Фронт Путина. Против кого - Валерий Смирнов

Первая выборная кампания 1993 года не особо от Рябова и зависела. Положения о выборах были написаны видными демократами, которые полагали, что путем государственного переворота они создают некую новую государственную систему по американскому образцу и пишут конституцию и избирательные законы чуть ли не на века. Количество же партий, допущенных или не допущенных к выборам, в частности, ФНС, о чем шла речь выше, определялось личной волей президента и его ближайшего окружения. Поэтому роль Рябова здесь была чисто техническая. Надо было обеспечить результаты голосования. Он всецело сконцентрировался на голосовании по конституции и, как мог, их сфальсифицировал. Ну а когда эта фальсификация всплыла наружу, повелел сжечь избирательные бюллетени. Вот так — все просто, без затей, как в провинциальном техникуме.

Выборы 1995 года уже были в более значительной степени делом его рук. И именно в них особенно четко проявился рябовский стиль.

Во-первых, избирательное законодательство после первых выборов довольно серьезно перетряхнули. Был принят новый избирательный закон. Несмотря на все уверения 1993 года о том, что мы принимаем столь незыблемые нормы, что они будут служить веками, после первой же избирательной кампании их потребовалось переписывать. Цель была проста: иметь возможность отлучить от выборов те партии и избирательные блоки, которые были неугодны Кремлю, в частности, тот же Фронт национального спасения. Нельзя же было постоянно запрещать указами нелюбимым президентом организациям участвовать в выборах! Надо было найти вариант, как легально перекрыть им доступ к избирательному процессу. Эта задача была возложена на Рябова.

Когда он столкнулся с тем, что Фронт национального спасения одним из первых подал заявку на участие в выборах 1995 г., он стал всячески тому препятствовать. С той же простотой, с какой осуществлялась фальсификация результатов голосования по конституции. Вот не пущу и все!

Фронт национального спасения просто-напросто не регистрировали. Дело в том, что перед тем, как начать собирать подписи в свою поддержку, существует чисто техническая операция: подать своего рода заявку, некий пакет документов в Центризбирком, который должен принять эти документы и разрешить сбор подписей. Законом для принятия этого решения отводилось 5 дней.

Однако Рябов руководствовался не законом, а желанием своего хозяина — Ельцина — ФНС к выборам не допускать. Кстати сказать, желание это базировалось на глубоком убеждении Ельцина в том, что если бы Фронт национального спасения победил в Октябрьском восстании, то его бы убили. Наверное, ему лучше знать, чем он это заслужил. Спорить с ним о справедливости такой оценки его заслуг трудно, да и сейчас уже не имеет смысла. Во всяком случае, ФНС на этот счет никаких решений не принимал.

Тем не менее для людей типа Рябова желание барина всегда будет выше любого закона. Отказываясь принимать предписанное законом решение, Рябов, таким образом, не давал нам собирать подписи и вести агитацию в свою поддержку.

В итоге, из двухмесячного срока, отведенного для сбора подписей, Фронт национального спасения не регистрировали в течение 42 дней вместо положенных по закону пяти. За это время мы несколько раз обращались в Верховный суд России, который всякий раз принимал решения в нашу пользу, но Рябов и их не исполнял. Плевать он хотел и на закон и на постановления Верховного суда. Вот такая демократия!

Дело дошло до анекдотического случая, когда Верховный суд потребовал, чтобы Басманный суд, в округе которого находится Центризбирком, направил в ЦИК судебных исполнителей и заставил его исполнить решение Верховного суда о регистрации ФНС.

Вот только тогда, спустя 42 дня после начала этой процедуры нас зарегистрировали. А из двухмесячного срока на сбор подписей по всей стране нам осталось только две недели.

Кстати, история на этом не закончилась. Подписи мы все-таки собрали, причем с запасом. Однако Центризбирком все равно отказался нас регистрировать, считая, что какая-то часть из них недействительна и потому в целом их недостаточно. При этом число недействительных подписей постоянно менялось. По мере того, как мы опровергали одни их доводы, изобретались другие. Это привело к новой череде судебных процессов. В ходе их дошло дело до разбора обстоятельств, почему, собственно, Центризбирком считает те или иные подписи недействительными. Тогда для участия в выборах нужно было собрать в свою поддержку как минимум 200 тысяч подписей, а мы собрали и представили их 230 тысяч. Работники Центризбиркома забраковали тогда порядка 5—10 тысяч, но этого явно не хватало для того, чтобы не допустить нас до выборов. И вот в Центризбиркоме, стоя перед необходимостью во что бы то ни стало остановить избирательную кампанию ФНС, пришли к оригинальному умозаключению. Они стали вычеркивать подписи целыми листами. По избирательному закону и правилам сбора подписей в случае, если та или иная подпись признавалась недостоверной (например, не хватало каких-то данных или при их внесении были допущены ошибки, помарки), то она вычеркивалась и не засчитывалась. Уже в процессе проверки Центризбирком придумал сам к этому закону следующее толкование: если какие-то подписи в подписных листах окажутся недостоверными, то на этом основании сборщик этих подписей признается недостойным центризбиркомовского доверия, и потому все подписи, которые собрал этот сборщик, признаются недействительными. Таким образом у ФНС изъяли массу подписных листов, на которых среди достоверных подписей имелись и недостоверные.

Самое смешное — и этого оказалось недостаточно. Тогда Центризбирком пошел еще дальше. После того, как сборщики сдают свои подписные листы в штаб партии, эти подписи заверяются уполномоченными представителями избирательного блока. Поэтому Центризбирком объявил, что в случае, если какие-то подписи будут признаны недостоверными, то на этом основании все листы, удостоверенные этим представителем нашего избирательного блока, тоже будут признаны недостоверными. Даже если они собраны какими-то другими сборщиками, даже если подписи на этих листах абсолютно безупречны. Причем эта мера была применена только по отношению к Фонту национального спасения. Больше ни на кого эта норма не распространялась.

Таким вот образом у нас было изъято из подсчета несколько десятков тысяч подписей. При этом Верховный суд поддержал Центризбирком, но о причинах этого речь еще впереди. Собственно и так наша избирательная кампания фактически свелась к судебным процессам, а не к агитации избирателей. А если заниматься только ими, то выборную кампанию все равно не провести.

Получалось, что при желании Центризбирком, состоящий из сотен, если не тысяч штатных высокооплачиваемых сотрудников, в состоянии помешать любому избирательному объединению вести свою выборную кампанию, и при этом остаться совершенно безнаказанным. По сути, он превратился в некий политический орган, который начал не организовывать, а «делать» выборы.

Понятно, что по отношению к другим избирательным блокам и объединениям действия Центризбиркома были точно так же просты и прямолинейны, как в провинциальном техникуме. Кстати, когда мы на судебных процессах разбирали вопросы с якобы недостоверными подписями в нашу поддержку, мы неоднократно ставили вопрос: а как обстоят дела у других избирательных блоков? Как они собирают подписи? Если такие требования выставляются к нашим подписным листам в процессе их проверки, давайте возьмем папку с подписями другого избирательного блока и сопоставим результаты в процессе судебного заседания — что сдали мы, и что сдают другие. На такого рода сравнения Центризбирком никогда не шел. Когда в дальнейшем ему неоднократно предлагалось законодательно закрепить право на свободный доступ любых наблюдателей не к процессу голосования, а к процессу проверки подписей, сдаваемых в поддержку того или иного избирательного блока, Центризбирком каждый раз наотрез от этого отказывался. Под самыми разными предлогами, начиная с того, что подписи избирателей — дело секретное, и никому нельзя показать, какой избиратель в поддержку какого блока свою подпись поставил.

На самом деле, конечно, секретными они не были. Например, к тем же избирателям, которые ставили свои подписи в поддержку Фронта национального спасения, заявлялись представители ФСБ или милиции, которые производили допрос — почему они поставили свои подписи в нашу поддержку. То есть на них оказывалось таким образом давление за их политические взгляды. Нам приходило много писем с такими сообщениями.

Кроме того, нам совершенно достоверно было известно, что подписи, которые сдавались в поддержку других избирательных блоков, были ничуть не лучше, а зачастую даже и хуже, чем у нас. Именно поэтому Центризбирком никогда не хотел их выставлять на всеобщее обозрение. То есть фактически сама кампания по сбору подписей в поддержку избирательного объединения превратилась в искусственную преграду со стороны Центризбиркома. Те партии, которые он хотел «зарубить», проверялись под микроскопом и малейшая черточка нев ту сторону расценивалась как недостоверность с последующим вычеркиванием подписи, а иногда и целых подписных листов, как свидетельствует наш пример. А в том случае, если партия казалась ему благонамеренной или, во всяком случае, не представляла никакой политической угрозы для президентского всевластия, она пропускалась без всяких затей и могла сдавать вместо подписных листов хоть резаную бумагу. Проверит-то кто?