Феномен Фулканелли. Тайна алхимика XX века - Кеннет Джонсон

Об Артефии — средневековом адепте, которого очень высоко ценили современные алхимики Эжен Канселье и Лапидус, — известно мало: только то, что он был еврейским философом-герметистом и умер в XII веке.[102] Однако дошедшие до нас работы этого учёного свидетельствуют, что он достиг определённых успехов в практической алхимии. Его классический труд «О продлении жизни» был написан, согласно утверждению самого автора, когда ему было уже по меньшей мере 1000 лет — и всё благодаря эликсиру жизни. Вот его собственные слова:

«Я, Артефий, постигший всё искусство из книги Гермеса, некогда был, подобно другим, исполнен зависти, но, прожив к теперешнему дню на свете одну тысячу лет и ли около того (каковая тысяча лет прошла со времени моего появления на свет единственно милостию Господа нашего и благодаря использованию этой благословенной эссенции), видел я на протяжении всего этого долгого времени, что люди оказались неспособны к осуществлению того же деяния, что и я, и причина тому — в темноте речений философов; и вот, движимый жалостью и добрым намерением, я решил посвятить эти мои последние дни преданию сего гласности со всей прямотою и откровенностию, дабы людям нечего было более желать, приступая к этой работе».

Артефий писал и об астрологии, предсказаниях и таинственном «языке птиц» — по этой причине мы и включили его в наш реестр. Именно последняя тема связывает его напрямую с суфизмом. «Язык птиц», впоследствии ассоциировавшийся, прежде всего, с предполагаемой способностью святого Франциска Ассизского общаться со зверями и птицами, уходит корнями в классическую аллегорическую работу суфийского писателя Фаридуддина Аттара (по прозванию Химик) «Парламент птиц». Автор её умер в 1220 году, по слухам, в возрасте 110 лет. «Парламент птиц» был самой выдающейся из всех его 114 книг, а в качестве аллегории внутреннего развития стал предтечей «Пути паломника» и чосеровских «Кентерберийских рассказов». Персидское слово си-мург, используемое в названии книги, буквально означает «тридцать птиц», что символизирует человеческий род; Чосер же, в свою очередь, ввёл в сюжет своей книги тридцать паломников. «Рассказ продавца индульгенций» Чосера тоже был позаимствован у Аттара. Его влияние можно обнаружить и в «Романе о розе», являющемся частью наследия культуры трубадуров и куртуазных романов, а также в уже упоминавшемся ордене Хидра, святого покровителя суфизма. Идрис Шах утверждает, что в ордене по сей день цитируют целые фрагменты из «Парламента птиц», а также приводит следующий отчёт о части церемонии посвящения:

«Море спросили, почему оно одето в голубой, цвет скорби, и почему оно бурлит, словно бы огонь вскипятил его. Море отвечало, что этот голубой есть знак печали, причина которой — разлука с Любимым, „и что от пламени любви вскипело оно“. Жёлтый, продолжает ритуал, есть цвет золота — алхимии Совершенного Человека, очищенного до такой степени, что он становится подобен золоту. Одеяния суфийского посвящения состоят из голубой мантии с капюшоном, окаймлённой жёлтой полосой. Вместе в смешении эти два цвета дают зелёный, цвет инициации и природы, истины и бессмертия».[103]

Также Идрис Шах отмечает, что «Парламент птиц» Аттара был написан примерно за 170 лет до возникновения ордена Подвязки (св. Георгия-Хидра), основанного в 1348 году и использующего те же самые цвета в своих регалиях.

Ко времени Фулканелли, как мы увидим позднее, понятие «языка птиц» обрело более широкое толкование, хотя осознание его ценности для тайного посвятительного процесса свидетельствует о неослабевающем, хотя и скрытом суфийском влиянии.

