На границе тучи ходят хмуро…. - Алексей Кулаков

Проводив взглядом бойцов, скомандовал оставшимся:

— Тихо и на животе, вон в тот лесок, оттуда до места рукой подать…

Унтер начал пальбу со своей позиции как раз к тому моменту, когда они почти доползли до первых деревьев на опушке лесочка, и этим сильно облегчил всё дальнейшее передвижение. Добравшись до намеченного места, первым делом подпоручик пересчитал *отморозков*. Тридцать пять рыл активно перестреливались и с оживившимися дозорными, и с отрядом унтера, а ещё с десяток было с его стороны оврага — в основном легко раненные, но были и без признаков жизни. Никакой контрабанды не было, только оружие и нездоровый энтузиазм…

— Ждём.

Время тянулось как резина, неспешно отсчитывая секунды и минуты… Шёпот прогремел, как гром:

— Ваш Бродь, красная!

— Слушай меня!!! Как только наши пойдут в атаку, стреляем по недобиткам, а потом не даём отойти через овраг!

Слитный рёв издалека, в котором с натяжкой можно было опознать *УРА*, стеганул по нервам, как кнут.

— Изготовиться… цельсь… ПЛИ!!!

Сам он стрелял последним, и с злобной радостью видел, что ни одна пуля не прошла мимо — шестеро человек тряпичными куклами отлетели наземь. Скороговоркой зачастил Раст-Гассер, закрепляя и контролируя результаты.

— Дах-дах, дах, дах-дах…

Все шестеро, без команды, единым организмом двинулись вперёд, занимая заранее облюбованные позиции. Бандиты, после атаки пограничников, стали в беспорядке драпать, и похоже не заметили изменений у себя в тылу — не до того было… До сего дня, Александр точно знал, сколько убил, после — уже не был так уверен. Он стрелял и перезаряжал, опять стрелял — навскидку, в ошалелые и испуганные лица, выныривающие со дна оврага, прыгающих на это самое дно людей, спины убегающих… Когда в очередной раз боёк револьвера вхолостую клацнул, он не раздумывая запустил им прямо в мерзкую рожу *контрабаса*, сразу же прыжком — перекатом добравшись до валяющегося невдалеке на земле *Манлихера*, а заодно и прикрывшись телом бывшего владельца. Сколько это продолжалось, никто не считал, но когда он пришёл в себя, то еле разжал свёдённую судорогой руку, уронив на остатки истоптанной травы воняющую сгоревшим порохом винтовку. Рядом натужно матерился, как заведённый, один из его стрелков, чуть дальше двое отдыхали прямо на окровавленной земле, крепко вцепившись в оружие, а справа четвёртый спешно перевязывал руку платком у последнего, пятого.

"Значит, живы все… Это хорошо"

Верной и правдой послуживший револьвер не пережил удара о массивный лоб теперь уже покойника. Когда он подобрал его, тот тут же *переломился* пополам прямо в руках, и фиксироваться упрямо не желал, блестя свежим изломом защёлки. Пришлось поднимать, отброшенный было за ненадобностью *Манлихер*, и озаботиться проблемой боеприпасов. Гулко сглотнув, поморщился и спросил, покашливая и сипя, у добровольца- санинструктора:

— Что с ним?

— Руку, Ваш Бродь, слегка. На излёте похоже, только чуток мяса дёрнула…

— Ага. Вода у кого есть? Бл… Уходим в кустарник, ждём наших… пошли…

К тому моменту, когда показалась редкая цепь пограничников с винтовками наперевес, настороженно вглядывающаяся в *зелёнку* перед собой, он и его *засадный полк* уже достаточно отошли от горячки скоротечного боя. Болело колено, саднили рассаженные при торопливых перезарядках пальцы, стягивал кожу лица высыхающий пот…

— Эй! Есть кто? Руки вверх и выходь!

Не доходя до края оврага шагов десять, цепочка распалась: солдаты присели за немногочисленные укрытия, готовясь к возможному бою, а командующий ими старший унтер Григорий принялся надсадно орать, настороженно поглядывая по сторонам.

— Ваш Бродь?

— Давай, только потихоньку…

— Эгей, браточки! Свои, не пальните там!

— Ну-ка выходь, глянем каков ты свой…. ага, Панько. Его Благородие… где?!!?

