Соперник Византии - Виктор Алексеев

- Иосиф, зачем тебе считать деньги в моем кармане? Ты лучше скажи, почему мать жалуется на твое невнимание к ней?

- Брат, ты уже взрослый человек и должен знать, что женщины - они женщины и всегда недовольны нами. Недавно я послал ей подвески из изумрудов, купленные у франков. Видимо не утодил. Так где же стрела князя?

Некоторое время Авраам молчал, а за спиной неслышно прохаживался Иосиф, обдумывая, как наставить младшего брата на более осмысленную и тонкую политику на Руси.

- Видишь ли, Иосиф, - начал Авраам, - никто не мог предположить, что один из воинов гарнизона может оказаться музером [49] , - он тяжело вздохнул и развел руками. - Он не только унес с собой стрелу, которую извлекли из моего плеча, но и увел гоя [50] , которого я наказывал за непослушание. Этот гой так орал, так оскорблял меня, что, видимо, привлек внимание князя.

- А ты не подумал, что сделает барс, на глазах которого терзают его дитя? Ты получил достойный ответ, но более того, ты совершил преступление перед своим отечеством. Ты начал войну, которая в данный момент нам не выгодна. Ты неплохой военачальник, но плохой иудей, потому что не знаешь суть рассеянного и униженного акумами еврейства. Во всех странах, где проживают евреи, они внешне не должны противостоять акумам, но скрытно, тайно должны сделать все, чтобы стереть их с лица земли. Твое назначение в Киеве было не хлыст, не пытки, вызывающие их сопротивление, а нежная дружба, подкуп продажных, увлеченных роскошью акумов, которые стали бы зависимы от тебя. А что ты сейчас натворил? Теперь любой акум скажет, что хазарин враг, насильник, убийца. Так это ли нам надо?

Иосиф прошел и сел напротив Авраама в высокое, отделанное серебром и золотом, с белыми подлокотниками из слоновой кости кресло, более похожее на трон.

- Уже проходят времена, - продолжал объяснять брату Иосиф, - когда мы только силой оружия подчиняли акумов, и они боялись нас. Сейчас, когда наш народ рассеян по всему миру, у нас нет таких сил. Но у нас есть другое, мы просто покупаем их как товар и заставляем делать то, что нам нужно. Мы народ, избранный Богом, может, потому он рассеял нас по разным странам, чтобы в конце концов подчинить их всех. Миром должен управлять иудей, царь иудейский. Но чтобы подготовить его пришествие как мессии, мы должны превратить всех акумов в наших должников, но не столько саблей, а умом, хитростью, подкупом - это совсем другая война. Именно такую войну сейчас выиграли иудеи в Испании, став хозяевами страны. Это Абу-Исаак ибн Шапрут или ныне Хаздаи ибн Шафрут, министры при дворе халифа Абдул Рахмана III, - Иосиф говорил так уверенно и вдохновенно, что, казалось, никто иной, а именно такой, как он, царь иудейский должен владеть не только Хазарией, но и всем миром, в котором есть только одни достойные люди - это евреи.

- Благодаря их упорному труду, - продолжал он, - торговле, ростовщичеству, сделкам, находчивости (обману) эта община в Испании сейчас утопает в богатстве и роскоши, а члены ее имеют огромные поместья и дворцы. И это без оружия, без армий, а благодаря только мудрецам, которые управляют жизнью и деятельностью иудея, - Иосиф откинулся к спинке кресла и на какое-то время закрыл глаза. Но уже вскоре как бы вернулся от поученья братца к непосредственному предмету разговора:

- Сейчас ты дома, лечишься. И я хочу, чтобы ты скорее вылечился... А кто будет лечить рану, которую ты оставил в Киеве? Кто вернет прежнее расположение акумов к нам? Я даю тебе еще тридцать дней, и ты снова вернешься в Киев. В это время у них закончится полюдье, и возьмешь дань, которую они тебе дадут. Но все время ты будешь налаживать испорченные отношения с князьями, воеводами, боярами. Особо постарайся быть любезен с княгиней Хельгой. Твое ранение - это случайное недоразумение, о котором ты не хочешь даже вспоминать. Так объяснять будешь им и перетягивать на свою сторону любым способом, особенно варягов, у которых, кроме жажды к золоту, ничего нет. И последнее, - Иосиф обратился к секретарю, - равви, у нас есть рисунок Киева с его оборонительными сооружениями?

- Подробного плана нет, только небольшие зарисовки, которые больше двадцати лет назад сделал достопочтимый Песах. Но их надо искать...

- Разыщи, я посмотрю завтра, - он снова заходил по комнате легко и мягко, как настороженная рысь.

- Так вот, Авраам, ты возьмешь дань, сделаешь подробный рисунок города, укажешь нахождение их дружины, расположение нашего гарнизона и общины, оборонительные сооружения, удобные подходы и выходы из города и отправишь мне, но сам останешься в Киеве. Ты должен наконец понять, что твое представление силы в чужом доме и последующий визит княгини в Византию - это начало войны. И империя будет на стороне Руси. Иди, брат, думай. Желаю скорее выздороветь!

- Великий Иша, - вдруг воскликнул раввин, который отложил свое перо и с непониманием в глазах смотрел на своего хозяина, - неужели вы думаете, что война уже началась?

- Не только думаю, равви, но уже знаю. Завтра ты призовешь ко мне всех послов к славянам, которые противостоят Киеву: к северянам, тиверцам, уличам. А сейчас я устал. Мне пора отдохнуть.

И уже ни на кого не глядя, Иосиф открыл своим ключом почти незаметную дверь и скрылся за ней. Авраам все еще сидел, никак не в состоянии переварить наказ брата. По лицу было заметно, что разговор с братом нарушил все его надежды и желания, но Иосиф был не только брат, а великий Иша, решения которого невозможно оспорить. Потому Авраам поднялся и, даже не попрощавшись с раввином, вышел. И все же, как мелкая искорка в пожаре души, мелькнула надежда на влияние матери. Выйдя из дворца, он прямо направился к ней в дом.

9. Ладога. Уроки Асмуда. Любовь

Единственная каменная крепость на Руси, которую построил Олег Вещий, стояла на берегу и буквально поднималась из вод сурового Волхова и прильнувшей к нему Ладожки. Узкие бойницы, будто прищурясь, немо смотрели на воды Волхова, каждая на свой убойный участок, притаившись, ожидая непрошеного гостя. Но на самом верху, можно сказать, на крыше крепости, находилась небольшая площадка, которую облюбовал Святослав для воинских упражнений. Обстановка здесь была обычной: стол, две скамейки, набор оружия, мишень, лук со стрелами и несколько чучел. Фехтовал Святослав ежедневно, приглашая к себе воинов-скандинавов. Они считали за честь приглашение Великого князя и потому с охотой приходили к нему, тем более что князь не скупился на подарки: кому нож засапожный, кому тесак, кому набор стрел, а то и саблю. Это оружие на севере было в новинку для скандинавов.

Сфенкел, с любопытством разглядывая саблю, ухмыльнулся и презрительно фыркнул, подошел к чучелу и сильно ударил по плечу. Чучело заколебалось, но устояло, и рана, нанесенная в междуплечье, оказалась незначительной. Сфенкел повернулся к Святославу и с любезной улыбкой, качая головой, сказал:

- Благодарю, князь, за подарок, но, к сожалению, мой меч мне более сподручен и более надежен, чем этот выгнутый легкий серп, - на огромной ладони он взвесил и как игрушку держал саблю. - Ею, может быть, удобнее овец резать, - и Сфенкель простодушно расхохотался своей шутке.

- Ты так думаешь? - спросил Асмуд и поднялся со скамейки, на которой сидел, наблюдая за поединком, а потом уже, когда они оставались наедине с князем, разбирая и обсуждая схватку. Но сейчас он не стал говорить о поединке, его задело такое пренебрежительное отношение варяга к новому и, как он считал, очень перспективному оружию, которым виртуозно владели степняки - половцы и хазары. Асмуд попросил Святослава снять с себя куяк, пластинчатый панцирь, и надел его на второе чучело. Взял у Сфенкеля саблю и единым ударом развалил чучело пополам. Варяг вытаращил глаза. Этот большой и сильный воин по праву считал старого князя слабее себя, и вдруг такое. Он схватил саблю и снова подошел к первому чучелу. Размахнулся, видимо, приложив все силы, и ударил. Чучело покачалось и, к изумлению варяга, получило только небольшую рану. Теперь смеялся Святослав, да так озорно и искренне, что явно смутил Сфенкеля, который стал думать, что его разыгрывают и за этим скрыт какой-то подвох. Он недоуменно переводил взгляд с чучела на хохочущего Святослава, потом на Асмуда, который уже спокойно сидел на своей скамейке.

- Не смущайся, Сфенкель, - добродушно сказал Асмуд, - для тебя это тайна, а для любого степняка сноровка. Это оружие требует тщательной тренировки и не столько силы, сколько ловкости. Дело в том, что сабля не рубящее оружие, как меч, а режущее. И когда ты ударяешь, нужно одновременно протянуть его. И только тогда сабля смертельно разит. Я бы на твоем месте не отказывался, а поблагодарил князя за столь редкий здесь подарок.

Скандинавы не очень щедры на благодарности, потому Сфенкель взял саблю, поклонился Святославу и молча вышел.

- Видишь ли, Асмуд, - задумчиво сказал Святослав, провожая взглядом Сфенкеля, - я думаю, что мою конницу надо снабдить саблями, а щиты оставить прежними, круглыми. А вот пехоту надо перестроить и перевооружить. Клин, которым мы привыкли воевать, надо расширить у основания, то есть прибавить ему два рукава, которые, как только пехота соприкоснется с противником, должны с двух сторон охватить его, тогда удар получится тройной: спереди и по бокам. И, конечно, надо удлинить сулицы [51]  на два локтя, поменять щиты с круглых на длинные. Они не только защищают верхнюю часть тела, но уберегут пояс и ноги. Вот смотри, каким я представляю щит для пехоты. - Святослав достал из-под стола два щита в получеловеческий рост - один квадратный, другой косо срезанный внизу с двух сторон - миндалевидный.