка, схватил за волосы и заставил выгнуться. Член входил до упора, натягивал её, а мне хотелось ещё и ещё. Мало, чёрт дери! Мне её мало!

Оставив девчонку, Дина скользнула ко мне, и я ощутил прикосновение вначале к спине, потом к ягодицам и бёдрам. Кончики её пальцев коснулись мошонки, тогда как я продолжал со своей кошечкой.

— Ты прекрасна, Динара, — просипел я.

— Я знаю, — отозвалась она без доли смущения и заскользила губами по моей спине. Вогнав Стэлле по самые яйца, я почувствовал, как меня пробивает дрожь. Растягивать я не стал — слишком уж сильным было возбуждение. Крепко прижал её к себе и выплеснулся в неё.

— М-м-м… — вырвалось у меня от охватившего меня удовлетворения. Как же хорошо-то! Даже с Диной так хорошо никогда не было. И ведь может быть ещё лучше.

Я вновь сгрёб короткие прядки волос и, потянув, заставил Стэллу выпрямиться. Её спина соприкоснулась с моей грудью, и я принялся ласкать клитор. Хотелось, чёрт подери, ощутить её влагу, попробовать её на вкус, но тело девчонки почти не откликалась. При этом она не сопротивлялась ни мне, ни собственным инстинктам: живот её не напрягался, бёдра сдвинуть она не пыталась, зажаться тоже. Она просто оставалась безучастной, словно бы ей было всё равно.

— Ну давай, — шепнул я ей на ушко, провёл носом по волосам и прикусил раковинку. — Давай, волчонок. Просто расслабься и отпусти себя. — Накрыл грудь и стал потихоньку массировать. Динара встала перед нами на колени и тоже занялась ею — дотронулась до живота, проскользила ладонями к бёдрам. Подползла ближе и принялась, поглаживая, целовать. Мне нравилось, как она делает это: член, только-только начавший опадать, снова напрягся, и я, потеребив складочки, вогнал в Стэллу пальцы. Она пискнула, натянулась, я же стал неспешно двигать ими, давая Динке возможность насладиться зрелищем. Судя по тому, как руки её легли на грудь, она оценила. Я шлёпнул Стэллу по бедру, заставляя шире раздвинуть ноги, и продолжил начатое. Член уже стоял колом. Оттолкнув девчонку, кивнул Динаре на пах, и она тут же подползла ко мне.

— А ты займись Динарой, — кивнул я отпрянувшей к спинке постели Стэлле. — Да как следует. Она резанула меня взглядом. Мотнула головой.

— Решила проверить, сдержу ли я слово? — вкрадчиво спросил я. — Ты исчерпала свой лимит в первые два дня, Стэлла. Так что, поверь, сдержу.

— Нет, — выдавила она хрипло. — Я не буду этого делать.

— Стэлла, — угроза в моём голосе зазвучала отчётливее.

Отстранив Динару, я резким движением ухватил девчонку за руку и, стиснув запястье, прорычал:

— Ты будешь делать то, что я тебе приказываю. Иначе…

— Нет! — вскрикнула она, пытаясь высвободиться. Подалась назад. — Не буду! Не буду я этого делать, чёрт вас всех подери! Идите нахрен! Ладони Дины мягко опустились на её узкие плечи, и она дёрнулась с такой силой, что я от неожиданности выпустил кисть. — Всхлипнув, она чуть ли не кубарем скатилась с постели.

— Я вас ненавижу! — со слезами в полных ярости глазах процедила она, пятясь к стене. — Ненавижу! Чтоб вы все в аду сгорели!

С губ её сорвался новый всхлип.

Не успел я толком ничего сообразить, она схватила со стула одежду, в которой была внизу и, как была голая, метнулась прочь из спальни.

— По-моему, я ей не очень понравилась, — заметила Дина, проводив девчонку взглядом.

— Эта девчонка своё ещё получит, — раздражённо выплюнул я. — Далеко не убежит. Продолжай, — кивнул я на свой член.

Динара облизнула губы. Хотела, очевидно, что-то сказать, но вовремя сообразила, что я вовсе не в том настроении, чтобы её слушать, и принялась за дело.

