Рюрик - Галина Петреченко

Ладьи у них были лёгкие, ветер попутный, так что и на весла редко приходилось садиться…

Ещё не оправившийся от раны Избор находился на ладье Стемида.

Старый Рулав, как самая заботливая нянька, ухаживал за больным юношей. Полюбил он Избора и души в нём просто не чаял, что сын родной стал юноша старику…

Одинок был старый норманн - никого у него не было на белом свете, а может ли сердце человека без привязанности быть?

Конечно же нет!

Когда Рулав увидал Избора, сражённого его вероломным товарищем, после того как им обоим пришлось избегнуть ужасной опасности, счастливо убежав из перынской заповеданной рощи, - старый норманн почувствовал, что его сердце сильно забилось. Жаль ему стало этого стройного юношу с таким открытым и мужественным лицом. Вспомнил Рулав и себя в юности и невольно подумал;

"Вот ведь и я такой же когда-то был! Не хочется умирать, когда жизнь только ещё расцветает. Жаль его!"

Скандинавы были безумно храбры в битвах, беспощадно истребляли врагов, но в сердцах их всегда жила жалость к слабым, и им суровые норманны никогда не отказывали в возможной помощи.

Общая опасность, кроме того, ещё более сблизила Рулава с Избором, и теперь старый норманн ревниво поглядывал на Стемида, когда юноша, грустно улыбаясь, заговаривал с тем.

Но ревность сейчас же проходила, как только Рулав вспоминал о всем происшедшем в той роще.

Раскаты его хохота гулко разносились по пустынным берегам Волхова, когда он представлял себе Велемира, узнавшего, что его жертва ускользнула от него…

Избор долго не мог прийти в себя…

Когда он несколько оправился, страшное заклятье произнёс он на свою оставленную родину.

- Всего ты меня лишила! - воскликнул он. - Не матерью мне была, а злою мачехой. Сама прогоняешь ты меня от себя… Сама отнимаешь меня от себя… Так клянусь я вернуться к тебе, если только жив останусь. Клянусь из края в край пройти по тебе с огнём и мечом, и вспомнишь ты тогда тобой отвергнутого сына. Отомщу я тебе, и будут плач и мольбы, да поздно! Пока не натешусь вдоволь, не опущу меча своего… Не изгнанником вернусь к тебе, а господином…

- Мсти! Месть - сладкий дар богов, - поддержал Рулав. - Верь, у нас в Скандинавии ты скоро будешь берсекером…

- Да, отомщу! - произнёс в ответ Избор и угрюмо замолчал.

Отъехав порядочно от Новгорода, ватага выходцев из Приильменья сделала привал. Ладьи были причалены к берегу, люди сошли с них и прежде всего решили выбрать себе предводителя.

Спору и крику у них было немного. Вождь у славянских выходцев был давно уже намечен. Почти в один голос все они пожелали, чтобы "верховодил" у них их общий любимец Избор.

Избор долго отказывался от этой чести, но просьбы были так упорны, что, в конце концов, он должен был согласиться…

На самой маленькой ладье идёт он по Волхову во главе небольшой флотилии. Далеко впереди белеют паруса драхов, на которых были скандинавы. Из них только один Рулав остался с Избором, решив никогда более не разлучаться с ним. Весел старый норманн. Скоро-скоро и дорогая родина, и милые фиорды - весел так, что даже распелся…

Войне от колыбелиЯ жизнь обрёк свою,Мне стрелы в детстве пели,Когда я спал, "баю!"

поёт весёлый Рулав сагу про героя фиордов Олофа Тригвасона…

Настроение Рулава заразительно действовало на всех его спутников, среди которых преобладали молодые люди, и без того всегда склонные к веселью…

Не было на славянских ладьях грустных задумчивых лиц, несмотря на то, что все они шли в далёкую, чужую им страну искать неведомого счастья.

Даже Избор, чем ближе подходили к Нево, становился всё менее и менее мрачным.

Он с большой охотой слушал рассказы Рулава о тех местах, мимо которых проходили ладьи.

- А вот тут в земле славянской был посланец христианского Бога, показал Избору Рулав на покрытую горами местность правого берега Волхова.

- Христианский Бог, - вспомнил свою мольбу юноша, - Он всемогущ!

Однако сейчас же ему пришло на память злодеяние Вадима, и снова, как в мощных тисках, сжалось его молодое сердце, и мрачные думы овладели им…

Время между тем летело незаметно.

Драхи скандинавов давно уже скрылись из виду, когда ладьи славянских выходцев только подходили к волховским порогам.

