Третья правда - Майк Бар-Зохар

Он втянул в это дело своего старого друга, Элмера Коннели, одного из самых блестящих американских разведчиков, и Коннели с закрытыми глазами пошел за своим приятелем. Если старый друг говорит, что все в порядке, то значит, все так и есть. Он должен знать, о чем говорит. Ведь он сам на этом съел собаку. И вот 17 ноября один из наших лучших агентов в Чехословакии постучал в дверь Эдуарда Затека. Затек пошел с ним. Его переводили с одной явки на другую, передавали из одних рук в другие. Затек пересек всю Чехословакию, а русские следовали за ними и по очереди забирали всех наших людей. К тому времени, когда Затек добрался до границы, они думали, что взяли всех, но нет! На границе их ждет большой сюрприз, крупная дичь — сам Элмер Коннели. Коннели поверил своему старому другу Саундерсу и бросился в самое пекло, не пожелав ждать Затека на австрийской территории. «Неплохо! — сказали наши русские товарищи. — Прихватим еще и этого!» А когда Коннели попытался спастись, они просто убили его. И вот сейчас наш благородный молодой американец с возвышенными прогрессивными идеями вернулся в Вену. У него слегка расстроенный вид, но в остальном все в порядке. Ничего страшного не случилось.

Джефф Саундерс продолжал молчать.

— Ладно, Саундерс, — махнул рукой Хал Ричардс. — Без пятнадцати семь рейс в Штаты. Садись на самолет и улетай отсюда. И чтобы больше я тебя не видел! С меня хватит, ты уволен!

После того далекого дня год назад и до позавчерашней ночи Джефф Саундерс ни разу не встречался и не разговаривал с Халом Ричардсом. Воспоминания о той страшной ночи, когда у него на глазах застрелили старого друга, вновь заставили его вздрогнуть от боли.

Год назад Саундерс покидал Вену сломленным человеком. Много месяцев он размышлял над той роковой операцией и никак не мог прогнать мысль, что с ним поступили слишком жестоко. Его несправедливо наказали за ошибку, которую мог допустить любой на его месте.

И вот сейчас Джефф возвращается в Вену. Это его последняя возможность доказать, что на нем рано поставили крест, что он… да ладно, ведь так оно и есть на самом деле… может даже предотвратить новую мировую войну.

Саундерс заказал двойное виски и посмотрел в иллюминатор. «Боинг» начал спускаться в «Хитроу».

5

Работая в архивах, Саундерс и Эгон Шнейдер сдружились. Постепенно Джефф собрал историю жизни австрийца из кусочков. Несмотря на невысокий рост у Шнейдера были широкие плечи, огромная голова с густой черной шевелюрой и красивые голубые глаза. Энергия, бившая в нем через край, позволяла ему выглядеть моложе чем на свои пятьдесят два года. Эгон не сломался, пройдя ад Дахау, Освенцима и Бухенвальда. Нацистским палачам не удалось сломить его дух.

В 1936 году восемнадцатилетний венский паренек, Эгон Шнейдер, убежал из дома. Через шесть месяцев родители получили первое письмо. К своему изумлению, они увидели на конверте испанские марки. Оказалось, что их шалопай сын вступил в ряды интернациональной бригады, которая сражалась в Испании с генералом Франко. В 1938-м Шнейдер вернулся в Австрию весь в шрамах, разочарованный, но с неослабевающей жаждой борьбы. Вскоре после «аншлюса» и аннексии Австрии Третьим рейхом Эгон Шнейдер снова исчезает и организовывает подпольную организацию интеллектуалов, журналистов и писателей, настроенных против немцев. В 1940 году Эгона арестовали, однако причина ареста не имела ничего общего с его подпольной деятельностью. В мае того же года, всего за несколько недель до вступления немцев в Париж, во Франции вышла первая книга Шнейдера, яркое описание гражданской войны в Испании. Книга произвела в Париже маленькую сенсацию. Критики предсказывали молодому писателю блестящее будущее, но вскоре после оккупации Франции книга попала в руки СД.[3] Немцам понадобилось всего две недели, чтобы найти подающего большие надежды писателя и арестовать его.

Наверное, в это трудно поверить, но нацисты так и не узнали о подпольной деятельности Эгона Шнейдера. Это обстоятельство спасло ему жизнь. Его отправили с большой группой других интеллектуалов в Дахау. В 1943-м перевели в Бухенвальд, а с 1944-го и до конца войны Эгон находился в Освенциме.

После возвращения в Вену к Шнейдеру бросились толпы издателей с предложением написать книгу, которая могла бы сделать его богатым человеком, но он отказался от выгодных предложений.

— В Освенциме, — сказал тогда Эгон Шнейдер, — над незасыпанными могилами своих товарищей я поклялся посвятить всю свою жизнь поискам и наказанию их убийц.

