Харьков – проклятое место Красной Армии - Валерий Абатуров

Следует подчеркнуть, что, разрабатывая эти предложения, Военный совет отчетливо понимал, какую большую опасность представлял барвенковский выступ, который в своем основании достигал 80 км, был сильно вытянут на запад в сторону Лозовой и имел общую протяженность по фронту до 300 км. Чтобы лишить противника возможности окружения войск, находившихся в этом выступе, предлагалось перед началом летней кампании провести две частные операции. Исходя из предстоявшего объема задач, командование направления просило Ставку Верховного Главнокомандования полностью удовлетворить его заявки в личном составе, вооружении, особенно танках и боевых самолетах.

В своих воспоминаниях Н.С. Хрущев утверждает, что якобы замысел ограничивался лишь районом Харькова, а инициатива в разработке плана исходила от штаба: «Штабные работники – Бодин, Баграмян и другие стали подсчитывать итоги и примерять наши возможности для дальнейшего наступления с тем, чтобы освободить Харьков. Был намечен такой план: главный удар нанести противнику весною на дуге, которую мы создали южнее Харькова, а вспомогательный удар меньшими силами – севернее Харькова, и таким образом, взяв Харьков в клещи, освободить его. Когда планировали, мы были уверены, что эта операция у нас получится, что мы решим задачу и откроем весенне-летние военные действия таким эффектным результатом, как освобождение крупнейшего промышленного и политического центра Украины»[33].

Характерно в этом отношении и свидетельство С.П. Иванова, который накануне Дня Красной Армии – 22 февраля 1942 г. – имел беседу с С.К. Тимошенко в Сватово. Главком сказал ему, что «пора начать готовиться к летней кампании, а для этого необходимо освободить Харьков. Но, прежде всего, нужно захватить и укрепить плацдарм на западном берегу Северского Донца, в районе Старого Салтова»[34]. Здесь, как видим, освобождение Харькова фигурирует лишь как начальный этап летней кампании. Свой дальнейший замысел Тимошенко, естественно, не раскрывал, хотя для командармов и начальников штабов армий он уже давно не являлся особым секретом. Действительно, 27 февраля Военный совет Юго-Западного фронта утвердил оперативную директиву на проведение частной наступательной операции по разгрому чугуевско-балаклейской группировки противника. Ее замысел заключался в том, чтобы, нанося охватывающие удары силами 6-й армии с балаклейского и 38-й армии – с чугуевского выступов, окружить и уничтожить немецкие войска юго-восточнее Харькова и освободить город.

Операция началась 7 марта. Внезапность удара по ряду причин обеспечить не удалось. Ожесточенные бои развернулись в полосе наступления 38-й армии. Преодолев заболоченный участок р. Большая Бабка, ее соединения в нескольких местах форсировали Северский Донец. В боях отличались многие воины, среди них командир роты 6-й гвардейской танковой бригады старший лейтенант Н.П. Блинов, посмертно удостоенный звания Героя Советского Союза. Широкую известность приобрел в те дни и подвиг заместителя командира роты тяжелых танков 5-й гвардейской танковой бригады лейтенанта Н.Н. Фомина, лично возглавившего атаку стрелковых подразделений после того, как его танк был подбит противником. Николай в рукопашной схватке уничтожил немецкого офицера, завладел его автоматом и истребил десятки солдат врага[35].

Решить поставленные задачи советские войска в полном объеме не смогли. Особенно незначительным был успех 6-й армии, действовавшей в районе Балаклеи. 10 апреля старосалтовский плацдарм, по распоряжению главкома, отошел в полосу обороны 28-й армии.

Итак, если проанализировать доклад Военного совета юго-западного направления, то станет ясно, что с учетом далеко не полных, а порой и не совсем достоверных данных, имевшихся у его авторов, ряд выводов вызывал серьезные сомнения. И прежде всего – о направлении главного удара противника на Москву и вспомогательного – на юге. Конечно, ни Тимошенко, ни Хрущев, ни тем более главный разработчик доклада Баграмян были не в состоянии должным образом оценить обстановку на всем советско-германском фронте, учесть людские и материально-технические ресурсы Германии и ее сателлитов, их возможности в создании резервных воинских формирований, в производстве оружия и боевой техники, в восполнении потерь, понесенных зимой. Такими сведениями в полной мере не могла располагать даже Ставка ВГК. И этого, естественно, нет в докладе.

Существование главной группировки противника на московском направлении было закономерно – она была создана там осенью 1941 г. для взятия столицы СССР. До декабря немецкие войска безуспешно пытались решить эту задачу, а затем до половины марта вынуждены были отражать контрнаступление советских войск. Естественно, что группировка сохранилась в прежнем составе. А вот пополнил ли ее противник после понесенных огромных потерь? Усилил ли необходимыми резервами? Они, согласно докладу, находились как раз в полосах фронтов юго-западного направления. Туда же, по данным разведки, направлялись воинские эшелоны с людьми и техникой. Значит, чтобы нанести удар на Москву, надо в сравнительно короткое время (ведь до предполагаемого срока – первая половина мая – оставалось месяц-полтора) осуществить широкомасштабную перегруппировку. А этого времени, учитывая низкую пропускную способность железных и шоссейных дорог, было недостаточно. Да и разведка не отмечала никаких признаков такой передислокации. Очевидно, ни Тимошенко, который сам являлся членом Ставки ВГК и хорошо знал мнение Верховного Главнокомандующего, ни Хрущев, недостаточно компетентный в чисто военных вопросах, ни Баграмян не сочли возможным усомниться в выводах Сталина. Это же косвенно подтвердил и сам И.Х. Баграмян в своих мемуарах. В беседе с ним маршал Тимошенко сказал, что вражеская группировка, участвовавшая в боях против войск юго-западного направления, понесла серьезные потери и без длительной передышки, получения крупных подкреплений из глубокого тыла она не в состоянии перейти к решительным действиям.

«Военный совет считает, что с наступлением лета, – продолжал Семен Константинович, – гитлеровское командование, по всей вероятности, свои главные операции развернет на московском направлении с целью овладения нашей столицей. На юге против войск Юго-Западного направления, надо полагать, оно ограничится наступлением вспомогательного характера. Насколько нам известно, такого мнения придерживается и Ставка Верховного Главнокомандования…»[36]

Были ли войска юго-западного направления способны, как явствовало из доклада, вести наступление на тысячекилометровом фронте, разгромить противостоявшего противника и продвинуться в глубину более чем на 600 км? Даже с учетом тех дивизий, танковых бригад и самолетов, которые командование направления запрашивало у Ставки ВГК, достигнуть ощутимого превосходства над врагом в живой силе и технике не удавалось. Ведь немецкое командование также могло увеличить количество своих дивизий до ста, а каждая из них по численности примерно на треть превышала советскую, была гораздо маневренней. Более сильными в организационном и техническом смысле были также авиация и бронетанковые войска врага. Следовательно, и в этом отношении успех широкомасштабного наступления выглядел сомнительным. Однако командование направления полностью поддержало установку Сталина и его намерение упредить противника в возможном переходе его в наступление, захватить инициативу на ряде участков фронта, и прежде всего – на южном.