Оранжерейный цветок и девять растений страсти - Марго Бервин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Человек, который купил черенок огненного папоротника, — сказал он, прежде чем я открыла рот.
Я кивнула.
Он притянул меня еще ближе:
— Ты говорила ему про девять растений?
— Нет.
— Как он узнал?
Я не смогла заставить себя рассказать ему, что показала Эксли прачечную.
— Ты ничего ему не рассказывала о растениях?
— Я сказала, что они у вас есть. Но я не говорила ему, где они. — Я врала. — Он ими не заинтересовался. — Я опять врала. — Он сказал, что это шутка. Бабушкины сказки для садовников. Просто легенда.
— За эти бабушкины сказки я отдал полжизни.
У меня слезы навернулись на глаза, хотя я уже целую вечность не плакала. Никогда за всю мою жизнь мои поступки не приводили к подобной катастрофе.
Я представила себе Эксли, задохнувшегося от восторга при виде огненного папоротника, стоявшего у окна, прижав руку ко рту. Я представила себе, как на белом грязном грузовичке он подъезжает к прачечной и разбивает кирпичом окно. Я слышала звон оконного стекла. Я была уверена, что он долго будет звучать у меня в ушах.
Узнав подробности, я поняла, что ошибалась насчет окна. На самом деле Эксли высверлил маленькое аккуратное отверстие, достаточное для руки, и открыл старую задвижку на двери. Окно разбилось позднее; стекло вокруг дырки растрескалось.
Я нащупала деньги в кармане и поняла, что Армандо прав. Огненный папоротник сделал меня жадной. Он загипнотизировал сначала меня, а потом Эксли.
— Я вам все компенсирую. Заплачу за окно и растения.
— Я в тебе ошибся, переоценил. Я думал, ты умнее. Здесь нечего стыдиться. Мы — то, что мы есть, пока не случается неприятность. В следующий раз не будешь такой дурой, да и я тоже.
Я вытащила деньги из кармана.
— Это за огненный папоротник — Я протянула их ему.
Он покачал головой и взял. Не говоря ни слова, приподнял желтую ленту и подошел к людям из соседних домов, собравшимся на улице.
Я слышала, как он успокаивал тех, кто стоял ближе, но я знала, что в действительности утрата любимых растений разбила ему сердце. Они были его учителями, его друзьями, его связью с окружающим миром. И я знала: их невозможно заменить.
Я бросила последний взгляд на помещение прачечной. Теперь она была как все остальные прачечные в Ист-Виллидж. Обшарпанные плитки, огромные серые машины, записки, написанные от руки и небрежно приколотые к пробковой доске, старые треснутые пластиковые столы для упаковки.
Теперь, когда больше не было растений, я поняла, возможно, в первый раз, сколько любви и труда потребовалось, чтобы превратить обычное помещение в то чудо, каким была прачечная Армандо.
Я повернулась и пошла домой, зная, что разрушила маленький островок красоты в мире. Есть такие вещи, которые невозможно исправить, и я понимала, что никогда не смогу компенсировать Армандо его потерю.
Однажды он рассказал мне, казалось, это было сто лет тому назад, что, если я расскажу кому-нибудь о девяти растениях, мне их никогда не увидеть. Он был прав. Но теперь и ему самому их никогда не увидеть.
Роза флорибунда, или садовая роза
Флорибунда, садовая роза, с ее обильными благоухающими сладостью цветами, с гладкошелковистыми на ощупь лепестками, благотворно влияющими на все органы чувств, может очаровать вас и обязательно очарует, а кроме того, введет в заблуждение своей видимой слабостью и беззащитностью. В действительности это выносливое, чрезвычайно устойчивое к заболеваниям, колючее и морозоустойчивое растение. Выражение «железная ручка в бархатной перчатке» ставшее поговоркой, — это о ней.
Мы с Армандо сели у прачечной на опрокинутые красные ящики из-под молока. Внутри было жарко, и я с удовольствием сидела на ветерке. Перед нами рос дуб, одно из немногих деревьев на Двенадцатой авеню, и в этот ранний утренний час ни один лист не шевелился на нем. Я держала в руке стаканчик с кофе и сидела, опершись о кристально чистое стекло новенького окна прачечной.
— Человек, который ограбил прачечную, дал тебе первое тропическое растение, твою райскую птицу, и за это ты ему обязана многим. Больше, чем осознаешь.
— Это было всего лишь растение.
— Оно привело тебя ко мне. Ты бы никогда не узнала малютку, огненный папоротник, в окне, если бы тот продавец не дал тебе брошюру.
— За это можно было бы только поблагодарить Господа!
Армандо, успокаивая меня, замахал рукой:
— Теперь, когда он получил все девять растений, твой долг оплачен сполна и ты теперь чиста. Кроме долга передо мной.
