Драйверы - Сергей Яковлев

— Я, Боб, в этих делах — не очень… Не волоку.

— Да тут и не надо волочь. Получилось дешево, да гнило… Между бревнами кулак входит. Мой кулак.

— Если твой, тогда действительно плохо, — осторожно согласился я.

— Ну! О чем и толкую. Те еще работнички, белорусы эти. Халтурщики…

— Ты не забыл, что я наполовину…

— Я что — о всех, что ли? О тебе никто и не говорит. Короче — я ему, хозяину, три дня по двенадцать часов паклю в жгуты крутил и молотком колотил, колотил, колотил… Все щели намертво законопатил. А он, козлина…

— Кинул?

— Вроде того…

— Ну?

— Баранки гну! Дал ему раза по шее, не сильно, и домой уехал. Кажется, теперь уже точно не заплатит, — в голосе Бориса Евгеньевича слышна была неподдельная грусть.

— Ты врешь все, Борька. Никому ты по шее не давал, — я слишком хорошо знал этого жлоба, чтобы вот так запросто поверить ему.

— Ну, образно дал…

— То-то… А то сразу: «по шее». Ладно, не горюй. Есть дело.

Я ему вкратце обрисовал ситуацию и, долго не размазывая манную кашу по чистому столу, спросил сразу и в лоб — согласен ли он? На другом конце провода — мгновенный взрыв эмоций. Я даже трубку от уха отодвинул.

— Он еще спрашивает?! Он интересуется! Собака вшивая! Еще как согласен! Да я… с энтузиазмом стахановца. Когда ехать-то, Витюша? Давай прямо сегодня двинем.

Вот, накатило на мужика. И что это с моим слегка флегматичным Борькой происходит? Достала нас жизнь, достала…

— Ты что, Боб, кривой, что ли?

— Сам ты мудак…

— Это не ответ. Это — элементарное хамство, Боря. Нельзя с друзьями так категорично…

— А ты первый начал: «кривой, кривой». Я уже больше месяца пива не пил, а ты… Да еще и с халтурой этой пролетел. Ну, извини, Витюша. Чесное пионерское — не хотел. Само как-то вырвалось. Нет, правда, я хоть сегодня готов ехать.

— Нервный ты какой-то, Борька, и, как всегда, спешишь. Тоже мне, энтузиаст-стакановец нашелся. Пива он месяц не пил! А я устриц ни разу в жизни не ел и филе-миньон с шампиньонами тоже. Ну и что? Застрелиться мне теперь? Обгадиться и не жить? Я тебя конкретно спрашиваю — почему этот заказчик сулит так много, а? Вот в чем дело, Боря. Настораживает.

— Ты поконкретней. Много — это сколько?

— Восемьсот, Борь…

— Ого! Действительно… Но, с другой стороны, что значит — «много»? Много — это категория абстрактная. Кому много, а кому и не очень…

— Дураком не прикидывайся.

— А я и не прикидываюсь…

— Верю.

— Много ему… Нормально платит! Он же не телку для обслуживания через «Шанс» заказывает, а профессионального драйвера нанимает. Значит, уважает человек профессионалов.

— Среди девушек по вызову тоже не дилетантки трудятся… Но у них расценки твердые.

— Да это я так — к слову. Однако неплохо бы с него аванс содрать, а то — как у меня с конопаткой этой…

— Подстрахуемся. Обещал аванс дать. Баксами.

— Это радует.

— Радует-то радует, но…

— Да не дрейфь, Витюха! Пусть только авансец даст, а уж потом… Кто нас обидит — тот дня не проживет. Мы же с тобой — ураган, тайфун. Нас же сразу видно — профи.

— Только не надо мне вот этого, Борь, — лапши на уши. «Профи, ураган, тайфун, уважает профессионалов…» Я ведь тоже не первый день замужем и не вчера родился, уже давно на свете живу и знаю, что — по чем. «КамАЗы» в Мурманск, правда, еще не гонял, но расценки за такую работу примерно знаю. Согласись, многовато обещает? — Борька помычал что-то, помямлил.

— Ну, разные хозяева, разные рейсы, Витек, — поэтому по-разному и платят. Некоторые за сумму нанимают, а есть делавары — процент предлагают.

— Вот и он мне о проценте говорил. Значит, считаешь нормально?

— Да нормально, нормально. Соглашайся, и нечего тут. Я, в принципе, готов хоть сегодня…

— Ты, Борька, совсем спятил. Сказал же: не сегодня, сегодня — еще рано.

— Сегодня — рано, завтра — поздно… Еще дедушка Ленин учил, что нельзя откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.

— Это не Ленин говорил, это народная мудрость.

— Все, что дядя Вова-лысый говорил, то и стало потом народной мудростью… «Ленин наше знамя, сила и…».

— Заткнись, хроник! Ты бы еще Маркса с Энгельсом приплел. Не терпится ему. Сегодня… Торопливый какой. Вот возьму, все брошу к едрене-фене, и — вперед. Прямо сейчас и помчимся — только шнурки отпарю. Я с этим мужиком, с хозяином, только вчера познакомился, а ты сразу — ехать.

— Ну и как мужик?

