Корона с шипами - Джулия Джонс

Тесса ощупала кожу. Вопреки утверждению хозяйки, гладкой ее не назовешь.

— Есть в доме место, где я могу побыть одна?

— Разве что кладовка, но огня там я не развожу, и лампу дать не могу, только жировку.

Тесса не знала, что такое жировка и нерешительно кивнула:

— Пусть так. Мне просто надо поработать в тишине.

— В тишине? Господи, да на что тебе тишина? — Вдова Фербиш искренне недоумевала. — Ладно, ступай за мной.

Кладовка была набита всякой всячиной — тюками с одеждой, подушечками для булавок, катушками ниток, лоскутами. Мадам удалилась, бормоча указания — не трогать фарфор, не таскать ленты. Тесса положила кусок кожи на сундук, а сама опустилась рядом на колени. Жировка — плошка со свечным салом — ужасно коптила. Тесса поднесла ее поближе, чтобы изучить кольцо.

И так, стоя на коленях на покрытом сеном полу, со слезящимися от дыма глазами и мокрыми от пота ладонями, Тесса начала рисовать. Ломкий уголь беспрестанно крошился, кожа оказалась неровной и шершавой, к тому же на одной стороне оставались плохо удаленные волосы, а с другой она уже была вся исчеркана. Но Тесса ни на что не обращала внимание. Она чертила, стирала и чертила снова, подправляла углы, дорисовывала изгибы линий: она старалась в точности воспроизвести рисунок кольца.

Прошло уже несколько часов. Тесса вся перемазалась. Сначала она чувствовала себя несколько скованно, каждую секунду ожидая возвращения звона в ушах, но тишину нарушало только уханье совы и скрип Деревьев. Постепенно она расслабилась и целиком отдалась обретенной свободе — свободе переносить на чистую страницу таинственные узоры.

4

— Они оба мертвы? — спросил Изгард Гэризонский. Он словно не замечал золотой Короны на голове. А поговаривали, что многие короли, стоило им надеть Венец, истекали кровью и погибали. Но у Изгарда не было ни царапины. Писец Эдериус выглядел усталым и больным. Король немедленно почувствовал замешательство старика. — Скажи же, в чем дело, друг мой? — Он положил руку на плечо Эдериуса.

Эдериус был стар, тонок, убелен сединами. От прикосновения повелителя трепет прошел по его иссохшему телу.

— Какая-то ошибка вкралась в расчеты, ваше величество. Неверное движение, чуть-чуть неправильный изгиб...

Пальцы Изгарда лениво пробежали по ключице старика.

— Неужели же оба живы?

— О нет, — поспешно ответил Эдериус и содрогнулся вновь. — Один мертв. Нападение на замок Бэсс прошло успешно.

— А сын?

— Сын остался жив.

Изгард кивнул:

— Отлично.

Они находились в помещении, временно отведенном Эдериусу для копирования и рисования узоров. Горшочки с красками, чернильницы и кисти загромождали столы. В воздухе стоял резкий запах химикалий. Окно, самое большое в крепости, прорубленное с месяц назад по настоятельному требованию Эдериуса, на ночь закрывалось ставнями. Солнечный свет заменяли три выполненные по специальному заказу люстры.

— Это первая неудача, до сих пор все шло, как задумано, — оправдывался Эдериус, беспокойно переминаясь с ноги на ногу на голом каменном полу.

В скрипториях редко стелили циновки — в тростнике гнездились паразиты, которые могли отвлечь писца, проводящего жизненно важную черту. При работе требовалась предельная сосредоточенность — на исправление малейшей оплошности уходили целые часы.

— Мне казалось, все подготовлено как следует, — продолжал Эдериус. — Я не сомневался, что выполнил свою задачу.

— Так в чем же дело?

— Не знаю, ваше величество. Гонцы явились в нужный момент, но того человека не оказалось на месте.

— Ты должен был убедиться, что он там. — Изгард говорил мягким, почти нежным голосом, точно успокаивал капризного ребенка. Пальцы короля продолжали поглаживать левую ключицу узорщика.

— Я сделал рисунок... я не сомневался, что это сработает. — Эдериус хотел пожать плечами, но на него тяжелым грузом давила рука Изгарда. — Я немного устал, а надо было нарисовать еще один узор — чтобы поддержать гонцов, посланных в замок Бэсс.

— Итак, первый рисунок был сделан наспех?

— Да нет же, сир! — Эдериус попытался изобразить возмущение.

Изгард вздохнул:

— Я никак не пойму — ты хочешь уверить меня, что добросовестно сделал свое дело, а гонцы — свое. Но как же тогда нашему приятелю удалось сбежать?

— Сбежать — не совсем подходящее слово, ваше величество. Взявшись за второй объект, я почувствовал — именно почувствовал — какое-то сопротивление, как будто что-то ему помогало.

— Почему же ты не принял меры? — Изгард перешел на шепот. Его пальцы перебирали складки туники на плече Эдериуса.

— В тот момент я не был уверен, я...

Изгард изо всех сил надавил на ключицу старика. Она треснула, как гнилое бревно, с таким же приглушенным, влажным звуком. Эдериус вскрикнул. Рука его взметнулась вверх к воротнику. Пальцами, перемазанными чернилами, он схватился за обломок кости.

Изгард поднял кулак. Ему безумно хотелось ударить Эдериуса еще раз. Желание было сильным, сильнее, чем когда-либо раньше. Дрожа всем телом, Изгард боролся с собой.

Писец осел на стуле, трясясь и тихонько всхлипывая. Король взглянул на него — и был поражен неожиданной игрой света на лице старика. Эдериус напомнил ему полотна великих вейзахских мастеров. Изгард немного пришел в себя. Через минуту он уже смог успокаивающим движением погладить писца по руке:

— Ш-ш, тише, Эдериус, тише.

Кость была сломана. Ее острый конец торчал из-под грубошерстной туники Эдериуса. В глазах старика стояли слезы, но он, не сопротивляясь, позволял королю утешать себя, прижимался щекой к ладони Изгарда и старался не стонать.

Изгард сдерживал слова извинения, напоминая себе, что старик заслужил взбучку.

— Скоро пройдет, — сказал он, взяв Эдериуса и заставив его поднять глаза. — Ты должен понимать, что я просто не могу позволить себе оставить безнаказанным человека, который подвел тебя. — Он подождал, пока Эдериус кивнет. — Вот и хорошо. Я немедленно пришлю сюда хирурга.

На прощанье Изгард игриво потрепал обвисший, как осенний лист, кадык старика. До самой двери его сопровождало хныканье писца.

— Кстати, — обернулся Изгард с порога, — я рассчитываю, что к рассвету ты вернешься за письменный стол.

Ответа он ждать не стал. Король высказал свою волю — этого достаточно.

Оказавшись за дверью, он с удивлением обнаружил, что весь дрожит. Ударив старика, Изгард на какой-то момент потерял самообладание. Что-то изнутри подталкивало его, не давало остановиться.

Изгард глубоко вздохнул и буквально заставил себя пренебрежительно пожать плечами. Его ярость должна иметь основания. А Эдериус должен понять, что теперь все иначе. Они больше не могут быть друзьями. С обретением Короны с шипами их близости пришел конец. В конце концов, каждый был вознагражден за годы, потраченные на разработку планов и их осуществление, за годы борьбы. Они оба получили то, чего добивались: Эдериус — исключительное право на изучение Венца, а он — право носить его.