Эгон продал родительский дом и переехал с молодой женой в домик на окраине. Он начал искать свидетелей, собирать информацию и разработал сложную, но эффективную каталожную систему. Прошло совсем немного времени, и обвинители союзных держав, а потом и сами австрийцы с немцами стали уважать Шнейдера за аккуратность и педантичность. Он сумел найти сотни военных преступников, начиная от известных на весь мир палачей и кончая незначительными охранниками, и передал их в руки правосудия. Много раз, когда у бывших узников лагерей кончались деньги, Эгон голодал, но не бросал поисков.

Джефф Саундерс помнил первую встречу со Шнейдером в 1968 году. Ему пришлось тогда долго ждать в бедно обставленной комнате на первом этаже двухэтажного дома на окраине Вены. Молодая супруга Шнейдера предложила гостю чай. Джефф пил чай, рассеянно гладил немецкую овчарку и наблюдал за нескончаемым потоком посетителей, поднимающихся и спускающихся по скрипящей лестнице. В основном это были люди среднего возраста. Они приезжали со всех концов Европы, чтобы узнать о судьбе своих родственников, потерявшихся в годы войны, а на прощание всегда оставляли Шнейдеру немного денег, чтобы тот не прекращал работу.

Эгон Шнейдер тепло встретил американца и не задал ни одного вопроса. Он предложил ему доступ ко всем своим архивам и наотрез отказался от денег. Когда Саундерс уезжал, Эгон Шнейдер сказал:

— Если от меня понадобится помощь, пожалуйста, обращайтесь без промедления. Я всегда к вашим услугам.

И вот Джефф Саундерс опять в той же самой комнате на втором этаже дома на окраине Вены. У него только неделя на поиски убийц. И сейчас ему больше, чем два года назад, нужна помощь Эгона Шнейдера.

— Люблю летние дожди, — улыбнулся Шнейдер. — По-моему, только летние дожди имеют право называться дождями.

Австриец попыхивал трубкой и смотрел в открытое окно, как крупные капли стучат по веткам деревьев. Мокрые листья блестели в свете настольной лампы.

— Знаешь, мне нравятся крупные капли, — добавил он. — Такие дожди напоминают мне тропические ливни, о которых я читал в книгах. В тропиках неожиданно начинается сильный ливень, и в воздухе быстро появляется ни с чем не сравнимый запах чистой, вымытой земли. Вы когда-нибудь были в тропиках, герр Саундерс?

Не дожидаясь ответа, Эгон Шнейдер подошел к электрическому чайнику, свистящему в углу, и аккуратно высыпал по огромной ложке «нескафе» в глиняные чашки. Потом долил воды и бросил по кусочку сахара.

— Один кусочек, я прав? — повернулся хозяин к Саундерсу, и американец кивнул.

Шнейдер убрал на пол с маленького столика, стоящего перед диваном, гору темно-коричневых папок и поставил на него свою чашку.

— Пожалуйста, присаживайтесь, герр Саундерс, — вежливо предложил он.

Кабинет был завален бумагами, документами, досье. Сотни коричневых и выцветших от времени папок лежали на стульях, столе, полу, полках. Они торчали между книг, лежали наверху книг. Некоторые были открыты, и в них виднелись пожелтевшие документы. В одном углу друг на друге стояли несколько деревянных ящиков, заполненных личными делами тысяч нацистских преступников. Некоторые уже сидели в тюрьмах, но большая часть еще где-то скрывалась под вымышленными именами.

Эгон Шнейдер сел за стол и отодвинул бумаги в сторону. Телеграмма от Саундерса лежала под настольной лампой.

— Если бы вы не написали в телеграмме, что приехали по очень важному и срочному делу, я бы напомнил, что за последние несколько месяцев вы не потрудились прислать даже почтовой открытки.

— Если бы дело не было таким важным и срочным, я бы признал mea culpa[4] и принес тысячу извинений, — с улыбкой ответил Джефф Саундерс.

Шнейдер поудобнее устроился в кресле и положил руки на стол.

— Хорошо. Хватит формальностей. Расскажите, что привело вас в Вену и почему ваше дело такое срочное?

Саундерс собрался с мыслями и медленно заговорил:

— Мне нужно просмотреть кое-какие материалы по Дахау. Около тридцати лет назад там что-то произошло. Сейчас я расследую довольно странное происшествие, в котором участвовали двое русских, сидевших в Дахау во время войны. Они были солдатами Красной Армии и попали в плен к немцам.

Джеффу показалось, что в глазах Шнейдера мелькнуло понимание, когда он произнес слово «русские»? Он не знал, то ли это игра его воображения, то ли Шнейдер действительно напрягся в кресле и на секунду задержал дыхание. Австриец сложил руки на груди и вежливо попросил: