Опытный кролик - Дмитрий Полковников

Он вздохнул, вспоминая о прощальном подарке немецких коллег из Интерпола – двух боевых ножах, маркированных знаменитой «белочкой». Но, по крайней мере, ему ясно, каким будет подарок.

Максим уверенно взял в руки две папки в белых матерчатых обложках. Помимо типографской черной звезды на одной обложке выдавлено «Политическое управление РККА». Черт, у замполитов вечно все не как у людей.

Панов открыл самую толстую из них. Личное дело начальника штаба его батальона, старшего лейтенанта Владимира Суворова. Материала для анализа море, страниц около тридцати.

Капитан быстро пробежал глазами анкету – девятьсот тринадцатого года рождения, самый крестьянин из крестьян и никогда не колебавшийся член ВКП (б). Не участвовал, не состоял, не привлекался.

«Почти истинный ариец, беспощадный к врагам рейха», — дернул челюстью Ненашев, вспоминая черно-белый сериал, и тут же дал себе в мысленный подзатыльник. Зачем юродствовать? Жить, а может, и помирать придется вместе. Теперь Саша загасил и пафос, начиная старательно запоминать новые формулировки. Вдруг придется переписывать старую анкету, и надо идти в ногу с эпохой.

Дальше он оценил почерк. Писал «страшный» лейтенант мелкими, сжато написанными буквами с крутым, почти отвесным наклоном. По изученной Пановым методике это говорило о хладнокровии, спокойствии, скрытности мыслей и строгом взгляде на жизнь. На вопрос об идеологии преподаватель рассмеялся, советуя сначала осмотреть книжную полку интересуемого субъекта.

Владимир окончил шесть классов школы сельской молодежи, два года буквально отпахал на селе и в двадцать лет призвался в Красную Армию. Странно, дело содержало заявление, датированное годом раньше – слезная просьба зачислить паренька добровольцем в кадровую часть.

И откуда у гражданина милитаристский уклон? Или это особый склад характера человека, готового терпеть все обстоятельства и старательно воспитывать в себе воина?

Военным в России всегда жилось не очень хорошо, а в начале тридцатых и вовсе плохо. Как и вся страна, еле сводили концы с концами, не имели жилья и мыкались по казармам и дешевым съемным квартирам. Это еще ничего, в конце двадцатых нередко можно было встретить жену красного командира, торгующую самогоном из-под полы или открыто – телом на панели. В нищей, разоренной Гражданской войной, стране каждый выкручивался, как мог.

Можно улыбнуться, но откосить от армии больше мечтал командный состав, чем призывники. Те вовсе не бегали от военкомата, как черт от ладана, и не пели потом басом в караоке «двадцать восемь мне уже». Нервная дрожь от созерцания «зеленых человечков» присутствовала, но по другому поводу, как раз боялись, что в Красную Армию не возьмут.

Максим улыбнулся, кто-то из пацанов, от волнения в предвоенном сороковом году невероятно мучался от бессонницы. Не закрывал глаз целую ночь перед припиской, боясь проспать. Так хотелось служить в армии[48].

Существовал один огромный, перевешивающий большинство недостатков, плюс. Красная Армия после реформ Фрунзе выступала для бойцов всесоюзной кадровой кузницей и здравницей, впервые досыта кормившей бойцов после полуголодной гражданской жизни. Учили здесь грамоте и давали профессию, позволяющую после демобилизации выйти в люди[49].

Для отслужившего срок красноармейца открывались невиданные перспективы – найти хорошую работу на селе[50] или в городе, поступить в техникум на рабфак или даже пойти учиться в институт на престижную тогда специальность инженера. А попутно – получить паспорт и поколесить по стране. К слову, выдавали его и селянам, выбравшим вместо поля стройку или завод. Возрождающейся стране не хватало рабочих рук, и она брала их в деревне.

Отслужив два года, Суворов решил дальше погружаться в бездны военной премудрости и подал документы в Сумскую артиллерийскую школу. Это Максима с ним чем-то роднило. Военные училища СССР всегда предпочитали кандидатов из немногочисленных ребят, изъявивших желание из солдат превратиться в офицеров, делая им значительные послабления и сознательно снижая проходной балл. Редко, кто из них потом покидал армию или флот досрочно.

Мандатная комиссия пройдена на ура. Не удивил. Даже в тридцать девятом, когда плевать хотели на социальное происхождение, в курсанты набирали детей рабочих и крестьян[51]. Или надо было прилюдно рвать с «чуждыми» родителями, боясь потом не только встречаться с ними, но и писать письма[52]. Обманщиков без сантиментов вычищали из рядов «краснознаменной».