— Конечно, я сделаю все, что вы мне скажете.
— Не торопись говорить «все».
— Все, что угодно.
Мы оба рассмеялись. И мне было приятно опять увидеть его мелкие зубы.
— Ты знаешь, почему ты мне должна?
Я посмотрела на прачечную без цветов и растений. Только металлические машины и треснувшие плитки.
— Нет, нет, не из-за окна и даже не из-за растений, хоть мне их очень не хватает и я, возможно, никогда не смогу их полностью восстановить. Ты не разбивала окна и не крала цветов. Это вина другого. Ты мне должна, потому что от меня ты узнала нечто важное о себе самой. Я показал тебе, до чего ты жадная, и вот за это ты мне должна. Много.
Я почувствовала, что начинаю злиться.
— Тебя обуяла такая жадность, что ты решила подзаработать на моих растениях. И так отчаянно хотела заполучить этого мужчину, что связалась с нечестным и опасным человеком. А потом ты погрузилась в столь глубокое отчаяние, что оно затмило способность оценить его адекватно. Такие типы встречаются в жизни.
Я поднялась с ящика:
— Я вовсе не в отчаянии.
— Хорошо. Теперь ты должна мне еще больше за то, что я разозлил тебя и ты перестала грустить.
— Что я вам должна? Я найду способ отдать долг. Заплачу столько, сколько вы скажете.
По правде говоря, мне страстно хотелось дать Армандо денег и забыть всю эту историю. Все, связанное с ним, со всеми этими растениями, прачечной, Эксли, стало меня сильно напрягать.
В действительности встреча с ними, с этими садоводами, заставила меня по достоинству оценить комфорт и удобство моей прежней жизни в мире рекламы. Да, в моей работе встречались малоприятные, даже отвратительные с точки зрения этики моменты, но ведь на самом деле это была хорошо оплачиваемая и безопасная, спокойная жизнь. Я ошиблась, считая, что мир, в котором существуют Эксли и Армандо, в какой-то мере проще, спокойней и интересней.
— Я заплачу за окно, — повторила я, наверное, в десятый раз. — И буду работать в прачечной по выходным и ночами, если это то, что вам нужно.
— Ты слишком изнежена и избалована для работы в какой-нибудь прачечной. Ты не сможешь работать даже кассиром.
— Я научусь.
Армандо опять замахал руками:
— Не беспокойся ты так о деньгах. Я застрахован от любого ущерба. Для меня не проблема заплатить за это стекло.
Отчего-то меня успокоило, что Армандо застрахован. Он был так далек от тех кругов, где я вращалась, казался настолько не от мира сего, и вдруг оказалось, что он застрахован от ущерба.
— Достаточно, чтобы заплатить за все?
— Ну да. И даже намного больше.
Как раз в тот момент грохочущий, вонючий мусорный грузовик остановился прямо перед нами. Он припарковался. Мусорщик вылез из него и начал собирать мусор.
Я с отвращением покачала головой. Армандо улыбнулся мне и высыпал кофе из коричневого пакетика.
— Здесь воняет. — Мне хотелось убежать и от прачечной, и от Армандо, и от мусорки. — Пошли внутрь.
Армандо сделал глубокий вдох через нос:
— Ах. Все не так уж плохо.
Я подумала: «Он или сумасшедший, или такой старый, что совсем потерял обоняние».
— Совсем нет, — сказал он, словно читая мои мысли. — Я просто умею сохранять внутреннее равновесие и гармонию и даже комфорт в неблагоприятных враждебных условиях, а ты нет. Все зависит от этого.
— Не понимаю, почему они припарковались именно здесь. — Я пыталась перекричать работающий мотор грузовика. — В их распоряжении целый квартал. Они ведь видят, что мы хотим поговорить.
Армандо, прикрыв глаза, рассмеялся. И его мелкие зубы сверкнули на солнце.
— Думаешь, они сделали это специально? Считаешь, мы так важны для них, что они выбрали место для парковки, чтобы помешать нам разговаривать?
Он смеялся и даже раскачивался от смеха.
— Ох. Ты иногда прямо в восторг меня приводишь.
— Я только сказала, что они могли бы припарковаться немного ниже по улице. Это было бы вежливо по отношению к нам.
— Подумай-ка лучше о моих тропических растениях, которые вырвали из их естественной среды обитания, из тропических влажных лесов, джунглей или пустынь. Они умудрились выжить среди городской вони и шума и растут тут прекрасно. Они вполне довольны жизнью. Не раздражаются, не прячутся и не стремятся домой. Они приспосабливаются и привыкают. — Он наклонился ко мне поближе. — Хочешь узнать их секрет?