Издалека ещё донёсся до слуха путников неясный гул; течение становилось всё быстрее и быстрее, идти по реке было опасно…

В то время волховские пороги были совершенно непроходимы. Даже скандинавы, безусловно искусные в мореплавании, не рисковали пускаться через них на своих судах. Славянские же выходцы, очутившиеся в этих местах впервые, и подавно не решились на такую попытку.

Ладьи пристали к берегу, скоро составился совет, и на нём решено было пройти пороги "волоком", перетаскивая суда берегом в тех местах, где река представляла опасность.

Начинать "волок", однако, сразу после остановки не пришлось.

Наступила ночь. Волей-неволей приходилось заночевать на берегу.

Запылали костры.

Около одного из них расположился по-прежнему грустный Избор, безучастно смотревший, как хлопотал над приготовлением ужина его друг Рулав.

Невдалеке от привала шумел лес. Он чернел в сумраке наступившей ночи своею мрачною массою. Рулав, занятый хлопотами, нет-нет да и кидал взгляд в сторону этого леса.

Сильно озабочивала старика эта постоянная грусть его молодого любимца, и он всё это время думал, как бы развлечь Избора.

Между тем отдохнувшие варяги принялись за работу. Они суетились около того места, где пристали ладьи, и уже стали готовиться к трудному путешествию посуху.

- Знаешь что? - сказал Избору старый Рулав. - Здесь в лесу есть избушка, пойдём туда!

- Зачем?

- Там живёт прорицательница, и никто из проходящих здесь волоком вождей не минует её… Все заходят узнать своё будущее.

Избор, уступая просьбам Рулава, пошёл. Идти пришлось не особенно далеко. Действительно, как и говорил старик, у опушки леса приютилась ветхая хижина…

- Зачем пожаловали? - встретила их её обитательница. - Или грядущее своё узнать хотите?

Прорицательница была дряхлая старуха и имела такой вид, что смело могла бы внушить ужас людям даже не робкого десятка.

- Именно, грядущее узнать, матушка! - и за себя, и за Избора отвечал норманн.

- Многих молодцов я видала здесь, и все туда, за Нево, идут… Мало только кто возвращается оттуда, - было ответом старухи. - И тебя я видала, - обратилась она к Рулаву, - что же, исполнилось то, что я тебе предсказала?

- А ты помнишь, матушка, что предсказала?

- Стара и слаба я стала, да и многим из вас я уже ворожила, где же всё запомнить!

- Так я тебе напомню! Ты, матушка, предсказала мне, что я умру от дружеской руки и хотя и на поле брани, но не в битве… Ты мне говорила, что меня поразит ближайший и любимейший мой друг!

- Так, так, - закивала головой старуха, - теперь вспоминаю… Ещё отговаривала я тебя ходить в земли славянские.

- Да, отговаривала! Ты предсказала мне, что умру я от руки друга-славянина… А видишь, я живым и невредимым возвращаюсь обратно… Там же, - кивнул в сторону Ильменя Рулав, - друзей-славян не было… Были и остались одни враги только. Видишь, не всегда ты верно гадаешь. Целым и невредимым стою я пред тобою. Не сбылось на мне твоё предсказание!

Старуха взглянула на Рулава и покачала своею косматой головой.

После минутного молчания в хижине зазвучал её хриплый голос:

- Не сбылось моё предсказание, стало быть, сбудется, и гадать тебе нечего!

- Так вот товарищу моему погадай! - попросил Рулав.

- Хорошо, - согласилась старуха.

Она подошла к Избору, взяла его за руку и, как бы желая проникнуть в тайники его души, устремила в его глаза свой проницательный взор.

Юноше вдруг стало жутко, но в то же время он чувствовал, что какая-то непостижимая сила не позволяет ему опустить глаз.

Наконец старуха отошла от него и, взяв углей, кинула их в костёр, разложенный на земляном полу её хижины.

Костер разом вспыхнул, яркое пламя озарило хижину. Багровый его сноп взвился к отверстию в потолке, и вслед затем густой дым окутал на мгновение все. Избор и Рулав невольно отшатнулись, так как пламя разгоралось всё сильнее и сильнее и ярко-жёлтые языки его, раздуваемые ветром, высоко поднимались к небу.

Пламя озаряло фигуру прорицательницы, как бы застывшей над костром. Она, ни разу не моргнув, глядела на пламя, причём лицо её принимало то страдальческое, то радостное выражение…

Наконец дым рассеялся.

- Видела, всё видела! - прошептала она и вдруг, будто приподнятая какою-то невидимою силой, быстро подошла к Избору.