Голос из глубин - Любовь Руднева

Гордость островитян и вправду проглядывала всюду, даже с титульного листка проспекта:

«Без помощи, оказанной Канарскими островами, Колумб не мог бы осуществить свои великие предприятия».

Нет, дворец этот не схож был с маленьким домом Колумба, поросшим мхом, который Шерохов видел в Генуе, на одной из узких террас города.

Впрочем, Колумб тут жил совсем не долго, всего несколько дней, однако это не помешало разрастаться исторической памяти канарцев. В конце пятнадцатого века звался дом этот дворцом, и в нем проживал военный губернатор острова.

Еще не заходя в патио, Андрей и Ветлин рассмотрели у входа в дом карту странствий Колумба в океане. Карты они оба не просто ценили, испытывали к ним приязнь, род недуга, карты оказывались важной составляющей жизни каждого из них. Ветлин непрерывно с ними работал, Андрей их создавал.

А тут в чести были самые прозаические стоянки Христофора, и каждую нанесли на карту. Шел Колумб к неизвестным землям и в 1492 году в августе — сентябре у самого острова Гран-Канария ремонтировал руль судна «Пинта» и паруса на самом маленьком судне — «Нинья».

Дома, под потолком в кабинете Андрея, плыла модель «Санта Марии», флагмана Колумба. Удивительно маленькому этому судну нанесли визит в разное время Ветлин и Андрей в Барселоне, в порту, где давным-давно оно стоит на приколе у стенки, как диковина и почти небылица. Рядом у разных причалов высятся современные громадины: рыболовы, пассажиры, туристские лайнеры, обитаемые, пышущие электрическими огнями, оснащенные всяческой турбинной невидалью.

Они будто и отменяли наивное и отважное прошлое «Санта Марии», хотя снисходительно терпели крохотного соседа.

Андрей несколько раз навестил и самого Христофора, его-то засунули на верхушку колонны, он маячит над площадью по соседству с портом, куда с возвышенности сбегает шумный бульвар Рамблас.

На Бульваре цветов — Рамблас — все обозримо и перемешано: тут торгуют книгами, цветами, птицами и маленькими зверятами. По нему бродят толпы наезжих из Африки, Европы и Америки, деловые прохожие мелькают до семи вечера, а после семи до ночи здесь околачивается матросня, уличные женщины и фланируют туристы. Клетки с птицами, зверятами, с мяукающим лисенком и крохотными цыплятами, лезущими к большой электрической лампочке, обогреваясь и принимая ее за мать-курицу, остаются тут на ночь, их замыкают, и владельцы уходят домой. Уносят лишь недораспроданные цветы, остаются осыпавшиеся лепестки и запахи.

Но сам Христофор торчит, загнанный в небо. Оттого видится он совсем небольшим, и, хотя маячит над всеми машинами и прохожими, редко кто удосуживается задрать голову и высмотреть, как же ему там, высоко, приходится. Мается он в небесах.

Но ежели понадобится, его безо всяких там церемоний стаскивают вниз, сочиняют про него современную штуковину, может, и гротескную, чтобы поскоблить сусальное золото многовековой славы. Напечатают исследование, верно уже многотысячное по порядковому номеру, чтобы доказать, как задолго до него все было уже открыто. Однако он неуступчив, в разных странах, принимая только свое Христофорово обличье, а иной раз лишь чуть-чуть смахивая на себя, вновь врезается в нынешнее существование потомков и косвенной родни по общему счету рода человеческого.

Бережно канарцы на карте перечисляли каждое соприкосновение Колумба с их островами. Сообщали они, как во время четвертого путешествия Колумб, прибыв в Лас-Пальмас, а было это 20 мая 1502 года, прожил тут несколько дней у своего друга Антонио де Торреса, командовавшего гарнизоном острова, наместника короля Фердинанда и королевы Изабеллы. Тогда тут еще обитало коренное население острова, потом частично перебравшееся в Берберию. А Антонио Торрес, как известно, сопровождал Колумба во время его плавания к берегам Нового Света в 1493 году.

Теперь островитяне одарили временную резиденцию Колумба, разместив здесь исторический архив страны и библиотеку Христофора.

В доме сохранился резной потолок мореного дерева, а стол, на который, быть может, Колумб опирался, сделанный из тика, по краям тоже был украшен резьбой.

Ветлин с пристрастием рассматривал то, что считал поистине драгоценным, — вахтенный журнал и инструменты Колумба.