7.1

Стэлла

Выбежав из комнаты, я, не разбирая дороги, метнулась прочь. Чувствовала, как по лицу градом катятся слёзы, и ничего не могла с этим сделать. Колотило меня так, что руки тряслись. Единственное, чего хотелось в данный момент — забраться под горячую воду и драть себя до тех пор, пока не слезет кожа. Только я знала — это не поможет, потому что сука память раз за разом будет возвращать меня в эту отвратительную грязь. Потому что сама я напрочь пропиталась грязью и, как это ни ужасно, намного раньше сегодняшнего дня. Меня словно заклеймили, как какую-то скотину, поставили метку, позволяющую всем им… Я вжалась в стену и, не переставая всхлипывать, натянула на голое тело тунику. Трусиков не было, и легинсы пришлось надеть без них. Господи, как же мерзко! Между ног было влажно после Алекса. Ощутив это, я зарыдала в голос. Ненавижу…

— Ненавижу, — всхлипнула я и прижала ладонь к лицу. Глянула в сторону спальни Алекса, всё ещё опасаясь, что он захочет вернуть меня и продолжить, но было тихо. Должно быть, развлеклись с бесправной тварью, а теперь смеются. Или продолжают, но уже вдвоём.

Слёзы всё текли, и я чувствовала их солёно-горький вкус на губах. К горлу подкатывала смешанная с отчаяньем тошнота. Меня столько раз опускали, унижали, но это… Мне нужно было сохранить хотя бы какую-то крохотную часть себя для себя же самой, а сегодня у меня попытались отнять и её. Я потёрла запястье, прижала руку к груди и потихоньку заскулила. Сколько можно?! Сколько?! Что он теперь со мной сделает?! Как же я их ненавижу!

С новым всхлипом я сбежала по ступенькам на первый этаж. Мысли завертелись, дышать внезапно стало трудно. Меня как будто отбросило куда-то в темноту. Ошарашенная, я жадно схватила ртом воздух и оглянулась назад. Двадцать четыре ступеньки…

Взгляд мой метнулся вверх, к убегающему вглубь холла ковру, по надраенным до блеска периллам. Тряхнув головой, рванула в правое крыло дома. Пробежала по коридору и, завернув за угол, оказалась в другом — совсем небольшом, заканчивающимся чем-то вроде панорамного окна. Крохотная гостиная с небольшим кожаным диваном, двумя креслами и угловым камином с фотографиями над ним. Забившись в угол между креслом и стеной, я обхватила руками колени и уткнулась в них лбом.

Плечи дрожали так, будто меня бил сильный озноб, пальцы не слушались. Чтобы хоть как-то заглушить рыдания, я до боли прикусила собственное запястье. Только это не помогло. Легинсы между ног стали влажными, внизу живота тянуло, и это не давало даже на секунду забыть мне о том, что случилось. Я ненавидела себя за то, что сломалась. Безвольная тварь, не способная постоять за себя. Я должна была исполосовать эту девицу ногтями, едва она прикоснулась ко мне. Сделать хоть что-то, но я… Сталь серых глаз парализовала меня. Я понимала — ослушаюсь, и мне придётся плохо. Понимала… А теперь ненавидела себя едва ли не сильнее, чем их.

Вытерев с лица слёзы, я запрокинула голову и оперлась затылком о стену. Прежде я здесь не бывала, но почему-то это место казалось мне знакомым. Запах… Едва ощутимый запах прогретого солнцем дома и золы. Господи… в голове снова помутнело, дыхание сбилось, и я вдохнула настолько глубоко, насколько только могла.

Не знаю, сколько я так просидела, должно быть, минут тридцать, не меньше. Мне нужно бежать. Бежать отсюда, из этого проклятого дома, от этого безжалостного человека. Иначе я просто сойду с ума. Не выдержу. Что придёт ему в голову в следующий раз? Моё тело… Это моё тело, чтоб вас всех! Моё! Я должна… должна убежать, спрятаться.

В горле встал ком, слёзы потекли с новой силой, но я жёстко смахнула их.

— Да хватит! — всхлипнула, чувствуя, как меня начинает накрывать новой волной отчаянья.

Придерживаясь за стену, поднялась и опять бросилась по коридору, но теперь к двери чёрного хода. Если она окажется запертой, придётся бежать через главный. Но я сделаю это. Сделаю! И если попытка будет стоить мне жизни… Наплевать! Дверь и правда оказалась заперта. Лихорадочно подёргав ручку, я попятилась назад и метнулась к парадной. Ноги утопали в ковре, глуша звук шагов. Желание вырваться, обрести свободу, было столь сильным, что я не видела ничего вокруг. Казалось, стоит мне остановиться хоть на секунду, и сердце моё перестанет биться, а разум окончательно поглотит темнота. И это было самым страшным. За годы, проведённые на улице, я не раз видела лишившихся рассудка людей, слоняющихся в сумерках с рассеянным взглядом. Не способные вспомнить, откуда взялись и куда должны идти, они походили на оглушённых птиц с обтрёпанными крыльями. Голодные, в грязной рваной одежде, никому не нужные… Я тоже была ненужной, но у меня ещё оставался разум. Разум и хоть какие-то силы грызться за свою проклятую жизнь.