Другие люди - Сол Стейн

Все позади, слава Богу, все позади.

Глава 4

Томасси

За долгие годы моей практики многие сотни клиентов после вопроса: «Расскажите, как это случилось?» — начинали убеждать меня в том, что им недоступна членораздельная речь. Для большинства людей язык, что мешок, набитый словами, и они вытрясают их из него в надежде, что некоторые соотнесутся со своим значением, позволяющим достаточно ясно выразить мысль, которую они хотят донести до собеседника. Франсина Уидмер, наоборот, старалась найти нужные слова. Если ей казалось, что какой-то фразе недоставало точности, она ее переиначивала. Мозг ее уподоблялся скульптору, работающему над мраморной глыбой: отсекал все лишнее, дабы осталось совершенство. Когда клиент первый раз излагает мне свою историю, я всегда слежу за его или ее лицом. Нервный тик, полный отчаяния взгляд порой могут сказать больше, чем сам рассказ. С Франсиной Уидмер я мог сосредоточиться только на словах. Слушая ее, я начал восхищаться содержимым ее головы.

И тут, надо отметить, требовалась отменная самодисциплина, потому что и снаружи она имела немало достоинств: красивые глаза, великолепные скулы, лебединая шея, светло-синие жилки под белоснежной кожей, фигура танцовщицы.

Будучи очень рассерженной, пусть она и старалась этого не показывать, Франсина не теряла чувства юмора, хотя у большинства людей оно исчезает, стоит им хоть немного разозлиться.

— Благодарю, — вырвалось у меня, когда она закончила описывать собственное изнасилование.

Одна из ее бровей изогнулась.

— В чем дело? — полюбопытствовал я.

— Именно так он и сказал.

— Кто?

— Козлак. Прежде чем уйти, он поблагодарил меня.

Вор, благодарящий обворованного. Если дело дойдет до суда, об этом надо помнить.

— Еще несколько вопросов, Франсина.

— Да?

Обычно мне отвечали: «Хорошо».

— Когда вы впервые почувствовали, что вам может грозить опасность?

Она задумалась.

— Когда он вывалил из штанов свое хозяйство.

— Но не раньше?

— Он зашел по-соседски, попросил сахара. Вел себя дружелюбно.

— Вам не показалось, что за сахаром естественнее зайти жене?

— В наши дни все поставлено с ног на голову. Я, правда, удивилась, что он не зашел к соседям по этажу. Но подумала, что жены могут не ладить.

— Хорошо. А после того, как он вывалил свое хозяйство, вы не подумали, что надо закричать, что крик может испугать его?

— По-моему, я не кричала ни разу в жизни.

— Даже на русских горках?

— Я не любила пугать себя. Видите ли, я поняла, что поведение у него странное, но, если кричать при каждой странности, что встречается тебе, лучше держаться подальше от Нью-Йорка. Поначалу я не ощутила угрозы. Он жил со мной в одном доме. Я несколько раз сталкивалась с ним на лестнице. Он заправлял мой автомобиль. Внезапно сосед повел себя странно. Наверное, я решила, что он эксгибиционист. Понимаете? Не было у меня чувства, что мне грозит опасность.

— А у вас возникало желание закричать?

Франсина коснулась длинными пальцами губ.

— Да. Дважды. Когда он не подпустил меня к телефону, я уже решила, что сейчас закричу изо всех сил, но тут же подумала, что на улице меня не услышат: окна закрыты. И соседи тоже. А если и услышат, возможно, не придадут моим крикам особого значения. И едва ли вызовут полицию. Наверное, я подумала, что, подойди кто к двери, Козлак заставит меня сказать, что все в порядке, а может просто застегнуть штаны и открыть дверь, поскольку ему было чем объяснить нахождение в моей квартире: он пришел с пустой чашкой за сахаром. Я бы выглядела нелепо.

— Вам не кажется, что лучше выглядеть нелепо, чем быть изнасилованной?

— Наверное, тогда я не могла мыслить логично.

— Вам следовало закричать.

— Я не знала, услышит ли кто меня. Я думала, он набросится на меня, если я закричу. Да, пожалуй, следовало закричать.

— Но вы этого не сделали. Понимаете, к чему я клоню?

— Вы задаете мне вопросы, которые я услышу от других людей.

— Которые будут настроены отнюдь не дружественно. Они захотят показать, что вы не воспользовались возможностью испугать его, что вы его поощряли.

— Но…

— Зал судебных заседаний, если мы-таки попадем туда, предназначен для того, чтобы защитить невиновного.

— Он виновен.

— Его охраняет презумпция невиновности. В какие-то моменты вы намеревались использовать силу, чтобы остановить его?

— Я же вам рассказывала.

— Так вы знали, что можно предпринять?

— Ударить коленом по яйцам или ткнуть пальцем в глаз? Если вы про это, то да, знала. Я ходила на курсы самозащиты. И видела некоторые из приемов каратэ, смертельные удары, знаете ли. Ребром ладони по переносице или кадыку. На столике лежали ножницы. Может, я не могла заставить себя убить его, не знала, удастся ли это мне. Возможно, я опасалась, что смогу лишь ранить его, а он, рассвирепев, убьет меня. В подобной ситуации трудно сохранить ясную голову. Я могла промахнуться.

— Дело в том…

— Честно говоря, я рассчитывала перехитрить его. Думала, что отговорю.

— Хотите знать, что подумают другие?

— Что?

— Что вы не кричали и, зная, как надо защищаться, не шевельнули и пальцем.

Плечи Франсины поникли, словно под непосильной ношей.

— Вы плакали? После его ухода.

— Обычно я не плачу.

— Послушайте, я понимаю, сколь нелегок для вас этот разговор. Мы лишь собираем факты. Нам нужно знать, какие карты у нас, какие — у них. И лучше заранее выявить наши слабости.

— Разумно.

— Теперь расскажите мне, что произошло потом.

— Когда он ушел, я…

— Нет. До его ухода.

— Он прошел в ванную, смежную со спальней, оставив дверь открытой. Я услышала, как в раковину потекла вода, наверное, он мыл свой конец, чтобы жена ничего не заметила.

— Вы надели платье?

— Это был кафтан, не платье. Я лишь набросила его на себя, как одеяло.

— Вы не думали о том, чтобы убежать, вызвать полицию?

— Я не думала ни о чем, кроме как о его скорейшем уходе. Чтобы я могла встать и принять ванну.

— Вот этого как раз делать не следовало.

— В больнице мне так и сказали. Я не сообразила. В следующий раз этого не повторится.

— Надеюсь, следующего раза не будет.

— Этот сукин сын может вновь прийти ко мне. Он же живет наверху, что стоит спуститься на один этаж. Все за него, даже этот чертов закон на его стороне.

— Закон не принимает чью-то сторону. Это игра.

— Игра?

— Как шашки. Или шахматы. На старте позиции равны. Все решают ходы. Я стараюсь спланировать нашу стратегию. Пожалуйста, постарайтесь это понять.