Прозвище Альберта Великого — вовсе не свидетельство его величия как мыслителя, а просто латинизированная версия его собственной фамилии — де Гроот.[104] Он родился в 1205 году в Швабии, в Лауингене, что на берегах Дуная. В юности его считали необычайно глупым, но затем с ним, видимо, произошло что-то вроде спонтанного просветления, связанного с образом Девы Марии. В результате он со временем стал великим богословом и поэтом. Он со всей очевидностью верил в возможность алхимической трансмутации, но придавал огромное значение порядку процессов, вкупе составляющих Делание. Согласно Михаэлю Майеру, алхимику XVI века, Альберт был посвящён учениками св. Доминика и впоследствии передал секрет Философского камня своему ученику, Фоме Аквинскому. Последний, судя по всему, считал достижение цели алхимии возможным, но крайне затруднительным. Тем не менее, в своём «Алхимическом тезаурусе», посвящённом другу, аббату Регинальду, он открыто пишет о тех успехах, которых удалось добиться ему самому и его Учителю. «Металлы можно трансмутировать одни в другие, — пишет он, — ибо они все — одной и той же природы». Тщательно изучив работы обоих авторов, можно обнаружить несомненные признаки суфийского влияния. Альберт, обладатель энциклопедических знаний, особенно подчёркивал важность самопознания, достигаемого исключительно через личный опыт. Фома в своей «Сумме теологии» (1273) признавался: «Всё, что я написал, кажется такими пустяками в сравнении с тем, что я видел и что открылось мне». Тот факт, что оба мыслителя принадлежали к нищенствующему, бродячему ордену, давал им широкие возможности повстречаться с суфийскими учителями. Альберт, помимо всего прочего, ещё и изучал арабский язык.

Есть одна весьма популярная легенда, возможно, подтверждающая их знакомство с суфийскими практиками. Рассказывают, что Альберт Великий тридцать лет потратил на то, чтобы изготовить не то медную, не то бронзовую голову, которая обладала бы способностями оракула. Некоторые одарённые богатым воображением авторы предполагают, что это могло быть что-то вроде автомата, робота или даже компьютера. Его ученик Фома вскоре так устал от непрестанной болтовни волшебной головы, привлекавшей к себе внимание случайных прохожих, что в конце концов взял молот и разбил её вдребезги.

Существует, однако же, и эзотерическая интерпретация этой легенды, и снова я обращаюсь за её истолкованием к сейиду Идрис Шаху. Он рассказывает, что арабское слово, обозначающее медь или латунь, а вместе с ними жёлтый цвет и само золото, произносится как «СУФР».

«Золотая голова (сар-и-тилаи), — говорит он, — есть суфийский эвфемизм, долженствующий обозначать человека, чьё внутреннее сознание „трансмутировало в золото“ посредством суфийского знания и практик, природу которых мне не дозволено раскрывать тут».[105]

В этом контексте Шах утверждает, что для дервишей выражение «я делаю голову» означает, что говорящий занимается тайными упражнениями, с которыми вполне мог быть знаком и Альберт Великий. Люди посторонние, воспринимающие его буквально, ничего не поймут. Весьма показательно, что Альберт не только изучал суфийскую философию, но и читал в Париже лекции о работах Аль-Фараби,[106] Ибн Сины (Авиценны) и Газали[107] — причём делал он это одетый в арабское платье.

Шах также указывает, что точно такая же ошибка в арабской фразе привела к обвинению тамплиеров в поклонении идолу, или голове по имени Бафомет. Скорее всего, говорит он, это было искажение арабского слова abufihamat (произносимого примерно как «буфихимат»), которое означает «отец» или «источник знания».

Любопытно, что сходная интерпретация слова «бафомет» была предложена в своё время и магом Элифасом Леви, который — впрочем, как и многие после него, — описывал Бафомета как двуполого идола с головой козла, ассоциируемого в популярной литературе с сатанизмом. По крайней мере, его интерпретация свидетельствует о гибкости ума, воспитанного на каббалистических играх со словами и их тайным смыслом. Согласно Леви, имя Бафомет следует трактовать в обратном написании и разделив на слоги — TEM. OHP. AB. — что означает «Templi omnium hominum pacis abbas» — «Отец храма вселенского мира между людьми».

В свете этой информации вполне возможно, что Фома Аквинский намеренно пустил слух, будто разбил колдовскую голову, чтобы отвести от себя и своего учителя подозрения в занятиях тёмными искусствами.

Ещё один интересный момент в этой истории: так называемый Бафомет, представляющий Совершенного Человека, с помощью тамплиеров проник в систему геральдических символов и до сих пор сохранился в ней в виде головы негра, турка или просто чёрной головы, которую часто можно видёть на вывесках английских пабов. И снова мы возвращаемся к совершенно очевидной замене прилагательного «мудрый» на прилагательное «чёрный». Гуго де Пейн, основатель ордена рыцарей Храма, включил в свой герб три сарацинские головы; неподготовленный зритель счёл бы их головами побеждённых в битве врагов, но для посвящённых ордена они говорили о том, что хозяин герба чувствует себя глубоко обязанным «мудрому» учению суфиев.