Атлантический экспресс - Колин Форбс

Скоро Маренков понял, что Шарпинский является протеже Прашко, и его главной задачей является усиление влияния ГРУ — советской военной разведки. Официально Шарпинский считался посредником между КГБ и ГРУ, но на самом деле выполнял приказы маршала Прашко. Однажды, вернувшись домой в свою квартиру в доме 26 по Кутузовскому проспекту, Маренков обнаружил в спальне мертвую Ирину. Приняв сверхдозу снотворных таблеток, она оставила короткую записку: «Как диссидентка я могу помешать твоей карьере. Я слишком люблю тебя, чтобы погубить. Луч- ще умереть самой».

Впервые в жизни Маренков заплакал. Три дня он не выходил из квартиры, не открывал дверь и не отвечал на телефонные звонки. Затем провел расследование. Через три дня он узнал, что во время его визита в Восточную Германию была организована кампания слухов, утверждавших, что Ирина занимается подрывной деятельностью. Руководил этим полковник Игорь Шарпинский.

Выдержка, которая вместе с другими его качествами привела Маренкова в КГБ, снова помогла ему. Просидев всю ночь в раздумьях, к рассвету он принял решение — бороться против извращенной системы, погубившей его жену, системы, разрушавшей страну. Он стал Анжело.

Маренков знал, что рано или поздно его разоблачат. Сначала инцидент в ноябре на московской железной: дороге. Спрятав кассету в вагоне, он столкнулся на выходе с капитаном Старовым из ГРУ, который собирался осмотреть вагон. С присущей ему решимостью Маренков дважды выстрелил в Старова, а затем всунул тому в руку гранату, которую всегда носил в кармане — в случае ареста Маренков выдернул бы чеку.

Затем был создан комитет во главе с Леонидом Седовым, маршалом Прашко и им самим. Он оказался в роли охотника на самого себя. Чтобы выиграть хоть немного времени, он сделал вид, что подозревает Зарубина, которого и раньше использовал в качестве прикрытия. Зная, что Зарубин увлекается американским джазом, он просил, чтобы после получения кассеты «Голос Америки» передавал определенные джазовые композиции. И в Бухарест Маренков поехал под предлогом слежки за Зарубиным.

И теперь, пролетая над Югославией на высоте восьми тысяч футов, он прекрасно понимал, что каждый километр его долгой дороги в Штаты будет насыщен опасностями — КГБ и ГРУ организуют совместную охоту за ним и его защитниками.

Через несколько минут после того как самолет Уогрейва оторвался от земли, небольшая кавалькада машин покинула аэродром и на полной скорости направилась в румынскую столицу. Когда о побеге Маренкова станет известно, Ион Манеску, шеф секретной полиции, собирался начать официальное расследование. В своем докладе он укажет, что неизвестные капиталистические агенты на самолете вывезли русского из Румынии. Желая поскорее вернуться в город, Манеску — любитель быстрой езды — нажал на газ и оторвался от следующих за ним машин.

Один из его заместителей, Лев Ионита, замыкавший кавалькаду, остановился возле огороженной виллы, быстро зашел внутрь, чтобы позвонить в Бухарест. Затем снова сел в машину и на предельной скорости помчался в столицу. Зайдя в подъезд одного из многоэтажных домов, он быстро рассказал о случившемся одному из работников' советского посольства, который прибыл сюда после его звонка. Через несколько минут русский уже направлялся в свое посольство.

В Румынии, как и в Югославии, были сталинисты, тайно поддерживающие Советский Союз. Одним из них и был Лев Ионита. Через короткое время из советского посольства в Москву ушла шифровка, в которой сообщалось о бегстве генерала Маренкова. Через несколько минут после получения этого сообщения из здания КГБ на площади Дзержинского была направлена шифровка в Вену, где в то время находился полковник Игорь Шарпинский. Он узнал о побеге Маренкова из Румынии, когда Уогрейв еще летел над югославской территорией.

Было 11.30 по венскому времени — на час меньше, чем в Бухаресте, — когда шифровку из Москвы получили в советском посольстве. Как всегда, Шарпинский прибыл в австрийскую столицу под вымышленным именем, имея в кармане дипломатический паспорт. Шифровка лежала у него на столе, а сам он смотрел, как за окном падал снег, и прохожие кутались в пальто и шубы.

Полковник Игорь Шарпинский в свои пятьдесят лет был крепким мужчиной невысокого роста, с высоким лбом и редкими волосами. Впалые щеки — и маленький подбородок скрывали огромную силу воли, которой обладал полковник. Глаза за стеклами пенсне казались спокойными и безучастными, в то время как мозг Шарпинского думал со скоростью вычислительной машины. Получив подобный приказ — «найти и уничтожить», — другой человек сразу бы начал действовать и отдавать приказы. Шарпинский спокойно сидел за столом десять минут, пока в его голове не выработался план.