Андрею же вспомнился тот Колумб, что затронул его не на шутку, вовсе и не такой давний, приблизившийся к самому краю нынешнего, Андреева века. С тем Колумбом свел его Жан-Луи Барро — недавно увидел его в Париже. И хотя спектакль рожден был почти четверть века назад, остался он для Барро программным. На сцене рвал свою душу на паруса молодой Колумб, а неотрывно при нем, на просцениуме, жил, думал, страдал Колумб, состарившийся в океане, в оборении всех напастей, природных, королевских, торгашеских. Колумб, умудренный горчайшим из горьких опытов и нищетой. Этого второго и наверняка главного Христофора играл сам Жан-Луи Барро.

Волны моря изображали люди, как водилось в древнем театре. Колумб и матросы превращались в стихию. Молодого Колумба распинали на парусе. Пересечения жизни и смерти происходили с участием этого огромного, рассекавшего пространства паруса. И все оказывалось полновесным, и дерзания, и казни египетские, когда настигала неудача, запродавалась на корню мечта мореплавателя.

Романтическая поэма-пьеса Клоделя и артист Жан-Луи Барро, режиссер Барро вталкивали Колумба в жгучие завихрения, они имели касательство, и порой самое прямое, к современности.

Обо всем вместе, и о том, что увидел он здесь, в доме Колумба, и что поселилось с помощью Барро в его душе и воображении, думал Андрей.

Иначе, чем капитана, но и его тронули вахтенный журнал и инструменты Христофора, знаки тяжкого труда, длившегося годы.

Вернувшись на судно ночью, он об этом напишет сразу вместе Наташе и Амо, двум самым близким людям. И потому еще напишет, что на Гран-Канария неожиданно в доме Колумба привиделся ему тоже по-своему странник — Барро, а вот этого никак нельзя было б даже на расстоянии утаить от Гибарова.

— Пожалуйста, — просил тот перед отъездом Андрея, — хоть изредка давайте мне знать на любых широтах и долготах души о том, как вы выходите на наши общие перекрестки.

Уходя из Колумбова дома, капитан и Андрей опять заглянули в патио. Попугаи молчали, но откуда-то сверху слышался сильный и высокий голос канарейки, пела она свободно, как поют птицы только в лесу, а не одомашненные, в неволе. Сочтя это за добрый прощальный знак, Шерохов и Ветлин направились к небольшой старинной церкви, где четыреста лет назад служили мессу для Колумба перед его отплытием, музыкой прикасаясь к океану. Поблизости возвышался кафедральный собор, и оттуда в этот пасхальный вечер доносились звуки органа.

По обе стороны у главного входа в собор стояло по четверке псов, собаки чугунного литья. Собаки-скульптуры, как показалось Андрею, гордо поглядывали на заезжих: ведь они, здешние псы, и дали имя Канарским островам, милые канис — так назывались они по-латыни, — верно, обрадовали бы любого этолога. Тут они добились такого внимания населения, какому можно было только позавидовать.

Как раз у кафедрального собора была условлена встреча с Хезусом, он просил Андрея и капитана посидеть с ним на прощание часок-другой в маленькой таверне в старой части города.

Назначая свидание возле собак, изрядно поострили на эту тему, ибо, как справедливо заметил Хезус: «Наверняка такое возможно учинить только в нашем славном Пальмасе, восславить псов по соседству с собором, да еще кафедральным».

Когда они уселись за стол, Хезус попросил Андрея сказать, как он, серьезный ученый, в двух фразах описал бы весь остров.

— Вам, уверен, не понравится, но я готов, — и, словно передразнивая себя и своих коллег, скучным голосом произнес: — Весь остров в целом — это очень большой вулкан с несколькими боковыми конусами и кальдерами. Западный и восточный склоны резко отличаются по количеству получаемой влаги, как и обычно, западный — влажный, восточный — сухой!

— Но почему вы подумали про меня так плохо: как может не понравиться короткое определение и интерес к тому, что мы часто сами, глупо, равнодушно относясь к нашему вулкану, попираем ногами, мистер Эндрю?

— Мне же наша игра напоминает игру во мнения, у вас, испанцев, наверняка найдется что-нибудь подобное ей.

И, попивая местное винцо из большой кружки, Ветлин пояснил Хезусу суть этой игры, которой он сам с азартом предавался еще подростком.

— Хорошо, — воскликнул Хезус, — продолжаем игру во мнения, и вы, капитан, пожалуйста, дайте краткую деловую характеристику моему городу. Скажите нам, что в нем изменилось за время вашего отсутствия?

— Ну, я-то наверняка вас не смогу развлечь своим кратким деловым резюме, но извольте. Город очень вырос за последние годы, доходы получает большие. Ведь после закрытия Суэцкого канала бесчисленное множество судов под разными флагами пошли в обход Африки, и самое удобное место для снабжения всем необходимым — Канарские острова.