Лебеди Кассиды (сборник) - Сергей Синякин

— Разумеется, я не могу отказаться?

— Разумеется, не можете, — любезно отозвался офицер.

Длинноногий, плечистый, спортивно подтянутый, он стоял рядом со столом, разминая сигарету. Перехватив взгляд Давида, офицер усмехнулся и, словно выполняя правила обязательной, но ненужной игры, попросил разрешения закурить.

— Угостите и меня, — попросил Давид.

Офицер протянул ему сигареты и вновь любезным тоном попросил его поторопиться.

Похоже, что это был арест. Для простого вызова достаточно было позвонить по телефону. Подумав об этом, Давид вспомнил утренний звонок и понял, что звонили не зря. Солдаты должны были прийти наверняка.

Затушив сигарету, он принялся собираться. Поверх вещей он бросил в сумку чековую книжку. Из книжки выпала фотография Лани, и Давид сунул фотографию в карман куртки.

Офицер терпеливо ждал, разглядывая пепельницу. Из губ негритянки вился голубоватый дымок.

Наличных денег было мало, но Давид вспомнил, что на холодильнике лежит двести эвров, возвращенных вчера вечером Скавронски. Он сходил за деньгами. Вернувшись в комнату, он не удержался и спросил офицера:

— Не боитесь давать мне свободно расхаживать по квартире?

— Вы же умный человек, Ойх, — сказал офицер. — К тому же вы не держите дома оружия.

Давид рванул «молнию» сумки.

— Все-то вы знаете, — сказал он. — Кажется, служба безопасности пересчитала в моем доме даже грязные носки!

Офицер поставил пепельницу на стол и глянул на часы.

— Вы готовы?

— А что мне остается делать? — пожал плечами Давид.

На пороге он остановился, вспомнив о рукописи Скавронски. Дома оставлять ее было рискованно. Не менее рискованным было брать ее с собой. Поколебавшись, Давид решился. Вернувшись, он взял рукопись и пошел на выход, запихивая на ходу свернутые вчетверо листы в боковой карман.

Солдаты курили на лестничной площадке. Увидев выходящих, они вытянулись, пряча сигареты в кулаки.

Спускаясь по лестнице, Давид слышал за спиной стук солдатских сапог. Офицер шел впереди, и Давид чувствовал резкий запах одеколона и мужского пота.

— Плохо дело? — спросил он.

— К сожалению, вы подпадаете под действие принятого вчера Манифеста о культуре, — не оборачиваясь, сказал офицер.

— Почему же «к сожалению»?

— Потому что своей писаниной вы развращаете человеческие души, — сказал жестко офицер. — Вы только вредите государству! Если бы не приказ, я бы вас расстрелял в ближайшем переулке!

Ненависть была в его словах, и Давид промолчал. Он перекинул сумку через плечо и пошел вниз.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Референт — маленький худой человечек в старомодном костюме и роговых очках — казался лилипутом, случайно попавшим в апартаменты Гулливера, такими непомерно огромными выглядели окружающие его вещи.

— Деятели искусства являются капиталом любого общества, — сказал референт, протирая очки и близоруко щурясь. — Мы вынуждены обеспечивать охрану нужных обществу людей в эти тревожные дни. Остров Ро не тюрьма, это ни в коем случае не антовские лагеря. На острове вам будут предоставлены все возможности для плодотворного творчества.

— Но я не хочу уезжать, — упорствовал Давид. — Я должен все видеть собственными глазами. Для того, чтобы писать, надо знать.

— Мы не можем обеспечить вашу безопасность иначе, — твердо сказал референт. — Вы меня понимаете, Ойх?

Давид встретился с референтом взглядом и понял, что у государства действительно нет возможности защитить непослушного художника от убийц, которых оно само же направляет. Давиду стало страшно от неуступчивой решимости маленького человечка, твердо определившего его судьбу.

— Хорошо! — сдался Ойх. — Но я оставляю за собой право выехать с острова в любое время.

— Разумеется! — референт закивал маленькой головкой с аккуратным пробором. — Будем считать, что мы достигли соглашения и ваш сопровождающий может оформлять все необходимые документы?

— Зачем же? — возразил Давид. — У меня достаточно средств, чтобы добраться до места самостоятельно.

— В мирное время, господин Ойх! — отозвался референт. — Сейчас это слишком опасно. Страна втянута в братоубийственную войну. Вас доставит на остров военный вертолет.

— Какая забота! — Давид не мог сдержать иронической улыбки. — Вы так торопитесь доставить меня на остров?

— Не только вас, — невозмутимо сказал референт. — И, честно говоря, не столько вас. Хотя вы и доставили правительству немало хлопот.

Год назад издательство «Стаут» предложило Давиду написать биографию Главы Государства. Выбор не был случайным. В этот год Давид стал лауреатом премии Флиппса, несколько раз был издан в Штатах и имел там успех. Давид понимал, что написанная им биография Стана будет редактироваться прежде всего самим героем. Тем не менее он согласился, поставив условием, что каждая глава биографии будет печататься в журнале издательства. Издатель Харт согласился после очередных консультаций с генералом Станом. В течение шести месяцев Ойх ежедневно общался с генералом, выслушивая его воспоминания о детстве и монологи о генеральском предназначении в обществе. Никогда еще Давид не работал так тщательно, как над биографией диктатора. Каждая глава будущей книги рецензировалась лично Главой Государства и была полна его безудержного восхваления. От Давида отвернулись друзья. От него ушла жена. В листовках ФНО Давида называли апологетом кровавого режима.

Но изданная отдельной книгой биография вызвала настоящий политический взрыв, карикатурно высветив Стана, его зависимость от иностранных монополий, его беспомощность в решении социальных вопросов и жадность единоличной власти. Динамитные строчки, вкрапленные в отдельные главы, объединились в заряд огромной силы.

Многие ждали ареста Ойха. Кормчий Нации оказался умнее. Генерал сделал вид, что ничего особенного к, произошло. Книга вышла полным тиражом, правда, не поступила в свободную продажу. По указанию департамента просвещения книга была распределена в общественные библиотеки, откуда весь тираж благополучно изъяло цензурное ведомство. Гонорар Ойху выплатили полностью, более того — Стан обеспечил выдвижение произведений Ойха на Литературную премию Нации, но, к сожалению, для получения ее писатель не набрал нужного количества голосов. Генерал Стан добродушно отозвался о своем неудачливом биографе: «Он слишком мелок для описания крупных фигур!».

Иных последствий смелая и довольно безрассудная выходка Ойха не имела.