Лунное сердце - Чарльз Де Линт

— Но…

Том подвел Киерана к старому, видавшему виды «шевроле», припаркованному на стоянке. Киеран запомнил, как он стоял, положив руку на капот машины, и смотрел на серые стены тюрьмы Святого Винсента де Поля. Над ним сияло голубое небо, решеток вокруг не было, и он мог идти куда угодно и делать что захочется.

— Поехали, — сказал старик. — Это место меня угнетает. Поговорим по дороге.

Вот так все и началось.

— Еще кофе?

Голос официантки вывел Киерана из глубокой задумчивости, он вздрогнул и очнулся от своих видений.

Подняв глаза, он увидел, что ресторан наполняется людьми. Часы над дверью, ведущей на кухню, показывали 7.10.

— Non, merci [44], — пробормотал он. — Принесите, пожалуйста, счет.

Три кофе — доллар и двадцать центов. Официантка улыбнулась, давая ему сдачу, и пожелала удачно провести день.

— Буду стараться, — пообещал он.

Со сдачей в кармане у Киерана оказалась огромная сумма в один доллар восемьдесят центов. Ему необходимы деньги и пристанище. Но главное, нужно найти старика. Кроме всего прочего, он хотел бы отдать Тому долг за тот день в тюрьме Святого Винсента и за все годы, прошедшие с того дня.

— Зачем вам ученик? — спросил он однажды Тома.

— Для бессмертия.

— Для бессмертия?

Старик улыбнулся:

— Когда будешь так же стар, как я, вот тогда поймешь, что я имею в виду, Кир. Каждому человеку хочется оставить в мире свой след. Старые ремесленники брали себе учеников, чтобы их собственное ремесло продолжало жить. В таких странах, как Япония, так поступают до сих пор. Признаки этого ты найдешь на побережье и в глухих лесах Квебека, хотя в основном навыки передаются в семьях — от родителей к детям.

— Как наследство?

— Почти. Но важнее сознавать, что все, сделанное мною за жизнь, не пропадет. Когда я умру, моя жизнь продолжится — в тебе. Ты улучшишь то, чему я тебя научил, что-то добавишь, что-то уберешь. Но в основе все равно останутся мои уроки. В этом и будет мое бессмертие, и не только мое, но и моего учителя, и его учителя. Все это уходит далеко в прошлое.

Долгий путь. Путь.

То, как Киеран справился с полицейским, сидевшим в машине перед домом Жан-Поля, как раз и было одним из проявлений того, чему научил его Том. Это была лишь внешняя сторона учения, так же как восточные боевые искусства являются внешним проявлением, прикрывающим истинный смысл восточной философии. Путь, пропагандируемый стариком, не слишком отличался от даосизма [45] и от заповедей Торо. [46] Лежащие в основе его истины столь же важны в наши дни, как и в давние времена, когда они формировались, тем более что в наш век им так легко затеряться среди множества других учений. Эти истины следует охранять, они достойны бессмертия.

В тот день в тюрьме Святого Винсента де Поля Киеран вряд ли понимал все это. Старику пришлось доказывать ему, что Путь — это именно то, что он искал всю свою жизнь, но, не имея никаких ориентиров, не мог найти его сам. Вот поэтому-то Киеран и считал, что он в неоплатном долгу перед Томом Хенгуэром.

Застегнув куртку, Киеран немного постоял на пороге ресторана «Завтра», внимательно вглядываясь в оба конца улицы и в то же время прислушиваясь к своим ощущениям. В этой игре плаща и шпаги он был новичком. Кто может сказать, что строительный рабочий, ждущий автобуса на остановке, на самом деле не следит за ним? Или что бизнесмен с модными усиками и с виниловым портфелем в руках не служит в Конной полиции?

Киеран вздохнул. Не смахивает ли это на паранойю, когда чувствуешь, что кто-то тебя преследует? Он вышел на Банковскую улицу. Дойдя до угла, огляделся еще раз и зашагал на восток по Франк-стрит к «Песчаному холму». Сейчас ему нужна информация. Он надеялся, что все-таки найдет кое-кого из старых приятелей.

Глава четвертая

8.30 утра, среда.

Инспектор по особым поручениям Канадской Королевской конной полиции Джон Такер был не в духе. Он сидел у себя в кабинете, упершись локтями в стол, опустив в ладони подбородок, и хмурился, глядя в чашку с кофе. При росте в шесть футов Такер весил двести шесть фунтов, у него были коротко остриженные волосы, седеющие на висках, прямые усы и светлые серые глаза. Кожа у него не загорала, а только краснела, когда Такер находился на солнце или когда у него поднималось кровяное давление. Неделю назад он отпраздновал свое сорокапятилетие. Сегодня праздновать было нечего. Его лицо покрывали красные пятна, и сидевшему напротив него доктору Лоуренсу Хогу это не предвещало ничего хорошего.

