Тени школы Кейбл - Гиббс Эбигейл

Я ахнула, и волна ненависти и боли, которые я всегда чувствовала, когда думала о бабушке, захлестнула меня с утроенной силой. Я хотела сказать хоть что-то, но не находила слов. По моей щеке, прокладывая путь между окном и кожей, скатилась слеза. Чтобы успокоиться, я закрыла глаза и позволила влажным волосам, которые уже начинали кучерявиться, упасть на лицо.

Я ощутила прикосновение к своему колену. Его рука… Отдернув ногу и закрываясь рюкзаком, который положила на колени, я почувствовала, как мои щеки вспыхнули. Его рука повисла между рулем и рычагом переключения передач, как будто он не знал, что с ней делать, но в конце концов опустил ее на руль.

— Мне жаль. Правда. Очень. И еще я хочу извиниться за то, что рассказал всем о твоем титуле. Я был неправ. — Я ждала продолжения, и он это понял. — Я думал, что это улучшит твои отношения с другими учениками, и, как бы эгоистично это ни звучало, мне хотелось быть с тобой на равных. Людям легче принимать такое, когда перед именем стоит титул.

Я снова открыла и закрыла рот, чем-то напоминая себе вытащенную на берег рыбу.

— Видимо, я не понял, что ты хотела… — казалось, он искал подходящее выражение, — ну, жить как человек.

Я ощутила, как в груди возникли гнев и смятение одновременно.

— Я хочу не этого!

— Уверена? Тогда ответь мне на один вопрос: когда ты последний раз пользовалась сложной магией? Помимо заклятий для выравнивания волос?

Я не нашлась что ответить и только откинулась на сиденье.

— Вот именно. Если ты говоришь правду, то почему не упражняешься в магии?

И снова у меня не было ответа. Я молчала до тех пор, пока мы не подъехали к моему кварталу, где я велела ему свернуть направо. Мы поднялись по дороге мимо церкви и прилегающего к ней кладбища, повернув налево на обсаженный деревьями бульвар. Я видела, как глаза принца скользят по сторонам, изучая и оценивая. Я знала, что увиденное его совсем не впечатляет. Хотя дома были из красного кирпича в викторианском стиле, комфортные и просторные, они были далеки от стандартов, которым полагалось следовать особе моего титула.

Я попросила его остановиться, не доезжая до дома, и быстро отстегнула ремень. Я секунду колебалась, взявшись за ручку и собираясь открыть дверь.

Дитя, помни о приличиях, — услышала я ее голос. — Приличия — это самое главное.

Я поджала губы.

— Прошу прощения, если мой образ жизни оскорбляет вас, Ваше Высочество. Простите, если вы полагаете, что мне не пристало расстраиваться из-за глупых приказов. Но, боюсь, у меня не остается другого выбора.

Он повернулся так резко, что, отшатнувшись, я уперлась спиной в дверцу. Его лицо выглядело озадаченным, но было что-то в его глазах, что-то похожее на понимание, когда они слегка расширились.

— Благодарю, что подвезли меня, — быстро закончила я, выскочила как можно скорее из машины и, обогнув ее, побежала на тротуар под кроны деревьев.

Когда я закрывала за собой калитку, он уже разворачивался и уезжал. Глядя, как машина удаляется, а потом и скрывается за поворотом, я вспомнила свой эмоциональный всплеск.

Я улыбнулась шире, чем раньше. В этой улыбке была горечь, но в ней же выражался мой триумф.

Значит, ты знаешь, знаешь, почему она умерла! Я все у тебя выведаю и не примирюсь с тобой, пока не добьюсь своего!

Позади меня из окон по обеим сторонам двери в сад струился свет. На подъездной аллее стояли припаркованные машины. Родители были дома. Я нахмурилась и собралась с мыслями.

Дверь была не заперта, и я попыталась открыть ее как можно тише. Я бесшумно разулась и уже поставила одну ногу на ступеньку лестницы, когда мама появилась из гостиной, где шторы, вне всяких сомнений, шевелились, когда я пробиралась через сад.

— И где ты была? Уже почти девять!

— Мистер Силайа попросил меня помочь одному из уче­ников.

Я повесила рюкзак на вешалку над батареей, чтобы он высох к утру, и повернулась к маме, надеясь, что она быстро выпустит пар и я смогу переодеться во что-нибудь сухое.

