Ненавижу семейную жизнь - Фэй Уэлдон

Домашний мир, по крайней мере, привычен, хотя в последнее время миром его назвать трудно, в доме все вверх дном, Хетти мечется как угорелая, ребенок плачет, в холодильнике пусто. Но эту густонаселенную приватность выбрал он сам, именно такой жизни он хотел, именно ей он радовался. Его семейное счастье было похоже на русскую игрушку-неваляшку. Бессонные ночи, детский плач, ссоры с Хетти по пустякам — сколько раз казалось, все вот-вот рухнет, но нет, равновесие вдруг обязательно восстанавливается, и опять все у них хорошо.

Но сейчас Хетти звонит ему на мобильный, взволнованная, радостная, и сообщает, что няня-полька уже поселилась в гостевой спальне, — у него, Мартина, беспардонно отняли время, которое принадлежит только ему, отняли дом, личную жизнь, и кто отнял? Хетти, та самая Хетти, которая должна бы заботиться о его благополучии, но куда там, ей важнее ее собственное. Мартин одергивает себя. Он не должен так думать. Все будет хорошо. Нельзя быть одиноким волком, сейчас все помешаны на том, что люди обязательно должны быть вместе. Он придет домой, не будет выражать недовольства, постарается найти со всеми общий язык.

Мартин знакомится с Агнешкой

Мартин не ожидал того, что встретило его дома, когда он отпирал парадную дверь: вечно встрепанная Хетти аккуратно причесана, на ней чистая выглаженная блузка и свежие джинсы, она улыбается ему, словно рада его видеть, и ни жалоб, ни упреков, какие обычно обрушивала на него с порога. Он и забыл, какая она, оказывается, хорошенькая. На ней снова лифчик, грудь перестала быть бесформенной горой плоти и превратилась в два отдельных холмика. Фигура как до беременности. Наверное, она уже давно обрела свои прежние очертания, только никто этого не замечал, и уж тем более сама Хетти.

— Китти спит в Агнешкиной комнате, — говорит Хетти, — а ужин на столе.

И в самом деле — ужин на столе, и все как в старые добрые времена до появления Китти: деликатесы из дорогой кулинарии, никаких грошовых жестких котлет и вареного картофеля и в помине, зато разные ложечки для соусов, всякие вкусности в баночках, которые Хетти еще вчера пылко обличала как пустую трату денег и лишние калории. Однако Агнешка вне пределов видимости, она, как выясняется, ушла обучаться танцу живота.

— Танцу живота?! И мы доверим этой животной танцовщице нашего ребенка?!

— Надо же быть таким старомодным занудой! — говорит Хетти. — Сейчас все танцуют танец живота, это гораздо полезнее, чем система Пилатеса. Танец живота учит нас расслабляться, владеть своими мышцами, ощущать здоровую радость движения.

Хетти рассказывает Мартину, что Агнешка надеется получить диплом преподавателя на вечерних курсах для взрослых и даже открыть свою собственную школу в Лондоне. Она обожает танцевать. Одно время даже танцевала в Ансамбле польского народного танца, она тогда училась в шестом классе, и ей позволяли в школе один раз в неделю пропускать уроки. Говорит, конкурс был чуть не пятьсот человек на место, а выбрали ее.

— Странно, я понял так, что она хочет выучить здесь английский язык, а потом вернется домой. — Мартин в растерянности. Может быть, никакой Агнешки на самом деле не существует? Может быть, Хетти ее просто выдумала, вдруг это плод ее воображения? Вдруг новый облик Хетти — симптом душевного расстройства? Ведь может же безумие проявляться в стремлении не к беспорядку, а, наоборот, к порядку?

Но еда на столе выглядит так заманчиво, Хетти по-прежнему улыбается, комната чисто прибрана, рядом с тарелками лежат салфетки, как клала их когда-то его мать в торжественных случаях. И все это не плод воображения. В доме побывала добрая волшебница и навела всюду порядок. Мать Мартина никогда не читала детям сказок из принципа: “Хотят читать — пусть сами читают”.

— Но как хоть она выглядит? — спрашивает он. Он понимает, вопроса этого задавать не следовало, внешность женщин не подлежит обсуждению и не принимается в расчет, когда речь идет о работе, но ему интересно.

— Ничего особенного. — Хетти пытается хоть как-то описать ее. — Самая обыкновенная. Ни роскошного бюста, ни длинных ног, ни повадок хищной обольстительницы. Довольно приятная на вид. Живот втянутый. Мой-то еще не пришел в норму. Может быть, буду ходить с ней в школу танцев.

— А меня оставишь с Китти? — говорит он шутливо, однако уже ощущает, как ему одиноко, ведь обе женщины готовы его бросить.

— Если нам всем надо будет уйти, вызовем няню из агентства, — говорит она. — Когда я вернусь на работу, мы сможем вызывать их хоть каждый день. В крайнем случае мы с Агнешкой договоримся ходить в разные дни.

Тут-то бы Мартину и сказать Хетти, что его, по всей вероятности, ожидает основательная прибавка к жалованью и что финансовая сторона проблемы перестанет существовать, но он молчит. Если перед ним новая Хетти, она ему нравится.

Мартин заходит в гостевую комнату посмотреть, как Китти, и видит, что она сладко спит в своей кроватке у стены рядом с односпальной кроватью. Заботливо расчесанные волосы трогательно закрывают щеку. Китти светленькая, круглолицая, пухленькая. Он так ее любит, что перехватывает дыхание. В гостевой комнате произошла перестановка, и довольно удачная: кухонная тумбочка, которая была раньше набита старыми газетами, исписанными шариковыми ручками и принесенными с почтой резинками, теперь стоит у окна, а над ней небольшая книжная полка — “Английский язык для иностранцев”, “Танцы как путь к познанию себя”, “Развитие ребенка” — эта напечатана издательством “Новая Европа”. Мартин писал на нее рецензию для “Деволюции”, когда вел книжную рубрику. На столике ноутбук последней марки. Как это она ухитрилась купить себе такой? У него старенький, то и дело зависает. Этот не зависнет, можно не сомневаться.

Аккуратно сложенные детские вещи и принадлежности, необходимые для ухода за ребенком и валявшиеся до нынешнего вечера по всей гостиной, сейчас продуманно разместились на нескольких полках. Собственных вещей Агнешки совсем немного, он заглядывает в ящики и видит аккуратно сложенное белье и несколько тонких свитеров пастельных тонов. Ничего черного, ничего яркого. Успокоенный, он возвращается в гостиную.

— А пойдем-ка, пока она не вернулась, в спальню, — говорит он.

— Пойдем, — соглашается Хетти, к его удивлению, и идет за ним, и все становится как бывало в том, прежнем, мире до рождения Китти, до беременности. Теперь им никто не мешает, на душе у него становится ясно, светло. Он вскрикивает, она стонет. Ребенок в соседней комнате спокойно спит. Они еще долго сжимают друг друга в объятьях, защищенные от вторжения внешнего мира.