Когда Такера назначили ответственным за безопасность проекта «Контроль за умами» (а правильней было бы назвать его «Слежка за нечистью» — и кто только придумывает эти кодовые названия? ) — Такер был порядком раздосадован. Сначала эта операция казалась довольно простой. Проект «Контроль за умами» предусматривал регистрацию особых психических ресурсов, если таковые существуют. Но дело завяло с самых первых шагов. Так всегда бывает, когда руководить операцией назначают штатского. И проблема для Такера состояла как раз в том, что если проект развалится, дадут по шапке именно ему. Не суперинтенданту. Не Хогу. Именно ему, Такеру.

Такер выпрямился и посмотрел через стол.

— Еще блестящие идеи имеются? — спросил он.

Хог нервно заерзал в кресле. Это был дородный человек лет сорока, который, оказавшись за пределами родной лаборатории, чувствовал себя не в своей тарелке. Его тяжелый подбородок и печальные глаза напоминали Такеру корову. В лаборатории он работал блестяще; тут Такер не имел к нему никаких претензий. Но за ее стенами, без белого халата, он вряд ли выдерживал экзамен на пригодность.

— В полдень я встречаюсь с суперинтендантом Мэдисоном, — сказал Такер. — В два часа у Мэдисона совещание с Уильямсом. А наш досточтимый министр желает к восьми получить нечто большее, чем тощую пачку донесений о слежке. При этом он имеет в виду толковые донесения, а не какое-то барахло. Нам нужны конкретные результаты.

— Фой должен был привести нас к старику, — напомнил Хог.

— Фой сам его ищет.

— Что?

Такер откинулся на спинку стула и посмотрел в окно. Из его кабинета открывался вид на реку Ридо.

— Ганьон около полуночи встретил Фоя на оттавском вокзале, — устало проговорил он. — Они отправились в дом Ганьона на Пауэлл, перекусили, поболтали. А утром Ганьон обнаружил, что Фой ушел.

— А кто стоял на стреме? — Хог любил подобные выражения. В такие моменты он чувствовал себя участником телешоу. — Он что, ничего не видел?

— Он много чего видел — старых леди, гуляющих с собаками, балующихся детей… но Фоя он не видел. Он составляет отчет внизу, поговорите с ним, если хотите. Это констебль Томпсон. Пол Томпсон. Хороший парень. Летом я работал с ним на операции в Ванкувере.

— Похоже, однако, свое дело он знает не слишком хорошо.

Такер нахмурился:

— Если эти типы действительно призраки, как их хотят представить, то стоит ли удивляться, что он Фоя не видел?

— Но вы-то не думаете, что они — призраки?

— Неважно, что я думаю. Пусть у них по три глаза и по четыре руки, это тоже неважно! Все, что мне нужно, — это хоть какие-то улики, и нужны они мне были еще вчера.

— Но…

— Послушайте, — устало перебил Хога Такер. — Мы это уже проходили. Подозреваю, что и впрямь дело нечисто. Наверняка. Но я не собираюсь заниматься изгнанием злых духов. Представьте мне какие-нибудь доказательства, тогда и поговорим. Я намерен работать, а просиживать зря штаны — это не работа.

Хог кивнул. Откашлялся.

— А как насчет Ганьона? — спросил он. — Вы с ним говорили?

— А как же! — Вспомнив о недавнем разговоре с Жан-Полем Ганьоном, Такер раздраженно постучал по столу пальцами. — Он того и гляди устроит скандал. Хочет обратиться в газеты, к члену парламента от своего округа, куда-то там еще. В Королевскую комиссию. Сегодня поеду к нему, попытаюсь его успокоить.

— А вы узнали, зачем приехал Фой? Из-за Томаса Хенгуэра?

— Узнать что-нибудь от Жан-Поля было не так-то легко. Уж больно он был взвинчен. Возмущался, что мы ему лгали. Спрашивал, зачем посадили сыщика возле его дома. Почему прослушиваем его телефон. Бог знает, как он об этом догадался! А о Фое он говорит следующее: Фой жил в каком-то маленьком местечке в Новой Шотландии и вдруг почувствовал, что с Хенгуэром что-то не так. Он немедленно бросил работу — а он очищал от ракушек лодку для какого-то старого рыбака. Вот скажите мне… Если эти призраки такие всесильные, почему один из них всего лишь старая развалина, а другой — обыкновенный бродяга? Нет, нет! Не надо! В такую рань я не готов слушать ваши философствования.

Такер отхлебнул кофе. Кофе остыл. Сморщившись, Такер отодвинул чашку:

— Как бы то ни было, этот Фой бросил все свои дела и сел в первый же поезд на Оттаву. Это мы проверили у нашего человека, который за ним следил. В Оттаве он отправился к Ганьону. Они болтали о прежних днях и вообще обо всем на свете. Фой спросил: «Не слышно ли чего о Томе Хенгуэре?» Ганьон ответил так, как мы его научили, и Фой сразу понял, что тот лжет. И сразу стал говорить с Ганьоном очень холодно. Они разошлись по комнатам на ночь — и пожалуйста! Утром Ганьон встал, а Фоя и след простыл! Я думаю, он вышел через черный ход. Словно знал, что возле дома дежурит наш человек.