Приемное отделение - Андрей Шляхов

— Добрый день. Проверка. Роспотребнадзор, — мужчина назвал СЭС на новый лад.

— Здравствуйте! — тут же отозвался Алексей Иванович. — А мы уже вас заждались…

— Вы нас ждали? — удивился мужчина, переглядываясь со своими спутницами. — Очень интересно. А можно узнать, кто вам сообщил о нашем приезде?

— Ольга Борисовна, наша заведующая, — простодушно ответил Боткин и еще рукой на заведующую указал.

Ольге Борисовне захотелось с разбегу убить себя об стену. Это желание сменилось другим — утопить доктора Боткина в протекающей неподалеку реке Яузе. Третье желание — придушить Боткина собственноручно — было осуществить легче всего, стоило только руки протянуть.

Пока один участок мозга перебирал желания, в другом родилась спасительная отмазка.

— Вы неправильно меня поняли, Алексей Иванович, — обращаясь к Боткину, Ольга Борисовна смотрела на проверяющих. — Я сказала, что в отделении надо всегда поддерживать такой порядок, словно мы сегодня ждем проверяющих.

— Разве? — удивился Боткин.

Проверяющие снова переглянулись, а Ольга Борисовна посмотрела на Боткина взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Боткин наконец-то понял и замолчал.

Проверяющие, как и большинство их предшественников, начали с приемного отделения, причем проверку вели дотошно, вникая во все мелочи, словно хотели сказать: «Вы нас ждали, готовились, а мы все равно вам докажем, что вашей подготовке грош цена». Не удовлетворившись осмотром, засели все втроем в кабинете Ольги Борисовны (хорошо хоть, что саму ее не выставили, разрешили остаться) и начали по одному приглашать сотрудников и экзаменовать на предмет знания требований санитарно-эпидемиологического режима. Боткин снова отличился — дважды (!) назвал санэпиднадзор «санэпидпозором». Понятно, что оговорился, но повторенная оговорка смахивает на издевку. Ольга Борисовна заметила, как оба раза, услышав «санэпидпозор», хмурился главный проверяющий. «Добра ждать нечего», — подумала она. Надежда Тимофеевна, чувствуя, что все пошло не так, как надо, разволновалась и не смогла найти журнал учета проведения генеральных уборок вместе с графиком на текущий месяц. Главный проверяющий понимающе хмыкнул и попросил прислать в кабинет дежурную медсестру Корочкову, далеко не самую умную из медсестер. Рыхлую, бесцветную Корочкову прозвали Медузой, хотя больше она напоминала квашню.

— Оксана Игоревна, — спросила Корочкову одна из женщин, — скажите нам, как часто в вашем отделении проводится генеральная уборка?

Генеральную уборку всех помещений с мытьем полов, обметанием стен и потолков положено проводить еженедельно. Чаще — можно, реже — нельзя.

— Раз в месяц! — ляпнула Корочкова.

— А что входит в генеральную уборку?

— Ну… это… влажная уборка.

— То есть влажная уборка в вашем отделении делается раз в месяц? — «передернул» главный проверяющий.

Влажную уборку в приемном проводили, как и положено, ежедневно. Когда с улицы наносилось много грязи, полы мыли по нескольку раз в день.

— Оксана, как тебе не стыдно! — возмутилась Ольга Борисовна. — Что за чушь ты несешь?..

— Подождите, пожалуйста, Ольга Борисовна, — осадил главный проверяющий, не спуская взгляда с Оксаны. — Пусть Оксана Игоревна ответит на мой вопрос.

Корочкова окончательно оробела и сочла уместным расплакаться. Сочла верно, потому что это позволило избежать дальнейших вопросов.

Санитарка Губайдуллина тоже отличилась. На излюбленный, можно сказать, классический «еэсовский» вопрос «Что должен иметь инвентарь, используемый при уборке?», она не задумываясь ответила:

— Ручки! Если швабра без ручки, то как ею работать?

— Маркировку должен иметь инвентарь, — сказал главный проверяющий. — Или у вас принято туалеты и коридоры одной шваброй мыть?

«Ну зачем так придираться? — подумала Ольга Борисовна. — Видели же промаркированные швабры и ведра, когда отделение обходили».

— Тогда надо спрашивать: «Что должно быть написано?» — ответила Губайдуллина и победно посмотрела на проверяющих: учитесь, мол, люди, правильно вопросы формулировать.

— Ужас, ужас, ужас! — тихонько простонала одна из женщин.

«Жопа!» — подумала Ольга Борисовна. Слово можно было с полным правом отнести и к бестолковой Губайдуллиной, и ко всей ситуации в целом. Готовились, готовились — и на тебе, целый ворох косяков. А все Боткин виноват, милейший Алексей Иванович! Взъярил «сэсовцев», завел их, вот они и лютуют. Ну кто вот его за язык тянул, скажите, пожалуйста? У-у, сволочь такая!

