Кошачье кладбище - Стивен Кинг

И он кричал от боли, которой душа его раньше не знала: МАМА! ОНА НЕ МОЖЕТ УМЕРЕТЬ! НЕ МОЖЕТ! ВЕДЬ Я ЕЕ ЛЮБЛЮ!

И тихий ответ матери также дал толчок его воображению: пустые, словно мертвые поля под ноябрьским небом, опавшие розовые лепестки, уже побуревшие и загнувшиеся по краям, пустые озерца, заросшие осклизлыми водорослями. Всюду гниение, распад, прах.

— Да, мой дорогой, очень жаль, но ничего не поделать, Рути с нами больше нет.

Луиса пробрала дрожь от воспоминаний. НУ, УМЕРЛА, И ВСЕ. ЧЕГО ТЕБЕ ЕЩЕ-ТО НУЖНО?

И тут он вспомнил, что забыл сделать. Может, оттого и не спится накануне учебного года, оттого и лезут в голову детские воспоминания.

Он поднялся, хотел было спуститься на первый этаж, но неожиданно завернул в комнату Элли. Она мирно спала, открыв рот. На ней была старенькая голубая пижама, из которой девочка давно выросла. Господи, Элли, ты растешь не по дням, а по часам! В ногах у нее примостился Чер, тоже спавший мертвым сном. УЖ ИЗВИНИТЕ, НО И ПРО ЖИВЫХ ТАК ГОВОРЯТ.

В прихожей, над телефоном на доске, где обычно оставляли разные послания, просьбы и счета наверху, аккуратными печатными буквами рукой Рейчел выведено: ЧТО МОЖНО ОТЛОЖИТЬ НА ПОТОМ. Луис взял телефонную книгу, нашел нужный номер, переписал его на листок. А под номером добавил: «Квентин Л. Джоландер, вет. вр. Договориться насчет Чера. Если не возьмется сам, порекомендует кого-нибудь».

Задумчиво посмотрел на листок — а не торопится ли он? Дурные предчувствия могут ведь и оправдаться. И сегодня он решил — не нарочно, скорее даже неосознанно, — что Черу больше нельзя далеко отлучаться из дома, а тем более перебегать опасную дорогу.

Но тут вернулись прежние сомнения. Не скажется ли кастрация на кошачьей личности? Не превратится ли их любимец в вялого старика раньше времени? Так и будет целыми днями спать на теплой отопительной батарее да есть, когда наполнят миску. Ему больше по душе теперешний Чер, худой и своевольный.

По шоссе снова прогромыхал грузовик, и сомнения Луиса вмиг развеялись. Он решительно пришпилил бумажку к доске.

11

Наутро за столом Элли, видимо, уже прочитав новую записку, спросила, что это значит.

— А значит это то, что Черу предстоит маленькая операция, — пояснил Луис. — На день мы отвезем его к ветеринару. А вернется и больше не станет убегать со двора.

— И через дорогу не будет? — спросила Элли.

ОНА ХОТЬ И МАЛЕНЬКАЯ, НО СООБРАЖАЕТ.

— И через дорогу не будет.

— Ясно! — кивнула дочь и больше вопросов не задавала.

Луис был готов к слезам, к долгим уговорам (разве дочка добровольно отдаст кота хотя бы на ночь!) и очень удивился, с какой легкостью Элли согласилась. А потом понял, сколь сильно ее терзала тревога за Чера. Все-таки Рейчел не права. Не только огорчения принесло дочери Кошачье кладбище.

Да и Рейчел, кормившая Гейджа яйцом, с благодарностью и одобрением посмотрела на мужа. У Луиса сразу полегчало на душе: значит, «холодная война» позади, томагавк зарыт. Хотелось бы верить — навсегда.

Подоспел желтый автобус, забрал Элли. Рейчел подошла к мужу, обняла его за шею, нежно поцеловала.

— Ты молодец, правильно все сделал. Прости меня, дуру.

Луис поцеловал ее в ответ, но слова жены насторожили. Нет, конечно, «прости меня, дуру» слышать не в новинку; но говорила Рейчел эти слова обычно, когда ей удавалось настоять на своем.

