Метрополис - Теа фон Харбоу

– Я хочу быть им…

Но она не видела его и не слышала.

– Наберитесь терпения, братья! – сказала она. – Вашему посреднику предстоит долгий путь… Среди вас много таких, что кричат: «Борьба! Разрушение!..» Не надо борьбы, братья, ведь она сделает вас виновными. Верьте мне: придет тот, кто будет говорить за вас, станет посредником меж вами, руками, и человеком, ум и воля которого превыше вас всех. Он дарует вам самое ценное, что способен даровать человек, – стать свободными, не ставши виновными…

Девушка встала с камня, на котором сидела. Движение пробежало по обращенным к ней головам. Послышался голос. Говоривший остался невидим. Будто говорили все разом:

– Мы подождем… Но теперь недолго!..

Девушка молчала. Печальным взглядом она словно искала в толпе говорившего.

Человек, который по-прежнему стоял перед нею, спросил:

– А если мы начнем борьбу, где тогда будешь ты?

– С вами! – воскликнула девушка, раскинув руки жестом приносящей жертву. – Вы когда-нибудь замечали за мною вероломство?

– Никогда! – отвечали мужчины. – Ты – золото. Мы поступим так, как ты желаешь.

– Спасибо. – Девушка закрыла глаза. Стояла, опустив голову, слушая топот уходящих, ноги-то у них в грубых башмаках.

Только когда вокруг стало совсем тихо, когда умолк отзвук последнего шага, она со вздохом открыла глаза.

И увидела у своих ног коленопреклоненного человека в холщовой синей робе, черной шапке и грубых башмаках.

Она наклонилась к нему. Он поднял голову. Они посмотрели друг на друга.

И тут она узнала его.

* * *

(Позади них, в склепе, формой подобном острому дьяволову уху, мужская рука схватила другого мужчину за плечо.

– Тише! Тише! – прошелестел голос, беззвучный и все же звучавший как смех, злорадный издевательский смех.)

* * *

Лицо девушки походило на хрусталь, полный снега. Она шевельнулась, будто хотела убежать. Однако ж ноги не слушались. Плечи ее затрепетали, как тростник в текучей воде.

– Если ты пришел, чтобы выдать нас, сын Фредерсена, тебе будет от этого мало проку, – сказала она тихо, но отчетливо.

Он поднялся, стал перед нею, серьезно спросил:

– И это вся твоя вера в меня?

Она молча смотрела на него. Глаза наполнились слезами.

– Ты… – начал он. – Как мне называть тебя? Я не знаю твоего имени. Всегда называл тебя просто «ты». Во все дурные дни и еще более дурные ночи, не зная, отыщу ли тебя, я всегда называл тебя просто «ты»… Не скажешь ли мне наконец как тебя зовут?

– Мария, – отвечала девушка.

– Мария… Что ж, пожалуй, так и надо… Нелегко мне было найти путь к тебе, Мария.

– А зачем ты искал путь ко мне? И почему на тебе синяя холщовая роба? Те, что обречены носить ее всю жизнь, живут в подземном городе, слывущем чудом света на всех пяти континентах. Он – чудо зодчества, это правда! Чистый, ярко освещенный, образец порядка. Там есть все, кроме солнца, и дождя, и луны по ночам, и неба. Потому-то у детей, рожденных там, гномьи лица… Хочешь спуститься в этот подземный город, чтобы потом вдвойне порадоваться своему обиталищу, расположенному в небесном свете, высоко над великим Метрополисом? Ты надел нынче эту робу развлеченья ради?

– Нет, Мария. Я намерен носить ее всегда.

– Как сын Иоха Фредерсена?

– У него больше нет сына… разве что ты сама вернешь ему этого сына.

* * *

(Позади них, в склепе, формой подобном острому дьяволову уху, рука одного мужчины зажала рот другому.

– В Писании сказано: «Потому оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене…»  [6] – шепнул смех.)

* * *

– Ты не хочешь понять меня? – спросил Фредер. – Почему глядишь на меня так строго? Хочешь, чтобы я стал посредником меж Иохом Фредерсеном и теми, кого ты зовешь своими братьями… Никому не стать посредником меж небом и адом, если не побывал он на небе и в аду… Вчера я еще не ведал ада. Оттого и потерпел столь плачевный провал, когда вступился перед отцом за твоих братьев. До тех пор пока ты впервые не явилась передо мною, Мария, я жил как безмерно любимый сын. Не знал, что такое невыполнимое желание. Не знал мечты, ведь все и так было моим… При всей моей молодости я до дна исчерпал наслаждения земли. У меня была цель – игра со смертью: полет к звездам… А потом явилась ты и показала мне братьев моих… С того дня я искал тебя. Так тосковал по тебе, что не промедлил бы с радостью умереть, скажи мне кто-нибудь, что это путь к тебе. Но пришлось жить и искать другой путь…

– Ко мне… или к своим братьям?..

– К тебе, Мария… Не стану приукрашать себя перед тобою. Я хочу к тебе, Мария, мне нужна ты… Я люблю этих людей не ради них самих, но ради тебя, потому что их любишь ты. И помочь этим людям хочу не ради них, но ради тебя, потому что так хочешь ты. Вчера я сделал добро двоим: помог одному, уволенному моим отцом. И выполнил работу вместо того, чью одежду ношу… Это и был путь к тебе… Бог тебя благослови…

Голос у Фредера сорвался. Девушка шагнула к нему. Взяла его руки в свои. Бережно повернула ладонями вверх и внимательно осмотрела, затем кротко взглянула на него и сплела свои и его руки в благоговейном жесте.

– Мария… – беззвучно произнес он.

Она выпустила его руки и, подняв свои, приложила пальцы к его щекам. Провела кончиками пальцев по бровям, по вискам, дважды, трижды.

И тут Фредер рывком притянул ее к сердцу, и они поцеловались…

Он более не чувствовал камней под ногами. Волна несла его, его и девушку, которую он крепко обнимал, будто на пороге смерти, и волна эта вздыбилась со дна океана и гремела так, словно весь океан – орга́н, а сама она – огонь, взметнувшийся до небес.

Потом падение… падение… Бесконечное низвержение в лоно мира, в начало начал… жажда и избавительный глоток… голод и насыщение… боль и избавление от нее… смерть и новое рождение…

– Ты… – сказал он, – ты вправду великая посредница… Все самое святое, что есть на свете, – это ты… Вся доброта – ты… Вся благостыня – ты… Не доверять тебе – значит не доверять Богу… Мария… Мария, ты позвала меня, и вот я здесь!

* * *

(Позади них, в склепе, формой подобном дьяволову уху, один мужчина наклонился к уху другого:

– Ты хотел, чтобы я нашел лицо для Футуры… Вот тебе образец…

– Это задание?

– Да.)

* * *

– Теперь ты должен уйти, Фредер, – сказала девушка. Все тот же кроткий взгляд смотрел на него.

– Уйти – и оставить тебя здесь?

Она посерьезнела, покачала головой:

– Ничего со мной не случится. Среди тех, кто знает об этом месте, нет такого, кому бы я не доверяла как родному брату. А происходящее меж тобою и мной никого не касается; я бы сочла оскорбительным объяснять… – Тут она опять улыбнулась. – …необъяснимое… Ты понимаешь?

– Да, – кивнул он. – Прости меня.

Мария держала его руки в своих.

– Ты не знаешь дороги. Я проведу тебя туда, где ты