— И, думаю, если я позвоню в школу, он это подтвердит? — довольно раздраженно спросила она.

— Да, — ответила я, зная, что мистер Силайа не скажет ничего о наказании: свою вину я уже искупила.

— А кто это тебя домой подвозил? — хмыкнула мама, кивая в сторону двери.

— Друг.

Но так просто от нее было не отделаться.

— Ни у кого из твоих друзей еще нет прав.

— Друг из шестого класса, — перефразировала я.

Но мама мне все равно не верила. Она подошла к зеркалу, чтобы снять сережки, — родители явно только вернулись, ведь она все еще была в деловом костюме, и волосы не кучерявились, а лежали ровно, аккуратно уложенные в стрижку боб — с такой прической она всегда ходила на встречи.

— Немного я знаю шестиклассников, кто может себе позволить оплатить страховку на «мерседес», Отэмн.

Я закатила глаза к потолку и сделала глубокий, медленный вдох.

— Хорошо. В нашей школе появился новый ученик-Сейдж.

Мама одарила меня материнской покровительственной улыбкой, что приберегалась для ситуаций, в которых она одержи­вала верх.

— А-а, мы все же решили остановиться на правде.

Я улыбнулась в ответ и уже собиралась отправиться наверх, когда из кухни донесся голос папы:

— О чем вы, красавицы мои, спорите?

Он появился из-за лестницы со стеклянным стаканом и переброшенным через руку кухонным полотенцем.

Я прикусила язык, молясь, чтобы они отпустили меня пере­одеться, пока моя насквозь промокшая одежда не затопила всю прихожую.

— В школе появился новый ученик-Сейдж, — повторила я.

Во взгляде папы читался умеренный интерес, и он спросил, продолжая вытирать стакан:

— Ты, должно быть, рада? Из какой семьи?

Я колебалась, покусывая язык, но откладывать неизбежное не было смысла. Я перевела взгляд с него на маму.

— Атенеа.

Стакан разбился об пол, а следом, накрывая осколки, поле­тело полотенце. Папа открыл и закрыл рот, тщетно пытаясь скрыть свои эмоции.

— Бог ты мой… — выдохнул он, держась за грудь.

Мама подошла и принялась рукой описывать круги по его спине, хотя сама выглядела не менее шокированной.

— Кто?

— Фэллон.

— Семнадцатилетний? — спросила мама, еще больше распахнув глаза.

Я кивнула.

— Но ведь он — второй претендент на трон. Что, черт возьми, он здесь делает?

Я пожала плечами, хотя и понимала, что, раз уж начала рассказывать правду, можно раскрыть все карты.

— Он сказал, что хочет скрыться от прессы. Он живет у герцога и герцогини Виктория. — Я сделала глубокий вдох. — Они купили поместье в Дартмуте.

Они обменялись встревоженными взглядами. У меня с родителями было немного общего, но в этом наши мнения совпадали: мы не хотели, чтобы Атенеа жили где-то неподалеку.

— И еще, хотя я просила не делать этого, он рассказал в школе о нашем герцогском титуле.

Это было не совсем правдой, герцогиней была я, но так как я была еще несовершеннолетней и моими финансами управлял папа, он по обычаю носил этот титул.

Это было для него слишком. Он тяжело облокотился на перила и закрыл лицо руками.

Потом мама повела его на диван в гостиную, а я, пользуясь случаем, сбежала. Мне не было их очень уж жаль. Да, они тоже не хотели соседствовать с Атенеа, но, в отличие от меня, им не придется с ними сталкиваться.

Поднявшись в свою комнату, я быстро сняла мокрую одежду и надела самую длинную ночную рубашку и пару теплых носков. Несмотря на теплые вещи и горячую батарею, мне все еще было холодно.

— Inceandia, — пробормотала я, и в моих ладонях возникло овальное пламя. Опустив руки, я дала ему разгореться в повисший в воздухе шар, который согрел комнату в считаные секунды.

Я смотрела на эту твердую немигающую субстанцию и вдруг вспомнила слова принца. Сгоряча я взмахнула рукой, и пламя потухло. Услышав, как с моих губ сорвалось ругательство на сейджеанском, я бросилась на кровать лицом вниз и колотила матрас до тех пор, пока на подушку не покатились слезы.