Гейдж тем временем самостоятельно, неуклюже переваливаясь, подошел к застекленной двери и засмотрелся на дорогу.

— Би-би, — изрек он, подтягивая сваливающиеся ползунки, — Элли — би-би.

— Он уже совсем большой, — вздохнул Луис.

— Чем быстрее вырастет, тем лучше для меня, — улыбнулась Рейчел.

— Не успеешь оглянуться, вместо ползунков брюки натянет, а чтоб дальше рос, ты и сама не захочешь.

Рейчел рассмеялась. Мир в семье восстановлен. Она поправила ему галстук, отступила на шаг, придирчиво осмотрела.

— Ну как, сойду за третий сорт, начальник? — спросил он лукаво.

— Просто красавец!

— Еще бы. А не похож ли я на хирурга-кардиолога с четвертьмиллионным доходом?

— Нет, все тот же Лу Крид, маньяк рок-н-ролла, — снова улыбнулась Рейчел.

Луис взглянул на часы.

— Что ж, пора мне надевать свои ботинки-самоплясы, они же скороходы, и в путь!

— Волнуешься?

— Немного.

— Не бойся. Тебе придется за шестьдесят семь тысяч в год накладывать повязки, лечить от гриппа, похмелья, раздавать девчонкам противозачаточные таблетки.

— Не забудь еще лобковых вшей! — ухмыльнулся Луис.

Как удивился он, когда старшая медсестра, мисс Чарлтон, показала ему в первый же день огромные запасы таблеток от головной боли, их хватило бы на целую армию.

— Студенты, особенно те, кто в городе живет, пьют не просыхая. С последствиями, конечно. Увидите сами.

Да уж, непременно увижу, подумал Луис.

— Удачного тебе дня! — напутствовала Рейчел и поцеловала его долгим поцелуем. А потом нарочито строго прибавила: — И ради Бога, не забывай, что ты — начальник, а не зеленый фельдшер.

— Слушаюсь, доктор, — смиренно кивнул Луис, и оба расхохотались. Мелькнула мысль: а не спросить ли напрямик: ЧТО НА ТЕБЯ НАШЛО ТОГДА? ОПЯТЬ ЗЕЛЬДА ПОКОЯ НЕ ДАЕТ? ТЫ НИКОГДА НЕ ЗАБУДЕШЬ, КАК ОНА УМИРАЛА? Но сдержался. Сейчас не время. Как врач, Луис знал немало: важнейшее, пожалуй, то, что смерть столь же естественна, сколь и рождение. Но знал он и другое: нельзя бередить рану, которая только-только начала заживать. И он сдержался, не спросил. Лишь поцеловал жену на прощание и вышел.

Отличный денек! В самый раз начинать работу. Солнечная, будто праздничная погода, ясное голубое небо, тепло. Выехав на шоссе, огляделся. Странно, уже осень, а палой листвы не видно. А это ведь так красиво. Но не беда, подождем еще, подумал он.

«Хонда», вторая машина в семье, послушно катила к университету. Итак, сегодня Рейчел позвонит ветеринару, кота кастрируют, и все страхи, связанные с Кошачьим кладбищем и со смертью, забудутся. Возможно ли вообще думать о смерти этим чудесным сентябрьским утром?

Луис включил радио, нашел популярную песенку и начал подпевать, не очень умело, зато с истинным удовольствием.

12

Подъезжая к университету, он первым делом заметил, что движение на дороге резко возросло. Прибавилось машин, появилось множество велосипедистов и бегунов за здоровьем. Двоих Луис едва не сбил, пришлось резко затормозить, нажать на гудок. Его всегда раздражало поведение этих бегунов (равно и велосипедистов): стоит им оказаться на дороге, они сразу забывают о всякой ответственности. Думают только об удовольствии. Один из бегунов, сжав кулак, выбросил вверх средний палец — жест однозначно непристойный, — даже не посмотрев по сторонам. Луис вздохнул и поехал дальше.