Елена Рерих. Путь к Посвящению - Наталья Ковалева

Все, кто оставил свои воспоминания о встрече с Еленой Ивановной – сколько бы тогда ни было ей лет, – единодушно отмечают в ней две яркие черты: необыкновенную красоту и особое душевное обаяние, которое она буквально излучала.

Елена Ивановна очень не любила фотографироваться, поэтому существует не так уж много ее фотографий. Зинаиде Григорьевне Фосдик она говорила, что с молодых лет терпеть не могла фотографироваться, потому что очень плохо выходила на фотографиях. Но как бы то ни было, сохранившиеся фотографии Елены Рерих дают представление о той редкой красоте, которой наделила ее природа. Если же прибавить к этому ее душевное обаяние и необычную притягательность, которую уже в ее детские годы так сильно чувствовали все, кто ее хоть раз видел, то становится понятным, почему она всегда производила на окружающих такое незабываемое впечатление.

О том, какой была Елена Ивановна в юности, рассказывается в воспоминаниях ее современницы Наталии Владимировны Шишкиной, приведенных в работе П.Ф. Беликова «Рерих. Опыт духовной биографии». Как сообщает Павел Федорович в своей работе, эти воспоминания были написаны Н.В. Шишкиной в Караганде, в Доме инвалидов, уже в 1956 году. Вот как описывала Н.В. Шишкина Елену Ивановну: «<…> Е[лена] И[вановна] рано лишилась отца, была единственной дочерью у родителей и жила с матерью вдвоем. Они обе очень любили друг друга, и мать ее, очень добродушная, милая старушка, сохранившая свою былую красоту, не могла налюбоваться на свою “Ляличку”, как ее тогда все и называли. Да и не только мать восторгалась ею. Все, кто ни встречал Е.И., не могли равнодушно пройти, чтобы не обратить внимание на ее выдающуюся наружность. Высокого роста, стройная, очень пропорционально сложенная; полная изящества, женственности, грации и какого-то внутреннего обаяния всего ее облика, она невольно притягивала к себе все взоры. У нее были роскошные светло-каштановые, с золотым отливом волосы и пышная прическа, высокая по моде того времени, прелестный небольшой ротик, жемчужные зубы и ямочки на щеках; когда она улыбалась, а улыбалась она часто, все лицо ее освещалось теплом и лаской. Но что было самое притягательное в ее лице, – это ее глаза, темно-карие, почти черные, миндалевидные, продолговатые; как бывают у испанок, но с другим выражением. Это были лучезарные очи с длинными ресницами, как опахала, и необычайно мягким, теплым, излучающим какое-то сияние взглядом.

Глаза ее иногда щурились, как будто грелись на солнце, и мягкое, теплое, ласковое выражение их озаряло и ее саму, и всех окружающих, кто в данный момент смотрел на нее. У нее был очень мелодичный и нежный голос и всегда очень ласковое обращение, любила она называть уменьшительными именами близких ей людей. Нос у нее не был правильной формы, удлиненного фасона, но он гармонировал со всеми чертами ее лица.

В ней было какое-то очарование, шарм и необычайная женственность всего ее облика. Любила наряды, всегда [была] по последней моде одетая, очень элегантная; носила серьги, ожерелья и вообще драгоценные украшения. В ней было сильно развито чувство красоты, которую она всюду проявляла как своим внешним обликом, так и своим внутренним содержанием. Жили они с матерью в тогдашнем Петербурге, и вела она очень светский образ жизни, но всегда имела вид наблюдающей жизнь, ищущей чего-то другого, более вдохновенного, более глубокого содержания; у нее были какие-то искания, и пустая светская шумная жизнь ее не вполне удовлетворяла» [68] .

П.Ф. Беликов отметил, что эти воспоминания значительны во многих отношениях, хотя не все в них соответствует истине. В частности, Елена Ивановна не обладала высоким ростом; такое впечатление, скорее всего, складывалось за счет стройности и девичьей тонкости ее фигуры. Несомненно, с самой юности она отличалась великолепным, утонченным вкусом, но, судя по всему, о ее нарядах в то время больше заботилась ее мать. Именно ей, как мы уже знаем из дневниковых записей Зинаиды Григорьевны, Елена была обязана тому «очень светскому» образу жизни, который ей приходилось вести: Екатерина Васильевна не представляла себе жизнь дворянки без регулярных выездов на балы, и девушка вынуждена была подчиняться ее воле.

Н.В. Шишкина, конечно, не знала о том, каковы были отношения Елены с матерью. Внешне идиллические, отношения матери и дочери в действительности были довольно сложными. Позднее З. Фосдик, под впечатлением бесед с Еленой Ивановной, запишет в своем дневнике, что Екатерина Васильевна Шапошникова едва ли по-настоящему любила свою дочь [69] . Она гордилась светскими успехами Елены, тем, что ее дочь – одна из первых красавиц в Петербурге и у нее много поклонников, но душевной и духовной близости с Еленой у нее никогда не было. Екатерина Васильевна просто не понимала свою дочь. Стремление Елены к получению углубленного образования, более того – к высшим духовным знаниям, к чтению сложных философских книг было глубоко чуждо Екатерине Васильевне и поневоле отдаляло ее от дочери. Видимо, инстинктивно мать чувствовала, что ее дочь обладает каким-то своим, самобытным и глубоким внутренним миром, непостижимым, недоступным для нее. Ее раздражало то, что Елена не придает значения своим светским успехам, не любит балы и не обращает внимания на богатых поклонников, в отличие от большинства девушек ее возраста.

Вероятно, именно поэтому Екатерина Васильевна совершила серьезную ошибку в отношении к своей дочери: на людях гордясь ею и ласково называя «Лялечкой», наедине она не раз высказывала Елене сомнения в ее способностях, в ее умении устроить свою жизнь как следует, быть не хуже других и т. п. На утонченную, чувствительную девушку эта несправедливая критика всегда производила гнетущее впечатление; в конечном итоге это привело к тому, что Елена Ивановна вплоть до зрелого возраста отличалась весьма низкой самооценкой, недооценивала свои необычные человеческие качества и духовные способности [70] , считала себя заурядной, ничем не примечательной личностью.

Эта неадекватная самооценка сохранялась у нее еще долгое время после того как она стала ближайшей ученицей и сотрудницей Руководителя Белого Братства, Учителя Мории. Она, удостоившаяся личного общения с великим духовным Учителем, продолжала считать себя самой обычной личностью!

Не удивительно, что вся сложность отношений с матерью, взаимное непонимание, несоответствие мнений и интересов наиболее ярко проявились в один из самых ответственных моментов в жизни Елены – при выборе ею спутника жизни…

В воспоминаниях Н.В. Шишкиной говорилось и о том, в какой обстановке проходили юные годы Елены Ивановны, а также о ее родне со стороны матери – семье ее тети, княгини Путятиной. В ее доме Екатерина Васильевна и Елена проводили много времени.