Чезар - Артем Михайлович Краснов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он приоткрыл окно и харкнул в узкую щель, откуда пахнуло шершавым заводским воздухом. Успокаиваясь, он подмигнул мне:
— Раз всё равно приехал, сходи в ЭСПЦ-2. Там Дрогин повстанцев метелить собрался, проследи, чтобы всё чистенько прошло. Нам ещё один труп не нужен.
* * *Дрогина, начальника одного из отделов трудовой безопасности, я встретил за проходной возле управления главного энергетика. Он курил у машины, дожидаясь меня и своего зама. День был пасмурным и удушал не только влагой, но и нашими собственными выбросами, которые мы научились на замечать. Рубашка Дрогина вымокла на спине, и пятно напоминало сердце, что было иронично: сердечностью Дрогин не отличался.
Он был низкого роста и неопрятный, весь состоял из складок одежды и первых морщин, а хвост его поясного ремня торчал в сторону. Будь мы в хороших отношениях, я бы посоветовал ему заправиться и не позорить службу.
Он свирепо смотрел на меня из-под кудлатых волос, липнущих на потный лоб. Дрогин не любил меня, как не любили многие, кто вызрел на заводе и считал его своей вотчиной. Они не понимали, для чего Рыкованов внедряет в их структуры таких белорубашечников с высшим образованием и ментовским прошлым — последнее было для них чёрной меткой.
Но Дрогин боялся меня и скрывал свой диковатый нрав за маской озабоченности.
— Сейчас поедем, — буркнул он вместо приветствия и отошёл в сторону.
Дрогин раздражал меня природной неряшливостью: он умудрялся терять бумаги, пачкал и мял их, и всякую отчётность считал бюрократическим излишеством. Его служебный «Вольво» всегда был грязным, с наваленными внутри спецовками и железяками, которые он то ли украл, то ли конфисковал. Я же получил прививку аккуратности в первые годы в полиции под началом педантичного полковника Мясоедова, не очень хорошего сыскаря, но прекрасного администратора. Мясоедов гнал таких Дрогиных с начальственных должностей как юродивых.
Стояли мы довольно долго. Постройки комбината тускло рыжели на фоне мрачного неба. Дым из труб, упираясь в купол атмосферы, расползался павлиньим хвостом.
— А что за проблема в ЭСПЦ? — спросил я.
Дрогин скривил губы с зажатой сигаретой:
— Проблема у нас одна: дураки и дороги.
— Это две, — заметил я, но он лишь сверкнул глазами и сплюнул.
Вскоре пришёл трудовик, мы сели в затхлую машину и двинулись вдоль трубопроводов. Эти сплетения завораживали меня с первого дня на заводе. Они опутывали комбинат как сосудистая система, ржавая, наглая, выставленная напоказ. Здесь была вена гигантской трубы для подачи кислорода, на которой можно было поставить палатку. Здесь были артерии, которые параллельным строем тянулись на километры. Здесь были мелкие капилляры, ныряющие в цеха и выныривающие из них. Иногда я представлял людей, которые проектируют заводы и понимают весь этот сложный обмен веществ — умные, должно быть, люди.
Может быть, зря я не послушал отца и не поступил на металлургический факультет. Термины, которые проскакивали в речи рабочих и начальников, увлекали меня, словно красивая музыка, словно ключ к тайнам Урала. Фурменные и колошниковые газы, шихта и шлак, футировка и легирование: значения таких слов я понимал лишь интуитивно и постепенно проникся интересом к людям, которые употребляют их осмысленно.
Но Дрогин хоть и считал себя заводским, интереса ни к чему не испытывал, и пока мы ехали, равнодушно смотрел в окно. Ехать было недалеко: вскоре мы остановились у ЭСПЦ-2, длинного узкого цеха с электросталеплавильной печью советского образца. Её ремонтировали в 2004 году и должны были заменить лет восемь спустя, но с тех пор лишь готовили к очередному обновлению, которое так и не состоялось. Печь уже не первый год доставляла нам головную боль, но у Пикулева, который видел всё в ином масштабе, всегда находились более интересные направления для инвестиций.
«Вольво» остановился у входа, и когда мы пересекли черту естественного света, из жёлтого полумрака в нос ударил едкий запах. Печь напоминала огромную пароварку с тремя электродами, заходящими в её крышку сверху. Их основания тлели жёлтым светом.
Рабочих собралось человек семь. Они стояли у печи воинственным полукругом, в фокус которого решительно вошёл Дрогин, встав лицом к лицу со стариком Пряжкиным.
Пряжкина я знал: он пришёл на завод раньше Рыкованова и пользовался авторитетом среди рабочих. Но в последнее время он окончательно потерял чувство меры.
— Ну, что, Василий, опять планы срываешь? — набросился на него Дрогин.
Тот махнул рукой в сторону печи:
— Планы твои вон, бурлят, спасу нет! Ты глянь как сифонит! Из-под электрода вон бздит! Це-о! Угарный газ! Ты что, уморить нас хочешь, а? Начальник, блин, охраны, блин, труда! Охраняй, раз взялся!
Вдоль раскалённой поверхности котла выбивались струи сизого дыма. В косом свете из окон плавала пыль.
— Сифонит! — передразнил Дрогин. — Идёт выщеливание газа! Нормальный процесс. Если тебе воздухом подышать надо, иди вон да подыши, а народ не накручивай. Тебя молодые слушают, верят твоим бредням. Сифонит у него!
— Какое выщеливание! — взвился Пряжкин. — Я что, первый день работаю? Печь уже двадцать лет как каши просит! Вчера Сафонову плохо стало, на той неделе Гирин повалился! Я что, придумываю, что ли? Возьми аппарат да померь, сколько чего!
— Померил уже! Всё в пределах нормативов для рабочих зон, — зашипел Дрогин, стараясь отвести Пряжкина в сторону, но тот отдёрнулся.
— Когда ты мерил-то? Когда ветер дул? Ты в жару померь! Город травите, дышать нечем, нас травите!
— Что я, Мирон, твоих уловок не знаю? Плеснул масла на электрод и заливаешь тут! Вот он я, стою, ничего, не упал в обморок, — Дрогин обратился ко всем. — Так, хлопцы, баламута этого не слушать, идти и спокойно работать. Начальство о вас позаботится. Всё-всё, разбежались!
— Да невозможно работать! — крикнул кто-то из задних рядов. Людей стало больше: подтянулись рабочие из соседних цехов и грузчики.
— Ах, невозможно? — Дрогин двинулся в гущу людей, пытаясь понять, чей это был выкрик. — А деды ваши как работали? Комбинат в 42-ом запустили, думаете, тогда думали о свежем воздухе? Они о победе думали, о Родине!
— Так тогда
