Похождения Стахия - Ирина Красногорская

Марья Акимовна восторженно заговорила о тюльпане:

– О, тюльпаны прекрасны!

В России этот цветок только-только начал обживать клумбы и стоил очень дорого. Марья Акимовна рассказала, что якобы царь Петр привез из Голландии несколько луковиц в подарок царице Прасковье, для ее знаменитого цветника в Измайлове.

– Не правда ли, измайловский цветник лучший в Европе! – с гордостью заключила Марья Акимовна.

Волонтер не стал возражать, кивнул согласно, хотя не помнил, были ли вообще цветы в Измайлове. Тюльпаны же он впервые заметил в Голландии. Да и как было их не заметить, когда пришлось копать под них грядки, ползать по осенней стылой земле – сажать луковицы. Но об этом он вспоминать не любил, тем более говорить в приличном обществе. И теперь промолчал, хоть калгановая настойка и способствовала откровенности. Пригубившая ее пару раз Марья Акимовна с печалью призналась: покупка дорогого шелка в столь непомерном количестве лишила ее возможности приобрести две вожделенные луковицы.

– Эх! – воскликнул волонтер. – Не стоит жалеть: луковицы, видать, бросовые. Настоящие, сортовые, куда дороже! За одну луковицу моему бывшему хозяину… – Он осекся. К счастью, никто из-за выпитой или пригубленной настойки не удивился его оговорке, и он продолжал: – В Голландии за одну луковицу, было время, давали четырех быков, двенадцать овец, несколько бочек вина и еще…

– Ты полагаешь, шелк дешевле? – обиделся подьячий.

Марья Акимовна пропустила замечание мужа мимо ушей: калган еще и притупил внимание.

– Да что говорить! – волонтер тоже не вдумался в слова подьячего. – Настоящая луковица целого состояния стоит. Мне в Голландии за полгода адского труда заплатили одной-единственной луковицей, я и не оказался в убытке. Да-да! Она единственная в целом свете!

Тут он попробовал вскочить. Хотел бежать за этой единственной, чтобы одарить ею опечаленную, такую милую Марью Акимовну. Ноги не желали ему повиноваться. Волонтер почувствовал себя стреноженным конем – дернулся разок и затих. «Одна надежда на кофе, – подумал вяло, – да вдруг подадут в гостиной». Проворные горничные мельтешили у него перед глазами: убирали со стола. Он не мог сосчитать, сколько их – четыре, две, а может, всего одна?

– И, тем не менее, – бубнил подьячий, – многие состоятельные люди и нынче собирают коллекции из этих драгоценных луковиц. А в прошлом веке великий кунфюрст брандербургский собрал коллекцию более чем из двух сотен сортов и заказал альбом рисунков трети из них. Мне рассказывал один студент в Кенигсберге. Он видел альбом. И что заставляет людей на такие пустяки деньги тратить!

– Этот цветок приносит счастье, – мечтательно пояснила Марья Акимовна.

– Этот цветок, майн либхен, – говорила нежно Биргитта из Нюнесхами, – приносит счастье. Одно время счастье всех людей находилось в его бутоне. Но бутон был так плотно свернут, что никто не мог его раскрыть. Пытались многие. – Она гладила волонтера по щеке. От ее летучих прикосновений его клонило в сон. Биргитта заметила это и бесцеремонно подергала за ухо. Сказала наставительно: – Счастья всегда недостает и богатым, и бедным, и старым, и юным. Счастлив ли ты, либхен?

– О, да! – Он стряхнул сон, забарахтался в перине и пошел ко дну.

– Это оттого, что бутон раскрылся! – лукаво смеялась Биргитта. – Но погоди! Слушай! Слушай: однажды мимо цветка случайно прошла одна бедная женщина. Он рос на ничьей земле. Тогда были такие пустоши. Ах, слушай же! Она вела за руку ребенка. Такого маленького и глупого, что он и не помышлял о счастье. Малыш увидел бутон…

– И сорвал его! – Губы у Биргитты были, как лепестки тюльпана.

– Нет, нет! Нет! – Биргитта тонула в перинах. Он ее из этих пуховиков за косы выволок, почитай, с самого донышка достал. – От невинного смеха ребенка бутон раскрылся сам…

– Счастлива ли ты, касатка?

– О да, о да! О да!

– Красоты особой в нем нет, – говорил между тем подьячий, – и запаха – тоже. Пока это всего лишь символ богатства. Надежное средство вложить лишние деньги.

«Как же надежное! Луковицы гниют. Их грызут мыши. Может, уже и мою единственную…» Предположение отрезвило волонтера.

– Я слыхал, что кардинал Ришелье разводил тюльпаны. Теперь вот слух прошел, что господин Бирон…

– Подумать только! – перебила мужа Марья Акимовна. – Такое благородное увлечение! А говорят, – Марья Акимовна перешла на шепот, хотя служанок уже в столовой не было, – он бывший конюх.

– Ну нет! – возразил волонтер. – Не совсем так. Точнее, совсем не так. Дед его, да, служил конюхом у герцога Курляндского Якова II. Отец же дослужился до чина капитана и звания шталмейстера. И даже сопровождал младшего сына герцога в Венгрию. Видимо, располагал и кое-какими средствами. Приобрел неплохое имение, выучил своих сыновей. Эрнст Иоганн Бирон учился в Кенигсбергском университете. Человек он весьма ученый и благородный. Произвел благоприятное впечатление ученостью, манерами и благообразием на Петра Михайловича Бестужева, на обер-гофмейстера двора ее высочества то есть. И тот рекомендовал его герцогине.

– Боже мой! – Марья Акимовна едва удержалась на стуле. – Какая неосмотрительность со стороны обер-гофмейстера. Говорят, он был фаворитом императрицы, то есть герцогини. Или это неправда?

– Правда.

– Бедный-бедный!

– Он очень любил герцогиню и желал ей счастья.

Заинтригованная таким объяснением, Марья Акимовна подвинулась к волонтеру, насколько позволяли фижмы, и быстро взглянула на мужа. Подьячий дремал, как лошадь, не изменив позы, и даже глаза не закрыл. Так он спал в Приказе над занудными бумагами или под скучный говор посетителей. Воевода Воейков ни разу не поймал его на этом безусловном нарушении порядка. Марья Акимовна нарочно не ловила: часто в своих женских целях пользовалась редкой способностью мужа.

– А почему, – спросила она тихо и доверительно дотронулась до руки волонтера, – почему господин Бирон в таком случае женился на фрейлине герцогини, говорят, она безобразна?

– Это напрасно говорят. – Волонтер погладил доверчивую маленькую ручку, такую теплую и мягкую. – Конечно, Бенигна не красавица, но привлекательна, да. Что до брака, то он… Как это выразиться, по-русски? – Волонтер замолчал, подыскивая, выискивая нужное слово, и в замешательстве поднес маленькую ручку к своим губам. Марья Акимовна смотрела на него огромными прекрасными глазами.

– Завтра принесу луковицу! – неожиданно для себя выпалил он.

– Что?

– Я хотел сказать, брак фиктив…

– Фиктивный? О! – Марья Акимовна отняла руку. – Вы хотите сказать, мнимый? – Волонтер утвердительно кивнул. – Но тогда, что заставило эту достойную девицу принять на себя позор преждевременных родов? Какой корысти ради?