Так почему Владимир не подал документы сразу? Память услужливо подсказала – в тридцать пятом, кроме отмены карточек и ввода персональных воинских званий, произошло незаметное, но огромной важности в жизни армии событие. В этом году командир, кроме бесплатного пайка и обмундирования, наконец-то смог похвастаться достойным жалованьем[53].

И до этого про армию писали в газетах, сочиняли стихи, повести, пели песни и снимали фильмы, но вот такой шаг правительства поднял профессию командира на недосягаемый уровень престижа[54]. Страна и потом продолжала только радовать своих защитников, ожидая упорного ратного труда в ответ. На восемнадцатом съезде партии об этом с нескрываемой гордостью говорил товарищ Ворошилов.

Максиму, как командиру Отдельного пулеметно-артиллерийского батальона, что в военное время почти полк, положили оклад где-то за штуку деревянных, что было гораздо больше получки секретаря райкома, плюс всякие надбавки, бесплатное обмундирования и, за смешные деньги, паек. Для сравнения, средняя зарплата на заводах составляла около трехсот пятидесяти рублей, но, для кого-то в Бресте восемь червонцев, довольно хорошие деньги. Сумма позволяла прожить месяц не голодая, но без излишеств и покупки новых вещей.

Оценками курсант Суворов по техническим дисциплинам не блистал. Впрочем, не блистал ими Владимир и на выпускных экзаменах в Сумском артиллерийском училище. Пусть новая табличка и украсила здание военного высшего учебного заведения в тридцать седьмом году, но преподавательский состав не сменился, авансом получая новый статус и прибавку к жалованью.

В Мозырский укрепрайон лейтенант попал в тридцать восьмом, отгуляв первый отпуск и незамедлительно женившись. Окрутили? Неудивительно, выйти замуж за военного, лучше всего за летчика или танкиста, считалось у девушек огромной удачей. Можно даже не работать и не учиться, а остаться домохозяйкой.

А про тот год Максим лишь мрачно усмехнулся. Партийные органы почти закончили выкорчевывать из рядов Красной Армии недобитых «врагов народа», а красноармейцы наконец-то узнали – зачем бойцу граната, штык и лопата. Панов ничего не выдумал, цитируя Климент Ефремыча, расписавшегося под итоговым приказом в декабре.

О! Какой неожиданный поворот судьбы. Толком, не побыв комендантом дота и пропустив должность помощника командира роты, Владимир Суворов через восемь месяцев становится ее командиром. Максим тут же открыл лист взысканий и поощрений, но никаких выдающихся результатов в боевой подготовке Владимир не показал и подвига не совершил.

Удивительный карьерный взлет!

Но есть странность в аттестации молодого лейтенанта. Представление на должность обязан скрепить чернилами его непосредственный начальник. А тут лист украшала сразу подпись комбата и мудреная закорючка товарища из особого отдела. И куда же делся старый командир Суворова?

Пожалуй, порезался о карающий меч партии. Если так, надо лишь сочувствовать. Через три месяца харкать кровью, пополам с чернилами, принялись органы. Теперь они сами провоцировали трудящихся и ослабляли мощь страны[55]. В конспирологический заговор военных, простирающийся до уровня старшего лейтенанта Мозырского укрепрайона, Панов категорически не верил.

Впрочем, плевать ему на любую карьеру, умел бы товарищ Суворов Родину защищать. А с этим плохо, потому как старший лейтенант не знал и основ штабной работы.

Значит, оценивать обстановку, следить за исполнением приказов и порядком придется одному Ненашеву. Если начнется бой, вряд ли кто поправит его явную дурь.

Именно так, дурь Панова. Начальник штаба, должен ему всегда подсказывать, как и скрупулезно фиксировать все шаги и решения.

Так что нет у Ненашева ни наставников, ни советчиков. Пахать придется одному за всех.

Зная собственный характер и грядущие события, Максим назначенцу не завидовал. Не завидовал и Красной Армии, почти дословно помня выводы совещания, проходившего в декабре сорокового года. Батальонные штабы пока живут лишь на бумаге[56].

Жаль. Батальон – уровень особый. Здесь рождается командир, не на словах, а на деле способный управлять общевойсковым боем. У попавшего на эту должность офицера внезапно убирают с клетчатой доски привычные шашки и выдают мудреные шахматные фигуры. За шеренгой пешек обнаруживается артиллерия, минометы и тяжелое пехотное оружие. Фигурки непростые, в «чапаевские шашки» не сыграть, и двигать их надо через штаб, превращающий решение в твердый боевой приказ и неуклонно следящей за его исполнением.