Последние слова унтер прорычал, с подозрением и угрозой, но быстро сменил гнев на милость, увидев своего командира живым и почти невредимым. Едва солдаты, приблизившиеся, наконец, к размочаленному краю, заглянули в овраг, зазвучали многочисленные матерки и упоминания Господа, а одного чересчур впечатлительного вырвало. На дне, вповалку, в два, а кое — где и в три слоя, лежали трупы. Несколько вытянувшихся в последнем усилии тел, лежали отдельно, редкой линией показывая, куда убежали самые удачливые. Вот и постреляли…

Когда вернулся отправленный на поиски удобного спуска и подъёма солдат, показались и остальные офицеры Олькушского отряда — Блинский и Зубалов. Первый сразу же развил бурную деятельность, раздавая направо и налево громкие команды и лихо гарцуя при этом на жеребце. Зубалов вел себя заметно проще и скромней — при виде первого же мертвеца его стало тошнить, и он мужественно боролся с собственным желудком, не обращая больше ни на что внимания. Вот к этой *сладкой* парочке и направился подпоручик Агренев, слушая по пути доклад своего унтера:

— Пятеро убито, осьмнадцать ранено, из них двое тяжко. Нарушителей убито тридцать один, пятерых раненых нашли… если только выживут, все тяжелые. Оружие пока подсчитывають, исчо не всё подсобрали. С той стороны порубежников видели, но близко не подошли, издалече смотрят, в трубки зрительные…

Отдав недлинный рапорт, Александр был многословно похвален и отправлен обратно на заставу, писать подробный отчёт, и, как изящно выразился штабс-ротмистр:

— Приводить себя в надлежащий такому герою вид.

Видок и в самом деле был не очень: где то потерялась фуражка, китель был весь в надрывах и бурых пятнах от земли и травы, на бриджах тёмными пятнами выделялись колени, и сам себя чувствовал… в соответствии состоянию кителя, можно сказать.

Как позже оказалось, совет был дан очень вовремя — до вечера на заставе не побывал только самый ленивый из высокого начальства. Отрядный писарь замучился переписывать подробный рапорт подпоручика Агренева, в основном из-за того, что все требовали уточнить тот или иной момент. Кто стрелял первым? Где и как всё началось? Где был командир заставы? На последний вопрос Александр твердо отвечал, что он повел на помощь летучий отряд (так было принято именовать аналог группы быстрого реагирования), а штабс-ротмистр поспешал следом с основными силами (после этих слов, нервничающий Блинский едва не кинулся обнимать подчинённого). Точку в граде вопросов поставил чиновник департамента, рассеянно поинтересовавшись:

— Скажите… ээ… подпоручик, а нельзя ли было всё уладить мирно?

— Можете не отвечать, подпоручик князь Агренев!

За него ответил самый старший по званию из присутствующих. Армейская солидарность против гражданской *штрафирки* мигом сплотила окружающих его офицеров, неприязнь ко всяким…писарям, была у них на уровне безусловного рефлекса. Уже выходя из канцелярии, подполковник Росляков задержался:

— Напомните мне — сколько вы уже служите?

— Недавно минул первый год, господин подполковник.

— Хм… Продолжите в том же духе, и я уверен — быть вам в генеральском чине. Вам передали приглашение на бал? Прекрасно, продолжим нашу беседу попозже… Всего хорошего, князь.

— Честь имею.

Через день, ознакомившись с окончательным вариантом рапорта о происшедшем бое, подпоручик был сильно удивлён. В результате всех *проверок и уточнений*, невесть откуда появились ещё 15 нападавших. Для круглого счёта не хватало, что ли? Их отсутствие объяснялось очень просто — их, сильно израненных, заботливые контрабандисты унесли с собой… Как только не надорвались, бедолаги? Наверняка, традиция приписок, в СССР зародилась не на пустом месте, а, так сказать, имеет глубокие исторические корни, хе-хе. Ну да ладно, Сергею Юрьевичу виднее, сколько там было нарушителей госграницы. Небось, на очередную медальку бонусы копит…

Глава 13

Несмотря на все опасения, первый бал в жизни Александра, неприятностей не доставил — окружающих его офицеров больше занимали присутствующие на этой своеобразной дискотеке дамы, и общение по интересам, а не молодой и никому неинтересный подпоручик. Чином пока не вышел, что для дам, что до остальных. Поэтому он, полюбовавшись издали на манерных, кокетливо- томных *красавиц* (вообще-то попадались и действительно милые мордашки), ознакомившись с *высшим обществом* небольшого города Ченстохово, остался этим знакомством доволен: неспешный ритм жизни, немудреные интересы… Все разговоры вертелись вокруг двух тем: день рождения какой-то мадам Кики, и слухи и сплетни из Варшавы и Петербурга, причём — день рождения неизвестной ему мадам интересовал всех куда как больше. Самым же главным результатом посещения бала, стал невольно подслушанный разговор об энтузиасте-оружейнике. Речь в нём шла о долгах оружейного мастера Греве. Вернее о том, что тот вечно придумывает всякую ерунду вроде ненужных усовершенствований, вбухивая в это дело половину своего, и так не сильно большого жалования, вместо того, что бы просто прилежно делать свою работу. Отдали старую винтовку на запчасти — а он из неё карабин сотворил. Другую, списанную, сам купил и переделал в гладкоствольное охотничье ружьё. Теперь вот мается, пытается продать…