К Алексею Ивановичу слово «сволочь» никак не подходило, но надо же было Ольге Борисовне хоть как-то отреагировать на случившееся. Не «лапочкой» же Боткина называть, в конце-то концов.

Проводив проверяющих, точнее — препроводив их в неврологическую реанимацию (отделение реанимации и интенсивной терапии для больных с нарушениями мозгового кровообращения), Ольга Борисовна прошлась по отделению, раздавая всем сестрам по серьгам, как когда-то говорили в народе. Боткину она посоветовала вначале думать, а потом уже говорить. Боткин смущенно улыбался и разводил руками — подвел, сознаю, раскаиваюсь.

Виктория Васильевна, узнав подробности проверки, пожевала в задумчивости губами и сказала:

— Теперь я вижу, что Боткин для приемного отделения не годится. Надо его в терапию перевести.

— Инна Валериевна повесится, — ответила Ольга Борисовна. — Он и для терапии не годится. Какой-то он… — она постаралась подобрать наиболее подходящее слово, — нестандартный. Хотя добрый. Я недавно распсиховалась, так он меня утешал, очень душевно. А потом в Мышкин звал, погостить. Расстегаями домашними соблазнял, банькой да памятниками старины.

— Тогда пусть остается, — сразу же пошла на попятный Виктория Васильевна, входя в положение. — Только ты за ним присматривай.

В разговоре с глазу на глаз с теми из подчиненных, кто ей нравился, Виктория Васильевна под настроение нередко переходила на «ты». В одностороннем порядке, ей разумеется, продолжали говорить «вы». Обращение на «ты» служило у Виктории Васильевны признаком особого расположения, совсем как у Николая Второго, последнего императора дома Романовых. Ну а в заведующих приемными отделениями, учитывая их «стратегическую» важность, всегда ходят люди, к которым администрация расположена и которым она доверяет. В чем важность приемных отделений? Да в том, что это ворота больницы, ведающие распределением больных, как уже говорилось. При сбоях в работе приемного отделения в больнице все начинает идти кувырком — больные, положенные «не по профилю и назначению», скандалят и жалуются, заведующие отделениями грызутся между собой, организовывая переводы и так далее. В шестьдесят пятой больнице приемные отделения имели особый статус. Они подчинялись не заместителям главного врача по терапии и хирургии, а напрямую Виктории Васильевне. Первому, так сказать, заместителю.

— Да что вы, Виктория Васильевна! — Ольга Борисовна даже возмутилась немного, поняв то, что не было высказано вслух. — Нужен мне этот пентюх! Я люблю настоящих мужиков — добытчиков мамонтов! Только учтите, что Боткин наш и в терапии чудить начнет. Лучше всего будет сплавить его в другую больницу. С прекрасными рекомендациями. Но до того дайте мне хотя бы одного, а лучше — двух врачей. А то на место Голтышева пока никого не взяли, если еще и Боткин уйдет, то с кем я останусь?

— Я бы дала, да некого! — вздохнула Виктория Васильевна и разоткровенничалась: — Если бы ты знала, Оля, как я завидую тем руководителям, которые работали четверть века назад. Это же какое было славное время — врачей не принимали на работу, а отбирали, выбирали. В Москве желающих было больше, чем мест, с интернатурой в стационары старались не брать, только после ординатуры и желательно по рекомендации. Прийти, как сейчас, с улицы и сразу же устроиться на работу было невозможно. И люди это понимали. Они держались за место. Мой папа был главным врачом сначала в сорок девятой больнице, а потом в шестьдесят седьмой. У него проблем с кадрами не было, все по струнке ходили, боялись увольнения. А сейчас? Ты уже знаешь, что сегодня в урологии произошло?

— Вроде не слышала ничего такого.

— Новый доктор… м-м… Роговицкий, да, Роговицкий, подрался в палате с больным.

— Подрался?!

— Именно что подрался, — кивнула Виктория Васильевна. — Не пытался зафиксировать буйного пациента или что-то в этом роде, а устроил кулачный бой. У обоих носы в кровь разбиты.

— А кто начал первым?

— Неизвестно. Каждый валит на другого, а двое свидетелей — больные из той же палаты — утверждают, что начало проглядели. Один якобы дремал, а другой читал книгу. Врут, конечно.

— И чем все закончилось?

— Пока не знаю. К больному вызвали на консультацию травматолога и ЛОРа, а Роговицкий сейчас сидит у Андрея Владимировича и пишет объяснительную. Думаю, что он и заявление об увольнении сразу же напишет.