Нажав на кнопку звонка, он вызвал своего заместителя, Руди Бюлера, восточного немца, который руководил действиями диверсионных групп ГРУ в n Западной Европе. Спокойным голосом он дал ему инструкции, и Бюлер сразу же принялся звонить. по телефону. Сделав несколько звойков, он положил трубку и посмотрел на Шарпинского, который глядел в окно.

— Он все еще на Аннагассе, 821. Одна из команд уже направилась туда. Билеты на рейс, вылетающий в Цюрих, заказаны. Но почему в Цюрих? А, Руди Бюлер был на десять лет моложе своего шефа.

Среднего роста, мускулистый, с толстым приплюснутым носом. Прежде чем ответить на вопрос, Шарпинский встал из-за стола и быстрым шагом подошел к % висящей на стене карте, где булавками был нанесен — маршрут через Югославию.

— Во-первых, среди кипы ежедневных донесений Из Милана прошла информация об английском самолете, вылетевшем в восточном направлении. Во-вторых, — один из белградских агентов передал сведения о том, что над городом пролетел самолет, направлявшийся на восток. Другие сообщения от агентов на радиолокационных станциях указывают, что самолет двигался в Сторону Бухареста.

Под «белградскими агентами» Шарпинский имел в виду сталинистов, которые постоянно отправляли донесения в Москву при помощи мощных передатчиков. К тому же пока Уогрейв летел обратно через Югославию, советский спутник с высоты триста миль следил за его курсом, сообщая эти данные в Москву.

— И все же я не понимаю, зачем нам лететь в Цюрих, — настаивал Бюлер.

— Потому что они постараются вывезти его из Милана на поезде. Наши агенты на железной дороге в Милане сообщали о предпринимаемых мерах безопасности на миланском вокзале. К «Атлантическому экспрессу», отбывающему сегодня днем, подсоединили два специальных спальных вагона. Тогда я не обратил внимания на эту информацию…

— А почему бы им не вывезти его из Милана в Цюрих самолетом? — возразил Бюлер.

Они часто играли в подобную игру, когда Бюлер выступал «адвокатом дьявола», пытаясь найти слабое место в рассуждениях шефа. Ему это удавалось крайне редко.

— Потому что мне только что сообщили о закрытии миланского аэропорта по метеоусловиям, — ответил русский. — Будем надеяться, что самолет разобьется, но, судя по всему, летчик достаточно опытный, чтобы посадить машину вслепую. Если это произойдет, вряд ли они отважатся снова лететь при такой погоде. Цюрихский аэропорт все еще открыт — оттуда они могут вывезти его прямо в Штаты. Но Маренков не доедет до Цюриха…

В течение следующего часа Шарпинский составил несколько шифровок, пользуясь своим собственным шифром. Он писал, слушая «Императорский концерт» Бетховена. Это как раз соответствовало масштабу операции, которую он собирался предпринять. В ней примут участие главные диверсионные группы ГРУ. Шарпинский нажал на клавишу селектора.

— Пришлите мне дежурного офицера из шифровальной комнаты.

Из шкафа Шарпинский достал чемодан, хранившийся там несколько месяцев — на непредвиденный случай. Каждые три дня женщина, офицер КГБ, открывала его, проветривала одежду, а затем снова упаковывала. Содержание чемодана было довольно безобидным — зимняя одежда (в другом чемодане лежали летние вещи), редкая книга в сафьяновом переплете, последний каталог лондонской фирмы «Сотбис».

— Войдите, — сказал Шарпинский, когда в дверь постучали.

В кабинет вошел Лев Скоблин, помощник главного шифровальщика. Шарпинский передал ему шифровки в запечатанном конверте. Когда шифровальщик ушел, полковник заметил, что на его столе открыто лежат два авиабилета в Цюрих. Он накрыл их листом бумаги — любая, даже самая незначительная утечка информации раздражала Шарпинского.

В подвальном помещении, где располагалась шифровальная комната, главный шифровальщик принялся быстро передавать телеграммы в различные города Европы — Цюрих, Базель, Милан, Мюльхауз и Дюссельдорф. Но самая длинная шифровка ушла в Андерматт, Швейцария.

Хейнц Голшак, торговец редкими книгами, зарегистрировался на рейс 433 компании «Свисэйр» в последнюю минуту. Самолет взлетел в 13.25. Это был последний рейс в Цюрих — аэропорт закрывался по метеоусловиям. Откинувшись в кресле туристического салона, Голшак просматривал каталог «Сотбис», пока лайнер набирал высоту. Миловидная стюардесса спросила, не хочет ли он выпить. Голшак посмотрел на нее сквозь толстые стекла очков и вежливо спросил: