Королева Ойкумены - Генри Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Круто ты его! – Ник выбрался из-под обмякшего тела.
– Проверь: живой?
– Что придурку сделается? Были бы мозги…
– Свяжи его, пока не очнулся.
– Ага. А ты что, не могла его… Телепатически?
Сколько лет тренировалась: захват двигательных центров, блокировка сознания, расстройство координации движений… Вроде бы, до автоматизма наработала! А дошло до дела – поленом по башке. Проклятые блоки! Оказывается, ударить человека гораздо легче… Соцадаптация; нормы поведения, въевшиеся в плоть и кровь, в сознание и подсознание. Ведь могла же! Быстрее, проще, эффективнее…
Ладно, поленом тоже неплохо вышло.
– Что там у вас?
Шум разбудил ван Фрассена.
– Пленного взяли. Его Регина оглушила, – доложил честный Ник.
– Бабы услышали?
– Они спят.
– Точно?
Настала пора вмешаться Регине:
– Судя по картине деятельности мозга, да.
– Отлично. Вы целы?
– Целы.
– А он?
– Без сознания.
– Приведите его в чувство.
– Сейчас…
Ник копошился в сене – искал лучевик. Мамонты притихли, даже сопеть перестали. Регина склонилась над калекой. Тот лежал на боку; руки связаны за спиной Никовым шарфом. Девушка легонько похлопала пленника по щеке: давай, приходи в себя!
А вдруг он очнется – и заорет?
– Пап, не нужно его в чувство приводить.
– Почему?
– Мне так проще… Ждите, я быстро.
V
«Шелуха» слетела сразу.
Рыжий осенний холм – холка мамонта, встающего из-под земли. Серебристые оливы. Волны слегка побуревшей травы. Родина, укромный уголок, знакомый Регине с пяти лет. А что осень невпопад, так нам осень не помеха… На вершине холма – хутор. Нарыв, волдырь; чужеродное образование. Ощетинился частоколом, как дикобраз – иглами: не подходи! Регина криво усмехнулась в ответ: не надейся! Еще как подойду. И внутрь пустишь, никуда не денешься. Шелест родных олив ободрял. Сосны, кривые и приземистые, молчали, хмурились. На золоте склона – пятна грязного снега. Прошелестело в траве гибкое тело: захочешь, не увидишь. Издали долетел тоскливый вой волка.
Дубль-контур недо-энергета. Пассивизируем, обходим…
Флейта.
Регина поднесла инструмент к губам – и сразу, без перехода, оказалась по другую сторону частокола. Словно межзвездный корабль совершил РПТ-маневр. Ага, вот и друг-калека. Кутх, причудами ее психики облаченный в хитон из домотканого полотна, сидел посреди двора, верхом на свежеошкуренной колоде. Солнце золотило дерево, рыдающее янтарными слезками. Запах смолы и стружек. Еще – рыбы. При чем тут рыба? Ага, ясно. Во сне калека латал рыбацкую сеть. Веки смежены, на губах – детская, невинная улыбка. Регина обошла вокруг сновидца, примерилась.
Поймала волчий вой и вплела его в свою мелодию.
Локальная анестезия. Гипоталамус.
Торможение развивается нормально.
Медленная фаза. А нужна – быстрая…
Порыв ветра обдал могильным холодом – словно сама Смерть на черных крыльях пронеслась над двором, задев людей краем плаща. Калека, не просыпаясь, зябко передернул плечами. Стена избы за его спиной сделалась прозрачной, как родниковая вода. Внутри разворачивалось знакомое действо: призраки гостей пытались объясниться с призраками хозяек. Движения замедлены, контуры смазаны. Казалось, дело происходит в подводном царстве, где одни рыбы – опять рыбы?! – договариваются с другими.
Звуков не было; их с успехом заменяли жесты.
«Есть, спать.»
«Хорошо. Есть. Спать.»
Бабищи переглядываются. В руках одной возникает кринка. Не таясь, кутха доливает в нее зелья из костяного кувшинчика; протягивает гостям. Те берут, благодарят: пьют. Снова благодарят, низко кланяясь. Блестят влажные губы. Блестят влажные глаза.
Бабищи важно кивают: свершилось.
Регина помнила: в действительности всё было иначе. Никакого кувшинчика, никакого ритуала. Просто реальность недавнего прошлого смешалась в мозгу калеки с символом, архетипом здешнего гостеприимства, проверенного веками. Девушка вернула образ, уплывающий в забытье, вместе с собой-воспоминанием отпила глоток зелья, смакуя ощущения… Накатила тоска, обреченность, осознание совершенной впопыхах ошибки. Пришельцев неверно поняли. Есть, спать – так, как ларгитасцы это показали – значит, остаться здесь. Насовсем. Беглецы попросили убежища – хозяйки их приняли.
На своих условиях.