— Откуда я знаю? Первое впечатление — ничего мужик, но… Как говорится, вскрытие покажет. Все же сомневаюсь я-уж больно много обещает.

— Ты прямо как испорченный патефон, заладил одно и тоже: «много, много». Что за груз — узнал?

— Говорит — водка, или настойка какая-то. Но водка ведь тоже разная бывает — левая, правая, самопал…

— Настойка, водка… — задумчиво пропел в трубку Боб, — Водка. Ну водка, ну и что? Самопал — не самопал. Тебя колышет? Нам-то что за дело? Груз — он и в Африке груз. Плевать. Мы же за груз не отвечаем. Мы машину ведем, он деньги платит. И всего дел-то. Просто, как дважды два. Ты прикинь — на какую сумму его водяра тянет? Контейнер большой?

— Откуда я знаю — какой? Я его еще не видел. Хозяин сказал — триста ящиков.

— А ты не учел еще и стоимости обратного груза. Так что, беремся — и не ломай себе об это голову, Витюша, — окончательно успокоил меня Боб.

Помолчали. Потом Борька мягко так, без нажима, тактично поинтересовался:

— А ты с ним обо мне говорил?

— Говорил, говорил… О чем же мне с ним еще и говорить, как не о тебе? — я действительно в первый раз, когда толковали, заикнулся хозяину о сменщике-напарнике, подразумевая Борьку. И он вроде бы не возбух. — Он, вообще-то, по первому впечатлению — ничего парнишка.

— Все у тебя хорошие, и сам ты хороший человек, Витюша, а вот я… — грустная нотка проскользнула в голосе Боба.

— Что — я? Ты тоже ничего, бывают и похуже. Ленин, Гитлер, Пиночет…

— Ага… Спасибо на добром слове.

— Пожалуйста.

— Значит — едем?

— Если ты вписываешься — да. Но ты пока не суетись. Знаешь ведь мой основной принцип?

— Какой? Новый? — живо отреагировал Боб.

— Нет, старый.

— Откуда же мне знать? Ты, Витька, ведь из одних принципов состоишь. Принципиальный ты наш! Их у тебя больше, чем блох у обезьяны. Какой именно?

— К тебе по-человечески, а ты… Свинья ты, Борька, свинья и паразит. Я не о всех принципах, я — о главном.

— Ну, не тяни кота за хвост. Какой?

— Главное — не суетиться под клиентом. Думаю, завтра двинемся. К тому дело идет. Так что не суетись и не горячись, возьми себя в руки. Я с ним, с хозяином этим, на полчетвертого «стрелку» забил у «Техноложки». Ты, давай, тоже подваливай — вдвоем и возьмем его за зебры. Подъедешь?

— Обязательно.

— Подруливай. Я думаю, он насчет тебя возражать не будет. Не должен… Я в любом случае рогом упрусь, скажу, что без тебя не поеду. Деньги те же, а вдвоем быстрей долетим. В общем, я тебя, как Ося Кису, мальчиком на борт возьму. Я — капитан, а ты — помощник. И не вздумай пререкаться; ефрейтор!

— Любишь ты, Витька, начальником быть.

— Нет, Боря, дело не в этом. Я тебе потом все расскажу: есть мелкие нюансы. А ты что торопишься, как голый в баню? Что за нужда?

— То и тороплюсь. Попал я, Витка, — Боб тяжело вздохнул. Умеет он это — вздыхать глубоко и задумчиво. Как корова.

— Ну, понял я, понял. Кинули тебя, не заплатили за интеллектуальный трехдневный труд.

— Да нет, конопатка сруба — это ерунда. Он мне и всего-то полста бакинских должен. Был…

— Ты его убил разве?

— Говорю же — по шее чуть не стукнул. Повздорили, в общем. Да черт с ним, с этим козлом! Витя, я гораздо хуже попал. Еще раньше.

— Что значит — попал? «Попал» бывают разные… Наехал кто-нибудь типа «джипа»? Или как у меня в тот раз? — под «тем разом» я имел в виду мою кассетную опупею.

— Ну… Я сейчас… как бы это помягче сказать — не при деньгах, что ли?

— Э-э… Удивил. Попал он… не при деньгах… А я вот жру с золотых тарелок серебряными вилками, после чего хезаю в платиновый унитаз. И вот что интересно, доктор, — поем черной икры и хожу исключительно черной икрой, поем красной…

— Да ладно тебе прикалываться! Сижу, Вить, без копейки, без ломаного гроша в кармане. Да еще и с халтурой этой пролетел. Даже на папиросы денег нет. Верка уже все уши мне отгрызла, скоро нос отвинтит. В общем, шел, споткнулся, упал… Депрессия у меня. Понимаешь?

Как не понять… «На кухне тараканы, оставив хлеб, задумались слегка. В буфете тихо дребезжат стаканы, и сырость каплями свисает с потолка…» Это я понимал очень хорошо. Финансовая пропасть — самая глубокая, в нее можно падать всю жизнь. Я и сам сейчас в нее летел без парашюта. Но депрессия — это что-то новенькое. За сорок с лишним лет нашего знакомства такого я от Борьки, кажется, еще не слышал. Надо же — депрессия!