На одном дыхании! - Татьяна Устинова

– Но вы жили на его деньги, – выпалила Глафира.

Марина засмеялась – громко, от души.

– Кто вам это сказал?

…Знает точно или зачем-то проверяет? Если проверяет, то для чего? Если знает, то от кого? Неужто от Разлогова, плоского, как пятиалтынный?!

Ах как в этот момент Марина его ненавидела!.. Мертвого ненавидела!

– Марина, – начала Глафира, пожалуй, с сочувствием, – я знаю, что он давал вам деньги. И знаю, сколько давал! За что он платил вам так много, Марина?

– Не твое дело!..

Это было совсем некстати, но она на самом деле вышла из себя. Как смеет это ничтожество говорить с ней о деньгах?! Это никого не касается, никого!

– Вы явились сюда, чтобы оскорбить меня? – ясными, чистыми, яростными глазами Марина уставилась Глафире в середину лба. – Если так, я позову мужа, и вам придется уйти!

– Я хотела узнать, виделись ли вы с Володей в день его смерти, – повторила Глафира упрямо. Почему-то Марининого гнева она совсем не испугалась, нисколечко. – Простите, если я вас обидела!

– Вы не можете меня обидеть! – Марина подумала и всплеснула руками. – Ни он, ни вы, ни его цыпочки! – Она вдруг схватила со стола и кинула Глафире на колени журнал, раскрытый на каких-то фотографиях. Глафира машинально взяла. – После того, как мы расстались, я встречалась с ним очень редко, всего пару раз и всегда по его настоянию! Он приводил вас на смотрины, помните? И я тогда сказала ему, что вы показались мне симпатичной. Недалекой, но вполне… приемлемой.

– Спасибо.

Марина на нее даже не взглянула.

– Он приезжал еще, по-моему, опять с вами…

– Со мной.

– Просто ему было невыносимо скучно в том мире, который он себе создал, – заключила Марина почти в изнеможении. – Скучно на работе, скучно с вами, скучно с цыпочками! Недаром он заезжал совсем недавно, хотя столько лет прошло с тех пор, как мы расстались! Я говорю это не для того, чтобы вас позлить, а просто потому, что это правда. Впрочем, вы наверняка и сами знаете! Его тянуло ко мне, но я не хотела его видеть. Он меня не интересовал. А за что он мне платил – не ваше дело…

Глафира поднялась с журналом в руке.

– Мне сегодня звонил Дремов, – сказала она невыразительно. – Это наш юрист. То есть юрист Разлогова.

Марина после проведенной трудной сцены почти не слушала глупую кошечку и не смотрела на нее, а тут вдруг насторожилась.

И Глафира увидела, что она насторожилась.

– У Дремова ко мне какие-то срочные вопросы, – продолжала Глафира, – но дело не в этом. Просто в связи с Дремовым я вспомнила, что Разлогов всегда переводил вам деньги именно десятого числа.

Великая русская актриса вдруг взялась двумя руками за горло.

– Я не знаю его завещания, и распоряжений никаких он, естественно, не оставил! Доступа к его счетам у меня, разумеется, нет, – продолжала Глафира.

Марина задышала свободней. Так вот в чем дело! Кошечка хлопочет о своих денежках, только и всего. Боится конкуренции!..

– Я переведу вам деньги с моего собственного счета, – твердо заключила Глафира, – пока я не знаю, что и кому завещал Разлогов, все будет так, как при нем.

– Мне не нужны ваши деньги!

– Это его деньги, Марина, – успокоила Глафира. – Откуда у меня свои?.. Простите, если я вас… расстроила.

Она пошла было к высоким двустворчатым дверям, перетянутым льняными занавесочками, но остановилась.

– Я никак не могу прийти в себя, – как будто пожаловалась она. – Так что извините меня.

– Не врите, что вы его любили, – посоветовала Марина, – не поверю.

Глафира помолчала.

– Но ведь мы с вами обе верим, что его убили, – вдруг сказала она. – Мы же это точно знаем!

И она ушла, а Марина осталась.

В машине Глафира перевела дух и попросила у Волошина сигарету.

– Куда вас отвезти, Глафира Сергеевна?

Глафира затянулась, выдохнула дым и сказала бесстрашно:

– Отвезите меня к Андрею Прохорову, в Варсонофьевский переулок. Вы знаете?..

Волошин кивнул угрюмо.

Машина вырулила на набережную и покатилась вдоль взъерошенной осенней реки.

– Поразительная женщина, – сказала Глафира задумчиво. – Как Разлогов мог быть на ней женат? Да еще много лет!

– Он ее любил, – мстительно сообщил Волошин. – Так бывает, вы никогда не слышали?

Глафира кивнула, и было непонятно, слышала она или не слышала.

– Только зачем она врет?

– Кто?!

– Марина.

– Бросьте, Глафира Сергеевна. Что за ерунда?

– Марк, – вдруг сказала Глафира, затолкала в пепельницу окурок и, не спрашивая, вытащила у него из пачки еще одну сигарету, – вот скажите, вам нравился Разлогов?

– Нет. То есть я хотел сказать, что…

– Да ладно, Марк! Он никому не нравился. А можно о нем сказать, что он был человек… блестящий?

Волошин молчал.

– Марк?

– Что вы все выдумываете, Глафира Сергеевна! – выговорил он с досадой. – Может, к врачу все-таки, а? Разлогов – блестящий человек!

– Вот именно, – Глафира задумчиво кивнула. – А когда бывшая жена, с которой он много лет прожил, так о нем говорит, значит, она или дура, или врет. Она не дура, значит, врет. Зачем?..

Волошин сбоку посмотрел на нее.

Ты-то врешь все время, говорил его взгляд. Ты врешь, и врала всегда! А Марина… Марина тебе не чета, она человек талантливый и сложный, и Разлогов ее на самом деле любил!.. А любил ли тебя – неизвестно.

Глафира Разлогова, рассматривавшая какие-то журнальные фотографии в свете встречных фар, вдруг вскрикнула так, что машина Волошина вильнула, и сзади сердито загудели.

– Вы что?! С ума сошли?!

– Это же… Разлогов!

– Где?!

– Да вот же!

Трясущейся рукой Глафира зажгла лампочку над лобовым стеклом и стала совать журнал Волошину.

Он отпихивал журнал.

– Но этого не может быть, – она все совала ему журнал. – Этого просто быть не может!

– Глафира Сергеевна, мы сейчас в речку улетим!

Тут она вдруг почти закричала – истеричка чертова.

– Я ничего не понимаю, Марк! – кричала она. – Совсем ничего!

Волошин кое-как приткнул машину возле ворот какого-то банка, включил аварийную сигнализацию и вытащил у нее из рук журнал.

Олесю Светозарову он узнал сразу. Ну и что? Ну Олеся! Мало, что ли, их было на разлоговском мужском веку?..

– Да не тряситесь вы, – велел он вдове сердито.

Конечно, он сочувствовал ей, но не слишком. Подумаешь, какая цаца! Ну увидела разлоговскую барышню в журнале, ну и что? Можно подумать, до этого она никаких таких барышень не видела и не знала об их существовании!

– Я спрошу у Вари, нашей секретарши, что это за материал и откуда он взялся, – продолжал Волошин. Тут он сообразил, перегнул страницы и посмотрел на обложку.

И скривился.

– Впрочем, у Вари можно ни о чем не спрашивать, как я понимаю. Это ваш… почти что личный журнал, если можно так выразиться…