…активизируем «голубое пятно»…
Действо скачком переместилось во двор. Бабы укладывали мертвых – спящих?! – мужчин на снег. Восковая бледность лиц, глаза закрыты. Не разобрать: дышат, нет? Отец уже без куртки – сняли, одарив взамен драным кожушком. Обворовать Ника не успели – куда спешить? А кутхи-то приоделись! Новенькие кацавейки мехом внутрь. Ожерелья из клыков и когтей. Шрамы на лицах бабищ густо выкрашены синькой и кармином. В руках – деревянные, тяжелые даже на вид колотушки. Две жилистые руки взлетают ввысь, и колотушки, на миг задержавшись в поднебесье, падают на колени ларгитасцев. Еще раз! еще… Хруст раздробленных костей. Капитан дергается, Ник выгибается дугой; оба хрипят.
Значит – живы…
Наплывом, давней памятью, «вторым планом», как в арт-трансе – бабищи склоняются над беспамятным калекой. Тот еще молод: мягкая поросль бороды едва закудрявила щеки. Ноги его сильные, здоровые, такими лес на бегу мерить – но это ненадолго. Взлетают в небо колотушки, падают… А вот уже наплыв схлынул, уступив место представлениям о завтрашнем дне. Хозяйки волокут за ограду труп калеки – состарившегося, обглоданного временем и лишениями. По двору бодро шкандыбают на костылях отец и Ник. Радость на лицах, довольные ухмылки – спасены, обогреты, приняты в дом…
Теперь не сбегут, отъевшись.
Возврат. Ретикулярная формация.
Верхнее двухолмие среднего мозга.
Коррекция дельта-ритма…
…поет флейта. Волком воет. Требует: еще!
В темных сенях при свете плошки калека доливал в кринку зелье. Больше, больше! Чтоб наверняка. Чтоб заснули вражины, как того хотят хозяйки – и не проснулись, как того хочет он. На стене качалась черная тень – злорадствовала, рвалась заглянуть через плечо. Мы еще поживем! Извести меня решили? Теплое место занять? Не выйдет!
Сами к червям отправитесь.
Трудятся бабищи. Волокут за ограду мертвецов. Колода посреди двора, на колоде – счастливый калека. Чинит дряхлую сеть. Работа спорится, жизнь удалась. Несколько лет – целая вечность – моя. Мы не только сети латать можем! Мы – ого-го… Неподалеку скачут девчонки: по холоду в чем мать родила. Хихикают, стреляют глазами в сторону калеки. Растут, вытягиваются, как молодые деревца. Наливаются яблоки грудей, округляются бедра. Они всё ближе, сейчас на них накинут сеть – ловись, рыбка…
Темнота.
VI
– То-то я думаю: почему у меня нога не болит? – философски заметил ван Фрассен. – И вторая ничего не чувствует. Как отрезали.
– Почему?
«Какое отношение имеют папины ноги к этому кошмару?!»
– Мазь. Анестезия. Бабы-то умницы! Решили пациента к операции подготовить. Вот обе ноги и натерли: и больную, и здоровую. Не пожалели снадобья…
– Пап, у тебя жар? Какая операция?
– Сложный перелом нижних конечностей. В полевых условиях. Чтоб труженики-осеменители в лес не удрали. Ник молодой, ему одного дурмана за глаза хватит. А я в годах, со мной перестраховаться надо…
И добавил непонятно:
– Ограничения, значит. Залог счастья…
– Откуда ты знаешь?
– Ты же нам всё показала, Ри.
– Ну да! – поддержал капитана Ник. – Я тоже всё видел. Как в арт-трансе.
«Не ходи в режиссеры, – всплыли в памяти слова язвы-Монтелье. – Не будь дурой!» Похоже, сказалась натура телепакта – раскручивая ассоциативные цепочки кутха, Регина машинально «включила трансляцию» на полную катушку.
– Пап, Ник… извините, что я без спросу…
– Всё нормально, Ри. Главное – мы знаем, чего от них ждать. А они в отношении нас сильно заблуждаются. С хутора нам не уйти: я – не ходок. Значит, как бабы явятся – захватываем власть в населенном пункте. Сколько человек ты можешь удержать под контролем? Я имею в виду, под полным контролем. Чтоб без сюрпризов.
Секунду Регина колебалась, размышляя.
– Одного – без проблем. Двоих – на пределе. И недолго.
– Мало! Проклятье, как меня не вовремя зацепило…
– Ну, троих. Но тогда сама могу отключиться.
Она не стала говорить отцу, что и троих, и двоих «клиентов» она совершенно не гарантирует. Вон, калеку – поленом отоварила… Иди знай, как дело сложится! Будь ты хоть трижды телепат, а в критической ситуации возьмешь, и кинешься кулаками размахивать…
– Погоди! – влез Ник. – Ты в детском саду всю нашу группу держала!
Регина вздохнула. Меньше всего она любила вспоминать тот давний случай. «Космическая свадьба» почти стерлась из памяти. А может, Гюйс перестарался, купируя стресс. Но мужчины ждали ответа.
